В один тёплый осенний день, в старом парке, на скамье под липой сидел сухонький узкоплечий пенсионер и насторожённо поглядывал по сторонам. За стёклами очков шустро бегали его маленькие злые глазки…Вначале ничего интересного для обозрения не было. Аллея пустовала.Старичку было скучно, поскольку он вышел в парк, в надежде найти собеседника.

Но вот вдалеке показался какой-то человек в летней шляпе. Старичок слегка оживился и повернулся в сторону идущего. А тот неспешно шёл к скамье, отдуваясь и часто вытирая лысый лоб большим клетчатым платком. Его походку отягощал большой сильно выпирающий вперёд и уже свисающий вниз живот. Белая майка обтягивала его грудь, не менее, чем второго размера… Морщины и остатки седых волос говорили о том, что этот господин — ровесник сидящему пенсионеру.

Сухонький старичок подвинулся, давая место пришедшему. Глазки его блеснули ярче: он предвкушал интересную беседу или, если повезёт, и спор.

Спорить, придираться, склочничать и высмеивать собеседников старичок любил, и чем старше он становился, тем чаще делал людям замечания, совал нос в чужие жизни и научился сочинять и распускать сплетни… Отчего он стал таким? Наверное, оттого, что он прожил скучную монотонную жизнь, не достиг в ней никаких высот, не создал великих произведений искусства или научных открытий, и не совершил подвигов.

Просто жил, ел, спал, работал, выпивал, «как все», ссорился с женой, ругал детей… и мечтал стать значительным, грозным, весомым…

Шагами к исполнению мечты ему казались разные споры, в которых он старался одержать верх, пусть даже с помощь лжи и клеветы...

Пенсионер часто задирал людей в транспорте и высмеивал их, как он думал, блистая остроумием, но мелкая душа его была ненасытна и требовала ежедневной подпитки. Поэтому его жидкий дребезжащий фальцет был слышен в его доме с утра и до вечера, за исключением тех случаев, когда он ходил с разведкой в другие дворы или в парк…

А тем временем женоподобный толстяк отдышался, сел, и скрипуче промолвил: «Отвратительная страна! Прошёл целую аллею и не нашёл где купить свежей воды! Вот за границей можно купить и хорошую еду, и свежую воду на каждом шагу… и за смешные деньги! А в этой убогой России только нищета, пьяницы и грязь.

Сухонький старичок был патриотом, и поэтому радостно бросился в полемику: «А что Вы - иностранец, батенька?»

Толстяк, поправив криво сидящие очки и расползающиеся груди, с достоинством ответил: «Нет, я - местный, но за границей бываю часто!»

Старичок оживился ещё больше: «Так-так-так… А чем Вы занимаетесь там в этих заграницах, если не секрет?»

Толстый приосанился и ответил: «Я — представитель важного учреждения, но я ещё и сам себе хозяин, так как я — весомый человек в мире! Меня за границей уважают.»

Сухонький аж подпрыгнул от азарта и продолжил «раскручивать» собеседника: «Такшта, говорите, что там всё хорошо, и все живут кучеряво и богато?»

Потный пузан пророкотал, протирая очки: «Несомненно! Там другой уровень жизни. У них там культура, а тут что? Полуграмотные грязные мужики, которым надо только выпить и пожрать. Не зря даже местный поэтишка Лермонтов писал: «Прощай, немытая Россия!»

Старичок-патриот бросился в атаку: «Да Вы, батенька, очумели? Ишь, ляпнули: «немытая Россия!» А знаете ли Вы, что Ваша заграница почти до прошлого века кишела блохами и вшами… разного, даже интимного назначения? И дамы носили блохоловки, и дворяне мылись лишь два раза в году? А вот у нас на Руси с давних времён, баньки и чистота были в порядке вещей!»

