Эдельвейс

Просыпаться не хотелось категорически. Ведь стоит только открыть глаза, как реалии повседневности возьмут тебя в оборот и до вечера, или до тех пор, пока от усталости не упадёшь — обратно, в мир грёз и отдыха, уже не отпустят. А мне сейчас так хорошо: как-то по особенному тепло и уютно. Мерно вздымающаяся под моей рукой мужская грудь добавляет умиротворения в коктейль из просыпающихся ощущений. Так и не открыв глаз, я прислушивалась к глубокому, но тихому дыханию совсем близко от меня, благодаря чему чуть снова не уснула, но вдруг ритм этого дыхания изменился, сбился, и, буквально через мгновение, добавилось ещё одно ощущение — талию сжала широкая, сильная кисть руки, видимо того, к чьему дыханию я прислушивалась. И тут меня как током пробило: глаза распахнулись оба сразу, чары сна осыпались осколками к изножью постели, а я пыталась осмыслить то, что увидела.

Первое впечатление — шок! Натаниэль! Вот чьи это были грудь, руки, дыхание… И как же мы оказались в одной постели?! Да, мы дружили. Да, нравились друг другу, но чтобы такое?!

И тут взгляд, блуждающий по спящему парню, цепляется за мелкие детали, выделенные льющимся из приоткрытой двери в комнату светом, которые я сначала не заметила: во-первых, он спал одетым. Ну, то, что рубашка расстёгнута, это же не страшно. Может ему жарко стало. Брюки на нём тоже были. Это я уже опытным путём установила. Нет, не заглядываем под одну на двоих одеялку. Я всего лишь чуть пододвинула в нему ногу и почувствовала ткань, намного жёстче, чем ткань пододеяльника. А во-вторых — на его боку, любезно приоткрытом рубашкой, отчётливо видны ссадины. Интересно, где это он так?

Очередной раз сбившийся ритм мерного дыхания выдернули меня из раздумий. Нэйт было нахмурился во сне, даже напрягся, отчего рельеф мышц прорисовался чётче: кубики пресса стали очень объёмными, а мышцы рук — были видны даже под тканью рубашки. Я даже дыхание задержала, от неожиданности. Но пару секунд спустя, Нэйт принюхался, сгрёб меня в охапку, теснее прижав к себе и, уже расслабляясь, на выдохе произнёс всего одно слово: «Эдельвейс».

Всё же надо отдать Натаниэлю должное — лежать в его объятьях, на его груди — оказалось очень удобно, да и чего уж там — приятно. Будить парня не хотелось, а устроиться иначе — не получалось. Впрочем, меня всё устраивало. Под мерный стук сердца Нэйта мои мысли плавно текли, и в кольцо Мебиуса их скрепляло всё тоже слово: «Эдельвейс». Так меня называет только Нэйт.

Если бы мы не учились в одном классе, вряд ли бы попали в одну компанию. Интересы разбросали нас по разным ВУЗам, но дружба выдержала не только это испытание. Я и Эд — подались в правоохранительные органы, Нэйт, Алекс и Макс — стали инструкторами по высокогорным восхождениям, а Лина — отправилась покорять мир моды своими креативными способностями модельера одежды. Из всех наших «мальчишек», Нэйт был самым тихим, но в нашей компании он чувствовал себя как рыба в воде, да и нам с ним всегда было комфортно: он потрясающе интересный собеседник, умеет не только рассказывать, но и слушать, а ещё он всегда оказывался рядом в нужный момент. По крайней мере со мной. Не нарушая пестуемого мною личного пространства, он кружился рядом, и если нужны была помощь или совет, то с этим проблем не возникало.

Как-то, после очередного удачного восхождения, и не менее удачного спуска вниз, мы сидели на моей даче у костра.

— Нэйт, этот сарафан ты на мне уже видел. С чего вдруг такое пристальное внимание? — не удержалась от вопроса. Но я же чувствую, что на меня смотрят.

— Знаешь, ты очень похожа на Эдельвейс, — тут же ответил Нэйт, продолжая меня рассматривать, наверно чтобы окончательно убедиться в правильности сравнения.

— И чем же? — всё же я была не согласна с ним в этом вопросе. Но вдруг я чего не знаю?

— Всем, — припечатал Нэйт и улыбнулся. Я так не умею. Никто из нашей компании так не умеет: на губах сияет счастливая улыбка, а в глазах прячется печаль. Мне вот всегда было интересно — почему? Но если спросить — Нэйт лишь отмахивался и говорил, что всё в порядке и чтобы я не забивала свою прелестную головку всякой ерундой. А вот на вопрос про Эдельвейс — ответ с тех пор не менялся: «всем» и всё тут. Потакая своему любопытству, я пораспрашивала на тему Эдельвейса не только поисковики всемирной сети интернет, но и других восхожденцев из нашей компании. Ну понятно, что цветок, как и я — красивый, но он такой хрупкий, что с моим характером и мироощущением сильной женщины он у меня ну никак не вязался. Так почему же Нэйт считает нас такими похожими?

