серый волк

(Продолжение)
"Есть море, в котором я плыл и тонул, - но на берег вытащен, к счастью,
есть воздух, который я в детстве вдохнул, - и вдоволь не мог надышаться! -
У Чёрного Моря..."
 
Город, - Главная Военно-морская База страны, - её Слава, в то время - для своих и чужих был закрыт, ну а "сестра" его - Балаклава, - об этом нечего даже и говорить!… Как ни пытались попасть мы, ещё -
- пацанами туда, как ни старались, - из этого ничего у нас тогда, так и не получалось, - только потом
мы узнали: там строили секретный подскальный порт-рем городок для наших ядрёных подлодок…
В то время, американские спутники-шпионы, - над нашими головами ещё не летали, чужие самолёты-
разведчики, сюда не залетали, - аж с 44-го года, а карты Крыма, картографы - так тогда составляли, -
- что - Балаклавской бухты на них, - как бы, - и нет! (Вот, - насколько секретным, был этот объект!…)
Проклятая НАТА, - на нашу Главную базу, нацелила изрядную часть своего ядрёного потенциала,
и каждое утро мама меня, как - в последний раз целовала, - когда в школу - на пол дня, провожала …
А - для меня, тот год голодный (в разгар войны холодной) проходил в боях на переменках, в шумной давке у прилавка нашего школьного буфета - за ещё тёплый пирожок с повидлом, за пятьдесят копеек…
 
На промёрзших скамейках Примбуля, только - зимой бывает пусто, - когда задувают штормовые ветра,
и 3-хметровые волны, атакуют упорно и бестолково парапеты Набережной Корнилова, - выбрасывая
на берег - морского дна обитателей, с зелёной морской травой-капустой. После волнЫ отката, - падая и переворачиваясь, суетливо бегут - за ней, на своих длинных лапках, крабы и пауки, выброшенные ей, на
берег бетонный, сбиваемые с ног очередной волной, - ещё более страшной и холодной. Волноломное
ограждение у входа в бухту тогда ещё не стояло, и паромно-катерное сообщение с Северной, - на всё
время шторма в такие дни прекращалось, и для тех, кто жил - там, а учился в городе, - лафа наступала…
 
На двухметровой глубине у Набережной адмирала Корнилова (рядом с Аквариумом), очень крупная стая
ставридовая, место себе облюбовала, и отец привёл меня на рыбалку туда. (В те времена - рыба была
главная наша еда)… Я своей удочкой, одну-за-одной, - рыбу на берег тягал, а он, её с крючков снимал,
и новых усиков (так мы звали креветок) на снасти насаживал, (так как для этого, я - был ещё очень мал),
а за своё удилище, взяться ему было некогда, – такой, (как больше уже никогда), - был у меня клёв тогда!
Собралась большая толпа зевак, - каждый, что то своё советовал, и - что не взял с собой снасти, сетовал.
Вдруг все замолчали: у меня на крючке висела, безобидная с виду рыбка, (очень похожая на ставридку),
с длинными на спине шипами, и кто-то промолвил: "Собака!" Это была, - самая ядовитая обитательница
Чёрного моря того времени, - и что было бы с нами, неграмотными пацанами, - рыбачь мы тогда одни!
Я, широко раскрытыми глазами, - (полными, от горя, - слезами) смотрел - как батя, её о причал давил, своими подкованными каблуками…
 
Сколько в родном Чёрном море, всяких опасностей и горя, - я не знал, и никто мне про то, - не сказал.
Кроме рыбалки, отец плавать учил меня, с первых дней, на Хрусталке, - где была тогда, - спасательная
станция и Морской клуб ДОСААФ, (табличкою ограждён: "Посторонним вход воспрещён!") Вода там,
кристальная, - чисто, - хрустальная! Сначала отец катал меня "на барана" - он плыл брассом, а я руками
за его плечи держался, после четырёх таких тренировок, - я без резинового круга уже на воде держался,
был с морем уже, -на «ты», он мне маску-трубку одел, - я поплыл, и …обалдел, - от вдруг, открывшейся
передо мной, подводной той красоты: Крабы-рапаны-разноцветные рыбы-мидии в водорослях-цветах
на скалах, - такое - на всю жизнь запомнишь ты (особенно, если её отмеряно мало!) Какие чудеса меня
окружали! Это было почище "В мире безмолвия" Жака Ива Кусто, – что на днях я смотрел в кинозале!
 
Морская вода скрадывает глубину и, думая, что не глубоко, попытался встать ногами, - и тут же пошёл
ко дну, - трубкой вдохнул вместо воздуха - воду, хлебнул, и лёгкими её хватанул!... В глазах - потемнело, -
и разноцветные круги пошли, как - рыбы, что меня окружали… - Дальше, – не помню, – почти утонул, но
кто-то решил, - Там - Наверху, - что ещё, - слишком рано, и очнулся я, на прибрежных камнях, - где спасатели - к жизни меня возвращали…
 
В тот год, как то утром, предстали нашим удивлённым взорам, незнакомые вывески - на знакомых ранее
зданиях: парикмахерская, - стала за ночь, - "перукарней", столовая, - "идальней", (всё стало - не так!) - даже
всеми нами любимая вывеска "Кино", стала неузнаваема - из-за того, что вместо "и" – красовался на ней,
перевёрнутый восклицательный знак! Вдоволь мы - насмеялись, (а взрослые, – начертыхались), но через
два дня всё возвратилось - на круги своя! Москва не одобрила хохлятские те, - (застолбить - за собой
наш славный Город – Герой), - потуги…
 
А времена, - уже новые нас поджидали, - ордер на комнатку в коммуналке дать обещали, (на площади
адмирала Ушакова, в новой строящейся пятиэтажке), с видом на Матросский клуб, с курантами в башне,
где, через дорогу - ограда чертовски увлекательно-занимательного, Исторического бульвара…
 
 
До сих пор на Секешфехерварском вокзале стоит скромный маленький обелиск, (с красной звездой, без
фамилий), а в альбоме моём, пожелтевшая фотография хранится, на ней, - детсадовских друзей моих,
грустные лица, - будто знали они, - чем обернётся для них, предстоящая та, - заграница…
 
И будто, - сейчас глядят на меня, всё понимающие, умные волчьи глаза, но вот, - никак не возьму
я в толк, - пошто - пожалел меня, в тот летний день, и не съел, старый голодный, серый волк?…