У меня не было ни капли сомнений о каком литературном произведении писать. Жан-Поль Сартр «Дьявол и господь бог». Несмотря на то, что истинного добра в ней мало, на первый взгляд, а милосердие принимает весьма неожиданные формы. Но оно об этом, кто бы что ни говорил. А ещё она о Вере, Гордыне и, конечно, Свободе и Выборе. Одним из центральных понятий для всей философии Сартра является понятие свободы. У Сартра свобода представлялась как нечто абсолютное, раз и навсегда данное («человек осужден быть свободным»). Она предшествует сущности человека. Сартр понимает свободу не как свободу духа, ведущую к бездействию, а как свободу выбора, которую никто не может отнять у человека. Сартр всегда писал о Свободе, понимая под этим единственное проявление свободы – Свободу выбора. Человек волен выбирать, смириться ему или бороться, и даже в условиях неминуемой смерти, у него есть выбор – как умереть. Пьеса «Дьявол и господь бог» - одна из самых любимых для Сартра. Более того, он считал её и самой удачной. Может потому, что в ней нашли наиболее полное воплощение его метания в поисках истины, в отрицании существования Бога, в размышлениях о подлинной сущности понятий Добра и Зла.

Жан-Поль Сартр родился в Париже и был единственным ребёнком в семье. Его отец Жан-Батист Сартр, офицер военно-морских сил Франции, мать — Анна-Мария Швейцер. Когда Жан-Полю было 15 месяцев, его отец умер. Семья перебралась в родительский дом в Мёдоне. Образование Сартр получил в лицеях Ла-Рошели, окончил Высшую нормальную школу в Париже с диссертацией по философии. В 1964 году Жан-Поль Сартр был удостоен Нобелевской премии по литературе за богатое идеями, пронизанное духом свободы и поисками истины творчество, оказавшее огромное влияние на наше время». Он отказался принять эту награду, заявив о своём нежелании быть чем-либо обязанным какому-либо социальному институту и поставить под сомнение свою независимость. Точно так же в 1945 году Сартр отказался от ордена Почётного легиона. Вполне себе с духе поступков главного героя пьесы.

События пьесы разворачиваются в послевоенной Германии 16-ого века. Для автора, эта история является всего лишь декорацией, на фоне которой персонажи пытаются найти ответы на вечные вопросы о добре и зле. Гёц – центральный персонаж пьесы и, пожалуй, одна из самых противоречивых фигур в мировой литературе. Он помогает своему брату Конраду вести борьбу с архиепископом, но тут же предаёт его и становится на сторону этого самого архиепископа, разбивает войско брата, который гибнет в этой битве. Но и архиепископ остаётся с носом, потому что Гёц никому не подчиняется, с ним невозможно договориться, он руководствуется исключительно своими собственными устремлениями, которые понятны одному ему. Он осаждает Вормс – вотчину архиепископа, своего недавнего союзника. Он не ищет корысти, ему не нужны деньги и даже земли брата, как земли ему не нужны… только как средство удовлетворения своего ущемлённого самолюбия. А корень его лежит в том, что он - бастард, незаконнорожденный, и этот комплекс во многом определял его поступки. На вопрос Катерины: «Почему ты всегда стремишься взять силой то, что тебе может быть отдали бы даром?» - он говорит: «Чтобы знать что я получу своё, хоть и не добром. Я слишком многое брал у других. Вот уже 20 лет, как все милостиво дают мне подачки и я должен быть за это благодарен, а я хочу давать сам!» Он даже с Катериной вёл себя в соответствии с этим посылом. Он желал её до тех пор, пока она сопротивлялась и ненавидела его. Когда она его полюбила, он её оттолкнул. Ему не нужна была любовь, которую ему дарили. Гипертрофированное чувство обиды на весь мир он переносил на Бога. Он не хочет исполнять его волю, он хочет сам повелевать, хотя бы собой и своими решениями. Он делает всё вопреки. Бог сеет Добро по миру значит я буду сеять Зло. Он творит зло ради самого зла, потому что это единственная форма протеста против божьего промысла. И каково же было его удивление, когда Генрих монах из Вормса, который мучимый невозможностью выбора между смертью своих братьев (200 священников, которых собирается растерзать мятежные бедняки или смертью жителей всего города (20000 этих самых мятежников и остальных горожан) всё таки приносит ключ от города Гёцу и всё равно не может принять этого решения, придя к выводу, что нет Добра на Земле, только зло… это зло творят все, выдаёт эту свежую мысль на гора Гёцу. Как так, значит он один из многих и всё это время только и делал, что выполнял волю Господа. И Гёц решает, что теперь он будет творить только Добро. Он заключает пари на год. Через год Генрих должен прийти со своим судом к нему, чтобы оценить его деяния А Гёц идёт «насаждать» Добро. Именно насаждать. Он говорит о любви, он ищет этой любви в ответ, но им движет не любовь, а Гордыня. Изначальный посыл был – творить Добро назло и вопреки Богу. Поэтому его план обречён. Один из героев вождь мятежников Насти ему говорит: «Огородник может знать, что хорошо для моркови, но никто не может решать за другого, что есть благо», когда он раздаёт свои земли бедным. Он просит его не делать опрометчивых поступков, потому что поднимется мятеж на других землях, и страна потонет в крови. Но Гёц не слушает, он одержим своей идеей, и Гордыня ведёт его. Но крестьянам не нужны его земли, они не знают, что с ними делать, они не знают, что делать с этой свободой и любовью. Они к этому просто не готовы. Для них это не добро и не милосердие. Милосердием для них является стремление поддержать в них и укрепить их заблуждения. Человек всегда хочет заблуждаться, хочет услышать подтверждение тому, что он хотел бы слышать. Ему не нужна правда. И Сартр очень наглядно это показывает в сцене, когда монахи приходят в деревню продавать индульгенции по два гроша за штуку. Полный аншлаг. Крестьяне охотно раскупают эту байку и плевать хотели на Гёца со всеми его землями. В этом плане очень показателен эпизод в самом начале пьесы с женщиной, потерявшей ребёнка. Позволю себе привести его полностью:

