Предание о Серафиме Саровском-4

Предание о Серафиме Саровском-4
ПРЕДАНИЕ О СЕРАФИМЕ САРОВСКОМ
 
Роман в стихах
 
НА БЕРЕГУ САРОВКИ
 
 
(Глава вторая)
 
Пахомий, живший раньше в Курске,
Отец отшельного мирка,
По-православному, по-русски
Радушно встретил земляка.
Как Досифей, и он приметил
Огонь взрослеющей души,
Сказал, как день весенний светел:
«Ну что же, Прохор, послужи,
Отстав от омута мирского,
Тому, кто мир от смерти спас».
 
И вот у старца он святого
В послушниках. И в первый час
Мошнин уже в пекарне жаркой;
Заслонка так накалена,
Что чем-то вроде длинной палки
Отодвигается она.
И хлеб духмяный на лопате,
И тоже крепко раскалён.
И тут припомнилось некстати,
Как за прилавком чахнул он.
Всё стой и стой зимой и летом,
И черепахой время шло…
 
Теперь, поди-ка ты, об этом
Так вспоминается светло.
Но он забыть себя заставил
Прошедшее, как тяжкий сон.
Здесь нету тех свободных правил,
Здесь высшей строгости закон.
И как бы сердце ни хотело
Вернуться к прошлому тому —
Оно бесследно пролетело,
И возвращенья нет к нему.
 
Потом была столярка. Кузня
Её сменила. А потом
Просфорня следом. Эка, грузно
Профессии копились в нём.
И если кто-то в чём нуждался,
И словно камень шёл ко дну,
То непременно направлялся
Всё в ту же келейку одну.
Незнайке знающий отшельник
Советовал: «Верней всего,
Иди к Иосифу. Келейник
Великий мастер у него…»
 
 
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
 
О, Серафиме чудотворный!
О, преподобный отче наш!
Ты со своей вершины горней
На всепланетный ералаш
 
Печальным взором напряжённым
Глядишь и молишься за нас.
Неверием опустошённым,
Нам всё едино – век и час.
 
Безумно мы ушли от Бога
В печальном большинстве своём
И неразумно и убого
Для тела грешного живём.
 
Нам власть нужна, нужны богатства,
Нужны и слава, и почёт.
Нам наплевать на честь и братство,
На всё, что к Господу ведёт.
 
Нам не любить друг друга надо,
А изгонять и убивать.
Война – и мать нам и отрада,
Причастие и благодать.
 
В нас – ледниковая застылость
И древнегреческий Борей.
Но прояви к нам, отче, милость
И души наши обогрей.
 
В молитвы мы не очень верим,
Но ты молись за нас, молись.
И, может быть, назло потерям,
Духовней станет наша жизнь.
 
И, может быть, из долгой фальши
Мы свет увидим лучших дней.
Молись, как ты молился раньше,
В Саровской пустыне своей.
 
НА БЕРЕГУ САРОВКИ
 
(Продолжение)
 
Туманной утренней порою –
Ещё и птицы не поют,
Лишь только сторож храм откроет,
А наш послушник тут как тут.
Легко идёт к иконостасу,
Но молчаливые шаги
И Богородице, и Спасу,
И духам церкви — жизни гимн.
Напоминают, что начался
Христовой славы новый день.
Однако сумрак не сдавался,
В холодном храме всюду тень.
Но вот свеча у аналоя
Горячим пламенем зажглась.
И сразу в тишину покоя
Ручьём молитва пролилась.
Священник, зажигая свечи,
В устах улыбку затаил.
«Ведь новичок еще. А нечем
Мне упрекнуть его. Где сил
Берёт мальчишка! Даже старцы,
Так от огня отличен дым,
По высшей мерке, может статься,
В молитве не сравнятся с ним…»
 
Он Мошнина на службе видит –
Стоит послушник час и два,
Насколько служба длинной выйдет.
Что он живой, едва-едва
Со стороны заметишь это.
Напрасно хлопнешь по плечу,
Не будет от него ответа.
И лишь в глазах сиянье света,
Невиданные вспышки чувств.
 
«А если, — остро мысль мелькнула, —
Мне взять его пономарём?
Вот и проблему ветром сдуло.
Пожалуй, славно заживём».
 
Когда послушник новый кротко
Вошёл за батюшкой в алтарь,
Припомнил, как сказал Володька:
«Читаешь, словно пономарь».
 
* * *
 
Из храма Прохор торопился
Не к монастырскому столу,
Он в тихой келейке садился
Со Словом Господа в углу.
Или за проповеди брался
Кого-то из святых отцов.
Или молиться принимался
Перед Христом. В журчанье слов,
Ему чудесно открывался
Хор Богу. Из цепей земных
Он вырывался и терялся
В неведомых мирах иных.
 
