Дай Бог, живым узреть Христа-9
ДАЙ БОГ, ЖИВЫМ УЗРЕТЬ ХРИСТА
(Эссе о творчестве Евгения Евтушенко)
9.
Итак, продолжаем анализировать стихи Евгения Евтушенко с точки зрения Истины Христовой, то есть с позиций самой высокой и принципиальной оценки художественных произведений. Она коренным обрзом отличается от литературной критики ныне общепринятой — критики толерантной, всеприемлющей, а точнее — совершенно несерьёзной, непринципиальной. Но, кажется, настала эпоха возрождения тысячелетней российской веры, предсказанная великими нашими святыми, и потому в самую пору протаптывать новые тропинки в дремучей, насквозь пропылённой траве забвения и безнравственности, которая заполонила почти всё вокруг.
В первой книге евтушенкинского девятитомника есть проникновенное стихотворение о матери Маяковского и о самом поэте.
Он гремел на эстрадах, весёлый и грозно остривший,
но она-то ведь знала, как дома потом,
ей в колени упав головою остриженной,
он дышал тяжело — со стиснутым ртом.
Так сказать о Маяковском в год смерти Сталина, в ещё, по сути, сталинскую эпоху! — Певец революции, сочинивший и произнёсший на весь свет громовым басом: «У советских собственная гордость — на буржуев смотрим свысока!», защитник «самого передового в мире общества»! И вдруг падает в колени матери и дышит тяжело, яростно, зловеще безмолвно. До такого состояния не могла довести неудачная любовь. Могло довести только страшное разочарование в главном — в святости выбранного пути не только им самим, но и восставшим народом. Это, по сути, с Маяковским и случилось. И показа именно этой великой трагедии требовала Истина. Евгений Евтушенко — и это очень важно! — вплотную подошёл к решению глубинной темы, совесть подвела его к ней. Но поэт ограничился лишь внешним изображением переживаний «этакой глыбины». Внутренней, духовной глубины любимого поэта в то время, время почти всеобщего забвения о Боге, последователь Маяковского пока ещё увидеть не мог. Скорее всего, он имел в виду запрет властями проведения известной творческой выставки Владимира Владимировича. Дальше шагнуть — незнание Истины не позволяла.
Годом раньше Евтушенко сочинил другое, как тогда называли, проблемное стихотворение, без заголовка, небольшое по размеру, но немалого шуму в советскую литературу привнёсшее.
Не надо говорить неправду детям,
не надо их в неправде убеждать,
не надо убеждать их, что на свете
лишь тишь да гладь да божья благодать.
Не надо по желанью своему
морочить их несбыточными снами.
Учить не надо верить их тому,
чему уже давно не верим сами.
Солгавший детям — детство обезлюдит,
подсунет им бесчестье, словно честь.
Пусть видят же не только то, что будет,
пусть видят, ясно видят то, что есть.
Сладинка лжи — отрава в манной каше.
Писк лживый не прощайте у кутят.
И нас потом воспитанники наши
за то, что мы прощали, не простят.
Критика той поры увидела в этой философской миниатюре страшный поклёп на советскую действительность, возмутительную хулу на воспитание молодёжи — самое лучшее в мире, как впрочем, и всё, что зрело и вызрезревало в краснознамённом мире. А потому какую же такую неправду детям мы говорим?! Разве, когда мы славим наше революционное прошлое, — это неправда? Опять, уже в который раз, занесло Евтушенку шут знает в какие антисоветские дебри! Запретить надо его памфлеты печатать!
Позднее, когда началась в стране так называемая «демократическая перейстройка», критика об этом стихотворении, как, понятно, и о других проблемных вещах поэта, мнение изменила на противоположное. Дружно говорилось, что в этом маленьком шедевре, состоящем всего из шестнадцати строк, лучшему поэту эпохи удалось сказать о многом, и в том числе о лжевоспитании молодёжи, в котором делался упор на лакировку действительности, на утверждение того, чего в жизни никогда не было.
Соглашаясь с тем более зрелым и достаточно искренним утверждением критиков, мы бы несколько расширили похвалу Евгению Александровичу. Обличая ложь в тогдашнем воспитании, он в обобщённой форме сказал и о самих неправдах в жизни государства. Лжи было настолько много, что не только люди умственного, но и других разновидностей труда обнаружили её и для себя уяснили её неприемлемость и вредность, — о чём и повествуют вот эти строки:
Учить не надо верить их тому,
чему уже давно не верим сами.
Что под этими неправдами имел в виду поэт? Ответить на этот вопрос несложно. Из многих стихов, в том числе и нами уже рассмотренных, неправды тех лет встают неприглядным, грязным и разномастным строем — здесь все отступления и властей и простых граждан от идеалов революции, за которые отцы и деды отдавали свои жизни. Как правило, провозглашённые идеалы сводились в жизни к своим противоположностям: свобода превращалась в рабство; равенство — в богатство и нищету; мир — в войны, внешние и внутренние; обещанное счастье — в муки телесные и душевные. Иными словами, общество, обманывающее своих детей, таким же наглым образом обманывало всех своих граждан.
Как видим, вторая оценка рассматриваемого стихотворения, сделанная по нормам и правилам уже не советского, а постсоветского времени, постреволюционного, хотя еще от революционности не совсем избавившегося, — гораздо ближе к правде, к чести и совести. Но это всё ещё не полная правда, а лишь частичная. А от Истины, которая в анализе нас больше всего интересует, вообще далековата.