Сделав виток, память вновь вернула меня к вопросу: «Как же мы оказались в одной постели?». Нехотя, та же память начала выдавать воспоминания о вчерашнем дне, идущими одни за одним стоп-кадрами особо ярких мгновений: к ювелирному магазину, который решили ограбить именно вчера, мы с Эдом оказались ближе всех; ворвавшись в магазин — видим двух заложников — жену Эда, с кровоподтёком на скуле и явно сломанной рукой, и её подругу; пытаюсь оттеснить напарника себе за спину, веду переговоры с налётчиками, прекрасно осознавая, что преимущество на их стороне, хотя на данный момент их заложники не транспортабельны: обе еле держаться в сознании — одна от боли, а вторая — от страха за себя и за подругу; воплощаю в реальность единственный пришедший на тот момент выход из создавшейся ситуации — предлагаю обмен заложников на себя; Эд пытается меня образумить, но я буквально впихиваю в его руки своё табельное оружие и иду на обмен; переступаю порог, выходя на улицу с дулом пистолета у виска и заломленной за спиной рукой, и встречаюсь со злым взглядом Нэйта, стоящего около нашей с Эдом патрульной машины; крайнее удивление в моих глазах меняется на понимание — он всё видел через огромные окна магазина и теперь очень зол, причём скорее всего на меня; подтверждая мою догадку, он идёт наперерез к нашей троице — мне, и прячущимся за мной двум грабителям — безрассудство чистой воды — пистолет у них один на двоих, но у второго в руке — большой охотничий нож, который он мудро не прячет, а наоборот, выставляет на всеобщее обозрение, мол он тоже опасен. А вот дальше картинки всплывают вместе с фразами:

— Ты совсем думать разучилась? — ещё на ходу Нэйт начинает на меня кричать, что стало неожиданностью не только для меня (не знала, что он вообще умеет повышать голос, и уж тем более не ожидала такого выпала в свой адрес), но и для грабителей, которые попытались его «вразумить», то перенаправляя дуло пистолета на него, то сильно прижимая его к моей голове, но Нэйт лишь отмахивался от них: «Не с вами я говорю, а с этой, неблагодарной!». От такой наглости грабители малость растерялись — вроде Нэйт их не трогает, но и пройти дальше не даёт. Спустя минут пять, в течение которых Нейт так же на повышенных тонах пытался донести до меня мысль, что я очень не права, и когда грабители уже между собой решали что им предпринять, за них это решила группа захвата, прошедшая через магазин (задние двери им в этом помогли) и практически бесшумно появившаяся за спинами горе-налётчиков.

А в следующем кадре Нэйт, молча ожидавший, пока я общалась с начальством и Эдом, который сначала наорал на меня за самоуправство, а потом чуть не придушил в благодарность за спасение его ненаглядной, ну и её подруги заодно, просто подошёл, сгрёб меня в охапку, а потом и вовсе закинул себе на плечо, другой рукой взял свой огромный рюкзак, с которым он, кстати, как раз вернулся из очередной экспедиции, и не объясняя ничего и никому, так же молча унёс к себе домой.

А дальше мы пили. Уж не помню, что именно, но оно явно было алкогольным. И вот именно тогда Нэйта прорвало и он, наконец-то, начал выдавать объяснения на мучившие меня вопросы. Не смотря на поступавший в организм алкоголь, этот разговор, как оказалось, я запомнила хорошо.

— Вот скажи на милость, зачем ты так поступила? — старается заглянуть в мои глаза, которые я выше кружки не поднимаю. Боюсь, что он опять накричит. Хотя обычно я, благодаря своей профессии, нахожусь по другую сторону баррикад, и это на меня боятся смотреть. Откуда взялась смелость — я не знаю, но, подняв глаза, я прочла во взгляде Нэйта строгость и решительность. И тут меня переклинило и понесло.

— Я всего лишь выполняла свою работу. И не надо так на меня смотреть! Я уже устала всем и каждому доказывать, что если я женщина, то это не значит, что меня не надо брать в расчёт, что я ничего не стою и ничего дельного из себя представить не могу! Я ожидала такого отношения от многих, но не от тебя, Нэйт. Ты же сто лет меня знаешь! Неужели так не очевидно, что я не слабачка какая-нибудь?! Что я тоже кое-на что способна… — Нэйт молча слушал мой монолог, не перебивая, лишь изредка делая небольшие глотки из кружки. Пили мы одно и то же. Дождавшись, пока мой поток слов и эмоций иссякнет, он неожиданно тепло мне улыбнулся, но на этот раз не только губами, но и глазами.

