Вещи
«… И сплетает мечты разноцветный хаос».
В. Брюсов
Молодой человек мрачноватого вида,
Для души человека, видавшего виды,
Снисходительно вызвался, в качестве гида,
Провести в свою душу – в свое «ядро»,
Предъявить попытавшись свое нутро,
Не постигнув - насколько всё это старо.
Не способно, увы, поразить, словно громом,
Человечье нутро, показавшись знакомым
В незнакомце, пускай и сразившим объёмом
Тайн заманчивых в чудных глазах,
Обаятельных странностей в тёмных словах,
Прозвучавших в его (говоря поэтично) устах!
И здоровый цинизм, и высокие грёзы,
И, в отсутствии оных, горячие слёзы,
Вовсе не лишены романтической позы,
Коей вовсе лишён виды видевший, знать –
Обманувший доверье готовых внимать
Неуменьем красиво сказать.
Тяжело на душе и в делах неудача,
А «писанье гласит» - «неудачник пусть плачет»,
И нутром ощущается холод собачий,
На несчастном поставивших крест –
За новинкой манящей сорвавшихся с мест,
Новь трактующих, как «Благовест»…
Социальщину прочь из душевных стенаний!
Состоящую из бесконечных рыданий
«Песню песней» положенных сердцу страданий
Жизнью, данной судьбой – так же прочь!
Оглуплённому временем больше невмочь
Нестандартному горю помочь.
Пусть «от старого мира отречься» влеченье,
Только «в ступе воды» лишь, пустое толченье,
Пусть исканья души не имеют значенья,
Для значеньем наполненного всегда,
И спесиво не видящего вреда
Во вступающем в споры с собой иногда.
До какого-то дня мысль бодра и крылата,
Даже в том, что невнятно и витиевато,
Но закатится день, и наступит расплата
За податливость силам слепым,
За неведенье равных с собою самим,
За психоз упоения сим.
Всё, что было легко, оказалось не вечным,
Но конечное, всё же, не стало конечным,
И поднявшийся ветер – попутный иль встречный, -
Не подгонит, и с ног не собьёт,
И физической жизнью тело живёт,
И сознанью уйти не даёт.
Но во власти протяжных и горестных стонов,
Нарушенье приличий, традиций, канонов,
Установок, статей, протоколов, законов,
Даже в мыслях опасных, грешно -
Ведь понятие «гений», как нам внушено,
Со «злодейством» не совмещено.
И пока ещё длятся земные мытарства,
Вне границ нерушимых «небесного царства»,
От скорбей устоявшихся, служит лекарством
Только тяга к прекрасному, пусть
Не своя, но, хотя б, кого-либо нибудь,
Кто способен прекрасно прилгнуть.
Всё ещё в круг ценителей истинных вхожий –
С ними схожий ещё даже мыслью на роже,
Но душою уже на себя не похожий, -
Получается, зеркало врёт!
Битие же зеркал ничего не даёт –
Лишь печали пустой привнесет!
Всё, что дико, смешно, хаотично и пусто,
Исключают известные формы искусства,
Но в другом измереньи находится чувство,
И уверенность странная в том
Новый смысл утверждает в туманном другом,
И творится в, быть может, пустом.
В. Брюсов
Молодой человек мрачноватого вида,
Для души человека, видавшего виды,
Снисходительно вызвался, в качестве гида,
Провести в свою душу – в свое «ядро»,
Предъявить попытавшись свое нутро,
Не постигнув - насколько всё это старо.
Не способно, увы, поразить, словно громом,
Человечье нутро, показавшись знакомым
В незнакомце, пускай и сразившим объёмом
Тайн заманчивых в чудных глазах,
Обаятельных странностей в тёмных словах,
Прозвучавших в его (говоря поэтично) устах!
И здоровый цинизм, и высокие грёзы,
И, в отсутствии оных, горячие слёзы,
Вовсе не лишены романтической позы,
Коей вовсе лишён виды видевший, знать –
Обманувший доверье готовых внимать
Неуменьем красиво сказать.
Тяжело на душе и в делах неудача,
А «писанье гласит» - «неудачник пусть плачет»,
И нутром ощущается холод собачий,
На несчастном поставивших крест –
За новинкой манящей сорвавшихся с мест,
Новь трактующих, как «Благовест»…
Социальщину прочь из душевных стенаний!
Состоящую из бесконечных рыданий
«Песню песней» положенных сердцу страданий
Жизнью, данной судьбой – так же прочь!
Оглуплённому временем больше невмочь
Нестандартному горю помочь.
Пусть «от старого мира отречься» влеченье,
Только «в ступе воды» лишь, пустое толченье,
Пусть исканья души не имеют значенья,
Для значеньем наполненного всегда,
И спесиво не видящего вреда
Во вступающем в споры с собой иногда.
До какого-то дня мысль бодра и крылата,
Даже в том, что невнятно и витиевато,
Но закатится день, и наступит расплата
За податливость силам слепым,
За неведенье равных с собою самим,
За психоз упоения сим.
Всё, что было легко, оказалось не вечным,
Но конечное, всё же, не стало конечным,
И поднявшийся ветер – попутный иль встречный, -
Не подгонит, и с ног не собьёт,
И физической жизнью тело живёт,
И сознанью уйти не даёт.
Но во власти протяжных и горестных стонов,
Нарушенье приличий, традиций, канонов,
Установок, статей, протоколов, законов,
Даже в мыслях опасных, грешно -
Ведь понятие «гений», как нам внушено,
Со «злодейством» не совмещено.
И пока ещё длятся земные мытарства,
Вне границ нерушимых «небесного царства»,
От скорбей устоявшихся, служит лекарством
Только тяга к прекрасному, пусть
Не своя, но, хотя б, кого-либо нибудь,
Кто способен прекрасно прилгнуть.
Всё ещё в круг ценителей истинных вхожий –
С ними схожий ещё даже мыслью на роже,
Но душою уже на себя не похожий, -
Получается, зеркало врёт!
Битие же зеркал ничего не даёт –
Лишь печали пустой привнесет!
Всё, что дико, смешно, хаотично и пусто,
Исключают известные формы искусства,
Но в другом измереньи находится чувство,
И уверенность странная в том
Новый смысл утверждает в туманном другом,
И творится в, быть может, пустом.