Но самого себя потерю
Потерей вряд ли назовёшь.
Ты растворён в Христовой вере,
Одною верой ты живёшь.
И ничего на свете слаще,
И ничего разумней нет.
Как будто ты в небесной чаще
Без горя и земных сует.
И, вероятно, не случайно
В Сарове старцы помудрей
Усваивали Божьи тайны,
Не в келье сумрачной своей,
А где-нибудь в лесах дремучих,
Которые под пенье вьюг
И солнечных метелей жгучих
Росли на монастырской круче
И на десятки вёрст вокруг.
 
* * *
 
Послушник с первой просьбой к старцу,
Чтобы в свободные часы
Дал разрешенье удаляться
В лесные дебри. «Милый сын!
По возрасту, пожалуй, рано
Тебе нести сей тяжкий труд,
Но я препятствовать не стану.
Тебе, пожалуй, впрок пойдут
Уединенные моленья.
С начальных дней заметил я,
Что тишина уединенья
Как мать родная для тебя…»
 
Нашёл по вкусу дебри Прохор.
Едва сквозь ветки свет дневной,
Он думает: «Совсем неплохо.
Вот только чёрточки одной
Не достаёт. Тут словно в клетке.
Зато такой простор в душе.
И всё же лакомку медведку
Сюда бы мне». А сам уже,
Сердечному предавшись ритму
Да так, что мир растаял аж, —
За Иисусову молитву,
За «Символ веры», «Отче наш».
 
И снова вечности дыханье,
И к Божьей Истине полёт,
Которые войдут в преданья
И — в наше — входят.
 
* * *
 
Минул год
Упорного служенья Богу.
Собратья по монастырю
Его особую дорогу
Признали дружно как зарю
Духовно-новых восхождений.
Признали в Прохоре талант
И даже не талант, а гений
Житьё своё устроить в лад
С горячей высотой молений.
 
И вдруг послушник заболел,
Да так безудержно-опасно,
Что не вставал, смертельно бел,
И ежедневно, ежечасно
Мученья страшные терпел.
Иосиф у его постели
Дежурил служкой день и ночь.
И вот, как птицы, улетели
Последние надежды прочь.
 
«Как хочешь, — говорит больному
Иосиф, — видно, без врача
Не обойтись. А по-другому
Никак нельзя. Не ровен час». —
«Не ровен час. Да только, отче,
Я дух свой Господу отдал.
Он и Целитель главный, впрочем», —
Духовнику больной сказал.
И духовник умолк, смирился,
Желанье смертника — закон.
А смертнику в ту ночь приснился
Невероятно странный сон.
 
В потоке света неземного
Сошла из звёздного шатра
Святая Матерь Бога Слова
В сопровожденье Богослова
И с ним апостола Петра.
Она рукою показала
На Прохора, что в полумгле
Лежал под ветхим одеялом,
«Сей — рода нашего», — сказала
И прикоснулась к голове
Послушника. И наш пустынник
Почувствовал, как сразу боль
Неугасимая остыла,
Рассеялась сама собой.
 
И он глаза открыл. Лампада
Иконный освещала лик.
Он встал. Забытая прохлада,
Как благодатная награда,
Его взбодрила. Он приник
К простому старому окладу,
Но за спиною в этот миг
Услышал чей-то хриплый крик.
И оглянулся.
Духовник,
В углу устало прикорнувший,
Очнувшись, чудо увидал.
И только: «Ай да Прохор! Ну уж
И напугал ты всех!» — сказал.
 
* * *
 
На месте кельи чудотворной
Теперь стоит старинный храм.
Паломники тропой нагорной
Идут гуськом к его стенам.
Сперва по нижнему приделу
Проводит их саровский гид.
И основательно, умело
О днях минувших говорит:
«Здесь в алтаре из кипариса
Чудесной выделки престол.
А вот вам в качестве сюрприза! —
На свет Господень произвёл
Сие прославленное чудо
Наш преподобный Серафим.
Здесь причащался он, покуда
Не распрощались братья с ним…»
 
А он тогда не Серафимом,
А Прохором всё тем же был.
И в том же рвении едином
Христу Спасителю служил.
Когда по случаю спасенья,
Чудесного на удивленье,
Решили тут построить храм,
Послушник проявил стремленье
Ходить по сёлам-городам,
Святые жертвы собирая.
И в Курске побывал тогда.
 
Уже друзей былая стая
Поразлетелась кто куда.
И мать давно уж на погосте
Закончила свой путь земной.
Но брат был жив. Он встретил гостя,
Как следует душе родной.
Отдал ему из сбережений
Традиционно славный куш.
И на прощанье на ступени
Крыльца, что позабылись уж
Отшельником, присели дружно.
«А вот не скажешь, Тишкин где?» —
«Не ведаю, признаться нужно,
Но говорят — в монастыре».
 
Вот встали. Вот друг другу руки
Пожали крепко. Обнялись.
Дороги их в житейском круге
Ни разу больше не сошлись.