Столичное
Константиныч с утра в гастрономе. Живой едва,
С бормотухой к девице на кассе подходит, робко
Медяками звеня: «Обнаглела совсем Москва…
Мы без водки сидим, а они проклинают пробки!».
Ночью дали в табло, увели кошелёк… Жульё!
И теперь на опухшем лице не глаза, а щёлки.
А столица бузит: «Не позволим сносить жильё!
Не хотим в новостройки – подохнем в своих хрущёвках!».
Только мы не похожи на них. Мы иных кровей!
И кому, как не нам разбираться с буржуйским классом?
Константиныч вскрывает дрожащей рукой портвейн
И глотает из горлышка, не отходя от кассы.
Он выходит за двери, перстом небесам грозя,
Отпивает ещё и куда-то ползёт улиткой.
Что за дрянь москвичи! Ну, ничем угодить нельзя –
Осерчали, что им тротуар замостили плиткой!
Вот допью, и мерзавцев как старый носок порву!
Загляну в их заплывшие жиром свиные лица
И воскликну: «Не ждали, что я покорю Москву?!
Я – проблема, которую вряд ли решит столица!».
Константиныч шагает, гоним мировой тоской.
Он желает неистово гаркнуть: «Зажрались, твари!»,
Но лишь молча пыхтит табаком. И свернув с Тверской,
Растворяется в пёстрой толпе на Страстном бульваре.