Человека, знакомого с Православной Истиной, учением Христа, сразу бы насторожил тот факт, что возникший в 1917 году «народный» строй изобиловал и продолжает изобиловать, поскольку наше время — логическое продолжение минувшей красной эпохи; изобиловал и продолжает изобиловать великим множеством нарушений всевозможного рода. А раз так, то напрашивается вполне убедительный вывод — большевисткая формация, породившая античеловеческие явления, по своей сути тоже античеловечна, безнравственна, бездуховна.
Истинные христиане назубок выучили главное правило Спасителя — если хочешь узнать сущностную сердцевину того или иного события, начинай анализ с единственно верного оселка, мерила, или, как говорят философы, основания. То есть любое исследование нужно начинать с отношения изучаемого предмета к Творцу, к Богу, к Его многочисленным и неизменным заповедям. Всё созданное Господом — прекрасно, высоконравственно, спасительно-полезно для людей, для природы и для всей вселенной. Если же событие или явление задумано и осуществлено человеком и противоречит Откровениям Христовым, то оно лживо, бездуховно, не имеет право на существование. Какое-то время оно бытийствует, являясь, по Промыслу Божию, поучением-наказанием для созидателей чего-то и их послушных единомышленников. А потом разрушается, терпит крах, как Вавилон или «построенный в боях социализм».
Имея это в виду, рассмотрим самовосхвалявшееся «народное» государство, а затем и стихотворние Евтушенко «Не надо говорить неправду детям...»
Советская империя — порождение насильственного переворота, осуществлённого революционерами-безбожниками, взявшими на вооружение идеи французских просветителей-атеистов и германских философов-материалистов. Для всех для них Бог был враждебной помехой, а потому и врагом номер один. И в такой же страшной вражде к Творцу оказались строители новой, уже русской Вавилонской башни. И что же могло выйти радостного и счастливого из этого спиртового настоя ненависти и вражды?! Вот и вышло то, что вышло — все, даже на первый взгляд человечные, идеи и стремления превратились в свои отрицания, то есть в те бесконечные по количеству ошибки, отклонения, нарушения и откровенные подлости, которые не могли укрыться от совестливого взгляда нашего поэта.
И, понятно, не мог он пройти мимо острейшей проблемы советской поры — лживо-патриотического воспитания молодёжи (а по логике — и всех остальных). Евтушенко ещё очень мягко коснулся этой проблемы: «Не надо говорить неправду детям, не надо их в неправде убеждать». Какая уж тут неправда, когда было наглое враньё, которое Христос называет «мерзостью перед Ним». Но других слов поэт тогда не нашёл — в силу того, что не мог преодолеть веры в лжесвятые идеалы и пока ещё атеистического неверия в Божественную Истину.
Поэт вновь и вновь видит причины всех бед в человеческом забвении «революционной святости», в омещанивании людей, — а не в забвении святости учения Спасителя, не в отходе от веры предков, не в обездушивании людей, не в окаменении их сердец. Знающий Истину именно с этого бы начал анализ «красной эпохи», то есть с массового безверия, а значит с массового падения нравов, с неудержимого роста бесчеловечности и бездуховности общества. Но талантливый стихотворец был всё ещё на дальних подступах к такому пониманию действительности. Хотя шаги к этому в отдельных провидческих стихах проявлялись всё чаще и отчётливее. Сошлёмся на мини-поэму «Патизанские могилы» (цитируем в сокращении).
Итак, живу на станции Зима.
Встаю до света — нравится мне это.
В грузовиках на россыпях зерна
куда-то еду, вылезаю где-то.
Вхожу в тайгу...
Думаешь, начинается прекрасная пейзажная зарисовка Евтушенко. Он крупный мастер на такие вещи. Но — нет.
Отпущенный бессмысленной тщетой,
я отдаюсь покою и порядку,
торжественности вольной и святой,
и выхожу на светлую полянку,
где обелиск белеет со звездой.
Поэт, в разросшихся возле обелиска кустах малины, читает имена похороненных партизан.
А надо всем — торжественная надпись:
«Погибли смертью храбрых за марксизм».
Они, конечно, Маркса не читали
и то, что бог на свете есть, считали,
но шли сражаться и буржуев били,
и получилось, что марксисты были.
Но кто же эти самые буржуи,
каким они пускали кровь большую?
Так часто называли в сварах, кознях
крестьяне однокозные — трёхкозных,
прихлопывая насмерть как слепней,
всех тех, кто был чуть менее бедней.
За мир погибнув новый, молодой,
лежат они, сибирские крестьяне,
с крестами на груди — не под крестами —
под пролетарской красною звездой.
Каким же получился этот мир?
Совсем не по мечтательному Марксу.
Марксизм в крови марксистов измарался,
крестьянской крови с рук своих не смыв.
Прощайте, убиенные марксисты!
Над вами птицы в небе голосисты,
но вам, к несчастью, не услышать их,
и вам не суждено услышать, к счастью,
потомков упоённых сладострастье
в разоблаченье мёртвых и живых.
Почему эти стихи посчитали мы шагами к Истине — поговорим в следующей главе.
