3. Душою открывалась девочка по-русски

3. Душою открывалась девочка по-русски
(предыдущий фрагмент "2. Зримый и незримый хозяин тайги")
 
...Ночное небо – снежный улей,
тайге обрушенный на лик...
...Медведь сквозь чащу брёл понурый.
Не издавал он грозно рык.
Не получал тепла он шкурой
от зимних сосен – сонь-сквалыг.
 
Медведь и вширь и в рост велик.
По ходу падал каждый блик
от длинной шерсти серебристой
на снег ночной. Буран неистов,
но хвойным лесом укрощён,
в позёмку к ночи превращён…
* * *
«…Я старше Настьки! Привлеку я,
коль захочу, парней, ликуя!
Чтоб с дальних улиц, как рои!..
У Настьки лучше что ль фигура?
Красой мы разве не равны?
Но мне ребята-балагуры
вслед не глядят со стороны, –
Ульянка злилась. – Девки – куры!
Меня считают самой хмурой.
Все мне в глаза твердят… вруны?..
что даже вышивки скучны»…
 
К лицу Ульянке одежонка,
но жизнь её едва ль славней…
...Неукротимая позёмка
способна силой бесов в ней
сугробы двигать без саней…
…Смеялись где-то девки звонко
не без внимания парней.
С парнями нынче напряжёнка
сплошь у Ульяны, ибо с ней
у них раздоры всё сильней.
 
«На сердце муторно. Мир мелок,
а страсть испить бы мне до дна»! –
домой Ульянка с посиделок
по снегу шмыгала одна.
До края улицы без девок
и без ребят дошла она...
А что у дома за бездельник
встал – серебристый, как луна?!
Нездешний мех у шалуна.
 
Не в рост идёт, а как-то низом…
Во тьме луна своим капризом
для девки высветила мех
тайги хозяина. Разбег,
прыжок и – в дом Ульянка с визгом
влетела пред медведем с риском,
что вслед он ввалится за ней
и заломает без затей.
 
«Медведь-шатун из лесу дикий!
Медведь! – Ульянка в нервном тике
отцу моргала. – Дюже лют!
Со страху вся мокра до нитки.
Седой медведь там у калитки!
Едва успела прошмыгнуть»!
Схватив ружьё, папаша прыткий
из дома выскочил – пальнуть.
 
Домой вернулся вскоре хмурый:
«Там ни медведя, ни следов.
Кто подшутил? Твои амуры
с парнями в ночь со зла готов
я запретить, коль ум у дуры,
как у сухой вязанки дров!
 
Добро, вошла в дом не с поносом!
Глаза у страха, будь здоров»!..
Ульянка стала шмыгать носом:
«Ох, тошно мне! Запить бы морсом.
Хочу я, батюшка, грибов.
Но свежих! А без них мы можем
совсем остаться без мозгов!
 
К зиме вон Настька насушила,
но я сушёных не хочу.
А из несвежих суп паршивый»!
«В лес, Настька, собирайся живо!
Молчи! Язык укорочу»! –
сердился отчим. – Чай не диво
с тебя спросили. Всё едино,
в дом не пущу назад, пока
не сыщешь белого грибка!
Марш в лес! Ты нА ногу легка!..
* * *
Крысан как отчим «грыз» Настёнку часто
и вовсе не за то, что та губаста.
Гнев нынче – повседневность, суета.
Что ж Настя? Как вести, чего бояться
пред отчимом ей в образе балласта?
«...Да разве ж гриб зимой в лесу – еда?!
Ой, батюшка! Кто ж в лес ночами шастал?!
С грибами, без грибов – я в ночь слепа»! –
в коленях дрожь у Насти голенастой.
«Что смотришь?! Запрещу тебе, глазастой,
задаром разевать рот на хлебА!
Бегом! Или страх ночной путь к лесу застил»?!
«А если не найду? – поникла Настя. –
Неужто мне пропасть из-за гриба»?
А отчим распалялся, закипал:
«В сугробы лезь, достань хоть из-под наста!
Коль жрать тут каждый день у нас горазда,
мой хлеб ты заработай аки пай»!..
* * *
Златошвейки в любви и в бедах. Повесть
 
Приземлённый житель видит небо мельком.
Для таких не с неба взглянет добрый глаз.
Мистика событий Счастью не помеха.
Случай обрастёт лишь толикой прикрас.
Где доброжелатель – обладатель меха,
там реальна помощь, заверяет сказ…
 
…Коль Судьбе суровой стать без экивоков,
то она на жертву взвалит всю вину.
Каждому хватает от Судьбы подвохов,
да пожнёт не каждый жизнь на всю длину…
…Рюриковских царствий иль царей Горохов
мне не знать, но память о дедах верну
и свою предвзятость к ним искореню…
 
