Этрусское

Н.

 

-1-

 

Мирт, кипарис, гранат.

Сосна, рябина, клён.

Закат, закат, закат,

эпох, миров, племён,

 

особенно - звезды,

особенно - сердец.

Тирренской бороды

всё тяжелей свинец,

 

всё ниже голова

и флейта солоней,

как будто бы слова,

а где же соловей?

 

Я вскину руки так,

как танцевали вы,

идущие во мрак

на фоне синевы.

 

Как день с утра глубок,

и как неуловим

вечерний голубок,

заплакавший над ним.

 

Из улетевших птиц -

его последний час,

последний взмах ресниц

его этрусских глаз.

 

-2-

 

И тех и эту, может быть, - и ту,

я всех любил - и жалобней и звонче,

чем женщину, держащую во рту

серебряный старинный колокольчик.

 

Но вышло, что любил её одну.

Любил, люблю - неточные глаголы.

Люблю, и вместе мы идём ко дну,

так и пошли, из древней выйдя школы.

 

Нас там учили разбирать цвета

на запахи, на звуки и на строчки,

что основная музыка проста -

все будем умирать поодиночке.

 

Куда-то проплывали облака,

стекала кровь по лезвию минуты,

и не давалась юноше строка,

а девушки давались почему-то.

 

Слепые губы тыкались в плечо

и замирало сердце в перегрузке.

И плакали светло и горячо

над этим счастьем мудрые этруски,

 

и плакали откуда-то со дна,

куда я не стремился, но откуда

пришла строка о том, что "всё - она,

и всё - её серебряное чудо".

 

В густой траве сверкал стеклянный бок,

этруски обнимались после смерти, -

и каждый был хмелён и одинок,

и говорил - "Я не один. Не верьте".

 

-3-

 

Ты живи без особого повода

и пиши без особых причин -

под надзором приморского холода,

над вниманьем приморским мужчин.

 

Тёмный вечер и делать-то нечего.

Ты об этом вот мне напиши.

Напиши о гаданьи по печени

облаков, состояньи души.

 

Напишу про такое же облако,

про такой же вот облака цвет.

Так уж вышло, что облако - около,

а тебя - рядом с облаком - нет.

 

Лёгкий ветер играется с парусом,

за кормою - играет волна.

Эта жизнь и горька мне, и нравится,

и никак не насытит сполна.

 

Улыбается смерть терракотою,

терракотова жизнь мертвецов,

ни изжогой дыхнёт, ни икотою

не сигналит печально в лицо.

 

Не поделится сладкою чашею.

"Смерть, как парус, шумит за кормой"

и она не зовётся - Наташею,

и она не рванётся за мной

 

в мир, в котором тоска беспричинная

ищет рот и впивается ртом -

в губы женщины - пьяным мужчиною -

навсегда, остальное - потом.