Женщина. Хочу, чтоб ты мне объяснил... Почему умер мой ребенок? Ему было три года, а умер он с голоду. Почему он умер?

Генрих. Не знаю.

Женщина. Но ты же священник.

Генрих. Да, я священник.

Женщина. Так кто же еще объяснит, если не ты? (Пауза)

Генрих (проводит рукой по лбу, делает над собой усилие). Ничто не совершается без дозволения божьего. Господь есть добро: все, что ни свершается, — к лучшему.

Женщина. Не понимаю.

Генрих. Бог знает больше тебя. То, что для тебя зло, в его глазах — добро, он взвешивает все последствия.

Женщина. Ты-то сам все можешь понять?

Генрих. Нет! Нет! Я не понимаю! Я ничего не донимаю! Не могу, не хочу ничего понимать! Нужно верить! Верить! Верить!

Женщина (усмехнувшись). Говоришь — нужно верить, а сам-то, видно, и собственным словам не веришь.

Генрих. Сестра, вот уже три месяца, как я повторяю все те же слова; не знаю, по убеждению или по привычке. В одном не заблуждайся — верую, всеми силами верую, всем сердцем! Господи, будь свидетелем, ни на миг сомнение не коснулось моей души. (Пауза.) Женщина, твое дитя на небесах, ты его встретишь там. (Преклоняет колена.)

Женщина. Да, конечно. Но это — совсем другое дело. И устала я так, что уже сил не хватит радоваться. Даже там, на небесах...

На последней реплике Насти медленно спускается по ступенькам лестницы, ведущей к крепостной стене.

Женщина (видит Насти и радостно восклицает). Насти! Насти! Мой ребенок мертв. Ты знаешь все... Ты должен знать, почему он умер.

Насти. Да, я знаю.

Генрих. Насти, умоляю тебя, молчи. Горе тем, кто повинен в раздоре.

Насти. Твой ребенок умер оттого, что богачи нашего города восстали против епископа, своего богатейшего повелителя. Воюют друг с другом богачи, а подыхают бедняки.

Женщина. И господь позволил им вести эту войну?

Насти. Нет, господь им запретил.

Женщина. А вот он говорит — ничто не свершается без дозволения господа.

Насти. Ничто, кроме зла, порожденного людской злобой.

Генрих. Ты лжешь, булочник! Мешаешь истину с ложью, вводишь души в заблуждение.

Насти. А ты смеешь утверждать, будто господу угодны эти жертвы, нужны напрасные страдания? Он тут ни при чем, слышишь?

Генрих молчит.

Женщина. Значит, мой ребенок умер не по божьей воле?