Животастый побагровел: «Что Вы ерунду говорите! Это в нищей России везде грязь вши, тараканы, блохи, воровство и преступления! Чинуши беспредельничают, народ тупой, все необразованные, неграмотные и учиться не хотят, и все прелюбодейничают. А культуры нет никакой. То ли дело, чистая сытая богатая и культурная Европа!»

Тут толстяк смачно рыгнул, выпуская через рот воздух из обширного чрева. Другой «канал» выхода ненужного воздуха был припечатан толстыми ягодицами к полотну скамьи и поэтому не сработал.

Патриот брезгливо отодвинулся от рыгающего поклонника культуры Европы и сказал: «То-то, Вы культуры в своих «европах» набрались если прилюдно рыгаете!

Толстый набычился, встал со скамьи… и словесный спор мог бы перейти в физический, но … оба противника узрили, что по аллее идёт молодая стройная женщина, одетая ещё по-летнему: в короткую юбку и открытую полупрозрачную блузку. Наряд ей очень шёл, потому что она была молода, красива и хорошо сложена. Стройные ноги легко ступали по дорожке. Женщина шла быстро, не глядя по сторонам и улыбаясь своим мыслям…

Пузоватый лысик оживился: «Девушка, девушка, иди сюда, отдохни с нами!»

Улыбнувшись ему, женщина ответила: «Спасибо, дедушки, но я спешу на встречу с бывшими однокурсниками!»

Мелкий старичок аж подпрыгнул и залился дребезжащим воплем:

«Какие мы тебе «дедушки», дура! Сама старуха накрашенная!» Женщина удивлённо обернулась, и стало видно, что на её свежем лице нет никакого макияжа…

Но тут затрубил толстяк: «Правильно! Эта баба притворяется молодой! Небось, так умело подтянулась и наштукатурилась, а сама давно на пенсии!».

Изумленная женщина сказала: А на что вы обиделись, дедушки? Вы же седые!»

Тут два бывших противника принялись наперебой извергать из себя реплики:

— Подумаешь, седые, а ты дура! — визжал мелкий старичок.

— Ну и что, седой, зато имею вес в обществе, а ты — никто!» — гудел толстый.

— Ишь, фря какая! Даже видом своим лжёт! — вёл свою визгливую «партию» сухонький.

— «Точно, приятель, ты правильно сказал! Она — старая базарная баба, притворившаяся молодой и красивой!» — радостно поддержал его пузан…

Два бывших врага переглянулись, как добрые друзья и, блестя влажными глазками, открыли рты для следующей серии хамств, но тут молодая женщина подошла ближе и громко сказала им:

«Господа старики! Я шла мимо и не задевала Вас. Я не заняла ваши места под солнцем, не съела Вашу еду, не отняла у вас ни деньги, ни имущество! Я иду по своей дороге жизни, никого не отталкивая, любимая мужем, любящая его, и счастливая в семье. Я тружусь на любимой работе, и у меня много друзей, а вы, седые пожилые мужчины, словно угасшие душой бесстыдные люди, решили меня за что-то порочить?

Вы не знаете меня, и я не знаю вас… Так зачем Вы, захлёбываясь злобой, кричите мне нелепые гадости? Неужели Вы не знаете, что с каждой новой ложью и злобным словом у вас будет отниматься день жизни? А иху вас и так их осталось не слишком много!»

Молодая женщина повернулась и удалилась быстрым шагом…

Два старика ещё что-то кричали ей вслед, но их вопли заглушил налетевший холодный ветер… Новые приятели устали и притихли. Их старческие глазки ещё горели злобой, но пыл уже угас.

Наконец, толстый, трубно высморкавшись, сказал: «Я, кажется, знаю, где живёт и работает эта фря… Мы её там ещё достанем. Не так ли, друг? Сухонький протянул толстому руку: «Да, брат! Мы сделаем это! И два бывших соперника по спорам дружно поковыляли к выходу из парка.

Правда, лбы их морщила услышанная мысль о том, что за каждую ложь и злобу у них будет отниматься день жизни.

… Старики понимали, что дней у них, действительно, осталось маловато...