— Если ты всё сказала, выслушай теперь меня, — промочив горло ещё одним глотком, Нэйт стал рассказывать о том, о чём я так давно хотела узнать. — Я накричал на тебя при грабителях не потому, что ты бестолковая слабачка, а потому что я за тебя страшно испугался. Я проходил мимо, по улице, возвращаясь домой, и мечтал лишь о горячем чае, ванне и отдыхе. Но, увидев вашу с Эдом машину, я решил задержаться — просто не смог пройти мимо, когда ты была в опасности.

— Там была не только я, но и Эд, — попыталась парировать я.

— Я знаю, — кивнул Нэйт, — но об Эде есть кому заботиться и кому думать, так что для меня там, в опасности, была именно ты. И что же я вижу? Ладно, что ты задвинула Эда на второй план, себе за спину. Ладно, что ты взяла всё в свои руки. Тут бы я смолчал, потому что ты привыкла так делать и на тот момент была безусловно права. Но когда ты поменяла свою жизнь на жизнь заложников, причём добровольно, я взбесился. Ты хоть представляешь себе, ЧТО я почувствовал?!

Я молчала. Нэйту надо было выговорится, а мне всё равно нечего было сказать в своё оправдание. Хотя…

— Но ведь ты знал, что моя профессия связана с постоянным риском и храбростью, — не вопрос. Утверждение. В моём взгляде зажёгся дерзкий огонёк, но тут же потух, потому что Нэйт меня об этом попросил. Нет, не словами — взглядом.

— Да, я всё это знал. В моей профессии риска не меньше, но я всё же умею отличать риск от смертельной опасности, и храбрость от безрассудства! — очередной глоток из кружки, и вот уже его слова льются тихим потоком, без эмоциональных взрывов. — Ты хотела знать, чем ты так похожа с Эдельвейсом? — мой настороженный утвердительный кивок. — Так вот, я повторюсь — всем. Но если тебе этого определения мало, если оно так не понятно, то я поясню. Во-первых — ты, как и этот необыкновенный цветок — пахнешь мёдом. Да, я один из смельчаков, или безумцев, которые сумели до него добраться, при этом не расставшись с жизнью. Требуется нешуточная отвага и мастерство, чтобы добраться до этой белой звёздочки, ласкаемой самим небом. Ты ведь видела фотографии? Я бы принёс тебе его в подарок, но, к сожалению, он занесён в красную книгу. Кстати, чтобы хотя бы приблизится к тебе достаточно близко — требуется не меньшая храбрость.

Так вот, во вторых — Эдельвейс, на языке цветов, означает любовь, преданность и отвагу. В тебе всё это есть. И тебе совсем не нужно кому-то и что-то доказывать, ведь ты уже всё доказала. Как только ты приняла эти качества в себе, они стали автоматически восприниматься окружающими. На первый взгляд, что ты, что Эдельвейс, цветущий на кромке обрыва высокой отвесной скалы, выглядите хрупко. Но это только первое впечатление. Вы оба обладаете невероятной стойкостью: ты — к всевозможным проблемам этого мира, а он — к беспощадным лучам ультрафиолета, которые, по идее, должны были его убить, но это не так. Вы оба уже давным-давно уже всем всё доказали. Понимаешь? Ну и в-третьих — вы оба необычайно красивы. Но не кричащей красотой, которая призвана лишь обратить на себя внимание, а той, тёплой, нежной, которую хочется оберегать, на которую хочется любоваться всю жизнь. Однажды, я всё это увидел в Эдельвейсе, и потом это же разглядел и в тебе.

— И как давно? — вопрос вырвался, пока я его ещё и обдумать не успела. Расслабилась.

— Достаточно, чтобы понять, что теперь мне есть ради кого быть осторожнее, и не достаточно, чтобы найти в себе храбрость признаться тебе в этом, — улыбка у Нэйта вышла грустной. — Я знаю, что ты храбрая и, в принципе, всё можешь сама. Но, может ты мне всё же позволишь доказать, что ты сможешь ещё больше, если хотя бы иногда будешь расслабляться и доверять свою жизнь другому человеку. Мне. Обещаю, что ты об этом не пожалеешь…

Всё, что было дальше, помять укрыла туманом. Хотя, возможно, не столько память, сколько выпитый алкоголь. Но, похоже, я согласилась на предложенную Нэйтом авантюру. Но он, как истинный джентльмен, с бесконечно романтической душой, решил не торопить события. Это и объясняет, почему мы спали хоть и в обнимку, но одетые, и почему… Да в общем мне стало понятно всё. И я ничуть не жалею, что теперь имею возможность иногда быть хрупкой, в его сильных руках.

Теперь я понимаю, почему я для него именно Эдельвейс.