Насти. Разве он позволил бы ему родиться, если бы желал его смерти!

Женщина (с облегчением). Вот это мне по душе. (Священнику.) Видишь, я все понимаю, когда со мной так говорят. Значит, господь в печали, когда видит мои муки?

Насти. Его печали нет предела.

Женщина. И он ничем не может мне помочь?

Насти. Конечно может. Он вернет тебе ребенка.

Женщина (разочарованно). Да, знаю. Там, на небесах.

Насти. Нет, здесь, на земле.

Женщина (удивленно). На земле?

Насти. Только прежде нужно пройти сквозь игольное ушко, претерпеть семь лет горестей, лишь потом наступит царство божие на земле, и вернутся к нам мертвые наши, и все полюбят всех, и больше никто не будет голодать.

Женщина. К чему ждать семь лет?

Насти. Нужно семь лет драться, чтобы избавиться от злых людей.

Женщина. Крепко придется потрудиться.

Насти. Вот почему господу нужна твоя помощь.

Женщина. Неужто всемогущий нуждается в моей помощи?

Насти. Да, сестра моя. Еще семь лет продлится царствие лукавого на земле. Но если каждый из нас будет смело драться, мы все спасемся, и господь спасется вместе с нами. Веришь ли ты мне?

Женщина (встает). Да, Насти, я тебе верю!

Насти. Женщина, твой сын не вознесен на небо, он во чреве твоем, и будешь ты его носить семь лет, и настанет час — он зашагает рядом с тобой, вложит свою руку в твою, ты породишь его во второй раз.

Женщина. Я верю тебе, Насти. Я тебе верю! (Уходит.)

Генрих. Ты губишь ее душу.

Насти. Почему ты меня не прервал, раз ты в этом уверен?

Генрих. Потому что она стала счастливей...

 

Ложь? Да, чудовищная! Милосердие? Тоже да. Насти понимает, что вероятнее всего она не переживёт эти семь лет, но у неё будет ради чего жить, и она умрёт счастливой. А самое парадоксальное, что и Генрих при всём своём неприятии этого, тоже это прекрасно понимает, потому и промолчал. Надо сказать, что простой булочник Насти – единственный персонаж, который изначально адекватен в разрезе концепции философии Сартра. При всей своей радикальности, он понимает, что люди не готовы, что нужно время для этого, что иначе страна потонет в крови, и бедняки всё равно проиграют. Он единственный, который чётко понимает, что надо делать, и отвечает за свои решения и поступки.

 

А что же Гёц. А Гёц, тем временем, «несёт в массы» своё «добро»… пока безуспешно. Зреет мятеж. Генрих помогает Насти справиться с настроениями крестьян, но его план, сработав, счастья никому не приносит. Он превращает озлобленных людей в перепуганных овец (но всё ещё людей). Гёц встречает Хильду, девушку из богатой семьи которая посвятила себя заботам о бедняках. И он никак не может понять, почему её все так любят и почитают. Он ведь делает то же самое, творит добро, но оно никому не нужно и не находит ни у кого понимания. В чём секрет Хильды? А секрет Хильды в том, что она творит добро ни на секунду не задумываясь о этом, тогда как Гёц только об этом и думает. Вот в чём принципиальная разница Ей не нужно признание, и благодарность не нужна. Она просто делает добро людям и не ищет в этом для себя никакой выгоды. Единственное доброе по сути дело, сделанное здесь Гёцем это то, что он заставил поверить умирающую Катерину в то что он принял на себя её грехи. И в этом, пожалуй, он был искренен. Хотя и использовал этот момент, чтобы заодно заставить поверить крестьян, что он избранник Бога и тот послал его им для спасения. О, он, наконец, добился своего в отдельно взятой части Германии. Крестьяне его земель все как один поверили с Добро и Любовь. Но благими намерениями, известно куда дорога вымощена. И Гёц пошёл дальше Генриха, превратив просто испуганных жалких и несчастных людей в стадо баранов. Участь их оказалась незавидной. Вложив им в голову концепцию о добре, вселенской любви и неприятии насилия, Гёц вновь проиграл. Потому что озлобленные мятежники с окрестных земель пришли и перерезали этих «баранов» подчистую. Что бы не делал Гёц, всё это оборачивалось злом. Потому что движущей силой всегда была гордыня.

