Столичное

Константиныч с утра в гастрономе. Живой едва,

С бормотухой к девице на кассе подходит, робко

Медяками звеня: «Обнаглела совсем Москва…

Мы без водки сидим, а они проклинают пробки!».

 

Ночью дали в табло, увели кошелёк… Жульё!

И теперь на опухшем лице не глаза, а щёлки.

А столица бузит: «Не позволим сносить жильё!

Не хотим в новостройки – подохнем в своих хрущёвках!».

 

Только мы не похожи на них. Мы иных кровей!

И кому, как не нам разбираться с буржуйским классом?

Константиныч вскрывает дрожащей рукой портвейн

И глотает из горлышка, не отходя от кассы.

 

Он выходит за двери, перстом небесам грозя,

Отпивает ещё и куда-то ползёт улиткой.

Что за дрянь москвичи! Ну, ничем угодить нельзя –

Осерчали, что им тротуар замостили плиткой!

 

Вот допью, и мерзавцев как старый носок порву!

Загляну в их заплывшие жиром свиные лица

И воскликну: «Не ждали, что я покорю Москву?!

Я – проблема, которую вряд ли решит столица!».

 

Константиныч шагает, гоним мировой тоской.

Он желает неистово гаркнуть: «Зажрались, твари!»,

Но лишь молча пыхтит табаком. И свернув с Тверской,

Растворяется в пёстрой толпе на Страстном бульваре.