…Праведности гадит Рок среди пороков.
Для людей не жалко горестных порогов:
шлёт Рок те же беды, что и в старину…
…Овдовела Марья. От больших ожогов
муж не выжил: спас он дочку и жену,
но в избе горящей не свезло ему…
 
…Муж во всём был славный. Жаль, что не бессмертный.
У вдовы остались дочь да грошик медный.
Как за милосердье жизнь не обожай,
избу-пятистенку погубил пожар.
За себя вскорь Марью взял вдовец небедный.
Звался он Крысаном как мужчина вредный.
Сколько зла посеял, столько и пожал…
 
…Чудный был поступок, но не беззаветный.
Погорельцев горьких стало либо жаль,
либо форс держал он: сам, мол, не бездетный,
падчерицу Настю прокормлю конкретно,
только ты, мол, Марья, девок не рожай.
Лишний рот потянет, мол, к нужде заметно.
Есть земля да скуден часто урожай…
 
…Над вдовой Злосчастье любит поглумиться.
Неужели бабьи очи в пелене?!
У Крысана облик крысы иль куницы.
К Марье подольстится впору при луне.
Муж жестокосердный, муж жестоколиций –
новый выбор Марьи – лишь уразумей.
 
Да, Крысан венчался. Прямо таки рыцарь.
Вроде как способен жить без дряни змей!
Только даст ли Насте отчим опериться?
В новом доме Насте нет житья, ей-ей!
У родной Ульяны к названной сестрице,
младшей, но пригожей, зависть – с первых дней.
 
За сиротство Насте Бог воздал сторицей.
Оказалась Настя большей мастерицей
в деле вышиванья: сходу всем видней,
что своим талантом сможет прокормиться
младшая с годами, с опытом, верней.
В навыках усердней, в замыслах – смелей…
* * *
Ножки для подранка – слабая подпорка.
Рухнул оленёнок – жалкий лежебока.
Настя уловила ухом суету.
Наверху сороки стрекотали бойко,
словно угождали Насте налету.
Лес ли испытает доброту ребёнка,
иль Хозяин леса ждёт: «Добро учту.
Добрые глазёнки. Хватит ли силёнки?
Если что, я рядом – помогать начну»…
 
…Смерти холод близок. Доброта – заслонка.
Затрещал валежник под лаптями ломко,
девочка спасала жизнь лесную. Чью?
«Ой, да ты – подранок! – Настя оленёнка
подняла хромого, поднесла к ручью. –
 
Потерпи, боль будет цепкой, но не очень.
Кто ж тебя поранил? Уж не мой ли отчим?
В лес он не заходит без дробовика».
Ранки вопрошала: «Что ж мы кровоточим?
Вот сейчас промоем вас у родника,
травками обвяжем, чтоб наверняка»…
Ранки врачевала знахарским листочком,
проходя умело по кровавым точкам.
Доброта душою в Насте велика.
 
Нежное участье – сил целящих проба.
Смерть не донесла свой страждущий скелет,
и малыш поднялся, захромал в чащобу.
Улыбаясь долго оленёнку вслед,
трепетала Настя, чувствуя особый
взор себе в затылок. Был ли страх нелеп?
 
Ветерок развеял страхи, словно стружки.
Зря казалось Насте, что глядел злодей…
…С той поры тянулись к ней в лесу зверушки
с бедами своими или к теплоте.
Сердцем открывалась девочка по-русски.
И душе не страшны стали перегрузки.
Лес берёг девчушку даже в темноте…
* * *
…Вышивки у Насти – всем на загляденье,
не смотря на то, что времени в обрез.
Впрямь воображенье в вышивке растений,
птичек и зверушек ей внушает лес.
Где узор Ульяны загодя облез,
там у Насти в нитях блеск хитросплетений.
 
Переходы в дивной тонкой светотени
на её работах – чудо из чудес!
Те же птицы ликом – в колдовстве царевны!
Рады оплатить бы парни из деревни
с вышивкой рубашки – золотом на вес,
да не каждый пузо в сытости наест…
 
…Для Ульяны к Насте, где бы ни придраться –
повод лишь для мести за талант сестры.
Женихи Ульяны – всё равно, что братцы!
Все переметнулись к Насте до поры,
как возможно стало б младшенькой добраться
до годков невесты. Юноши хитры
с шиком сватать дважды, а без шика – три.
Загодя девчонку обольщать-стараться
жаждут друг пред дружкой наперегонки –
то ли ухажёры, то ли игроки…
 
…Перстеньки у Насти пыхают на пальцах:
камни-самоцветы мелкие, а есть.
Да не всё-то гладко в жизни, как на пяльцах,
если Смерть кругами рыскает окрест.
 
Как-то застудилась Марья ненароком,
да не уследила, что больна всерьёз.
Настенька, гонима кровожадным Роком,
круглой сиротою стала в море слёз...
 
(продолжение следует)