Сартр говорил, что свобода – это цепь самоотрицаний человека в условиях необходимости выбора. Гёц решает уйти от людей и приняв всю ответственность за свершившееся, заняться истязанием плоти и испытанием воли. Хильда с ним. Она – истинное великодушие. Ненавидя его вначале, она любит его, потому что нужна ему больше чем всем остальным. Так она понимает любовь и свое предназначение. Приходит Генрих со своим судом. Но Гёц, пройдя все стадии самоотрицания пришёл к закономерному итогу, к отрицанию Бога. И это открытие опять перевернуло все его представления. Получается, что не надо никому ничего доказывать, творить что-то наперекор, потому что доказывать, по сути, некому. Потому что нет ни ада, ни рая, а есть только здесь и сейчас, и человек сам творец своей судьбы, он и только он принимает решение, делает выбор и ответственен за свои поступки тоже только человек. Это – есть философия Сартра.

 

В дополнение к эссе... компиляция из моих ответных комментариев членам жюри, в результате которых родилось ещё одно... почти эссе.)) Здесь, меньше Сартра, зато больше меня в теме, о теме... и своём отношении и понимании Сартра.

 

Сартр - один из моих любимейших писателей ещё со школы, с тех пор, как я познакомилась с его творчеством. Вещь эта была прочитана впервые ещё в школе в 11-м классе и произвела на меня очень сильное впечатление. После сегодняшнего прочтения, убеждаюсь, что это не было ошибкой. Всё так же производит. Его пьесы - это что-то. Сколько в них смыслов, сколько сомнений, терзаний. Это поистине динамичное чтение. Он не даёт расслабиться ни на секунду. Это такой труд для ума но вместе с тем такое наслаждение. Из всех представителей экзистенциальной философии он, наверное, самый яркий и наиболее близок мне.

Если писать обо всём, из чего состоит многослойный бутерброд под названием философия Сартра, то можно ещё три таких эссе написать. ))

Согласно философии Сартра свобода выбора - есть сама возможность этого выбора, и эта свобода есть у человека всегда от рождения и в любых предлагаемых обстоятельствах. Именно этим отличается экзистенциальная философия от философии стоиков (философия Сартра от философии Канта), которые говорили о том, что свобода - это необходимость принятия внешних обстоятельств, и если ты их принял и смирился, то ты стал свободен.

Я взяла Сартра потому что люблю его очень. Вы не читали Мертвые без погребения? Очень страшная, но очень сильная вещь. Все действие происходит практически в одном помещении, но в напряжении держит до конца. Это про героев французского Сопротивления во Второй мировой. Вот там проблема выбора и свободы этого выбора в разрезе того, что он в принципе есть. Хотя выбирать не из чего. И так и так - плохо. Но право ты имеешь. На меня произвело впечатление на всю жизнь.

Касательно темы Чтений, я согласна с Ним, как минимум, в одном. Добро нельзя насадить насильно, результат будет плачевным. Нужно думать о последствиях, особенно, если они ожидаются масштабными. Правда не всегда истина. Ложь в спасение я допускаю как проявление милосердия. Пожалеть и помочь - разные вещи. Это наверное уже от меня. С концепцией Канта не согласна в корне о том, что надо принять реальность как данность и расслабиться. Ничегонеделанье, с моей точки зрения равно равнодушию, а это значит, что ни каком добре не может быть и речи... Да, и истинное добро действительно не ищет ничего взамен. Вот как-то так.

Кстати, Сартр был из вполне образованной и обеспеченной семьи, воспитанный в лучших традициях буржуазного воспитания, со всеми вытекающими... что в какой-то степени впоследствии послужило причиной его противоречий и сомнений в формировании собственного мировоззрения о Вере и Боге в том числе.

Тут есть о чём подискутировать.И ещё штук десять эссе написать есть о чём. За что люблю Сартра, он ставит множество вопросов на квадратный сантиметр текста, а ответы искать предлагает самому читателю, кидая сразу множество вариантов, каждый из которых имеет право на жизнь. В этом плане, читать его - увлекательнейший, хоть и весьма трудоёмкий и энергозатратный процесс.

Я взяла эту работу, потому что именно здесь идёт речь о Добре и Зле. В этом плане, сложно его литературу вообще рассматривать через эту призму. Но здесь - да. Потому что рассматривается герой, и контекст, и фон, и путь этого героя из Зла в Добро, из Добра в Безверие... и опять в общем-то ко Злу. Можно и так рассматривать. Хотя, по Сартру... скорее нет.