Юровская быль Глава девятнадцать (новая редакция)

Глава девятнадцать

 

Дачники Никифоровых

 

Летние дачи москвичи в деревне Юрово стали снимать в тридцатые годы и позже, начиная с послевоенного 1947 года. Снимали дачи для детей дошкольного и школьного возраста разные по социальному положению москвичи, в зависимости скорей от любви к своему чаду, чем от достатка. Привозили свою мебель, фикусы, керосинки или примусы. Место удобное - недалеко от Москвы. После войны пустили автобус от Химок до Куркино, а позже продлили через Юрово до Новогорска. Пробок на существовало и поездка от Юрово до Химок занимала не больше 15 минут, электричка до Ленинградского вокзала 25 минут и ты в метро!

 

В конце тридцатых годов переднюю часть дома Алексей Осипович начал сдавать на летний сезон дачникам. Одним из первых дачников стал директор 301 авиационного завода Ю.Б. Эскин. Завод засекреченный и поэтому специальная служба порекомендовали снять дачу у Председателя колхоза Никифорова А.О., человека благонадёжного.

Предприятие создано в апреле 1937 года, как авиационный завод Народного комиссариата оборонной промышленности СССР на базе бывшей мебельной фабрики Наркомлеса.

 

Приказом НКОП № 0121 от 1 июня 1937 года заводу был присвоен № 301. Первым директором завода назначен Ю. Б. Эскин. На этой должности он проработал всё военное время. В то время ведущую роль на предприятии играли не руководители производства, а начальники ОКБ. На них возлагались обязанности не только конструирования машин, но и доводка, внедрение, организация производства самолётов на заводе.

 

Начальником ОКБ-301 при заводе С.А. Лавочкин стал в 1945 году и проработал там до самой смерти 9 июня 1960 года. После его смерти ОКБ-301 присвоено наименование "Машиностроительный завод имени Лавочкина".

С 1962 по 1964 годы завод был филиалом ОКБ В.Н. Челомея по конструированию ракет для Военно - морского флота. В 1965 году предприятие передано в министерство общего машиностроения и стало заниматься созданием спутников и спускаемых аппаратов по исследованию планет.

 

За время своего существования выпускало самолеты: ЛАГГ-1; ЛАГГ-3 ; ЛА-11; ЛА-15, множество опытных реактивных самолетов, зенитные управляемые ракеты для ПВО города Москвы, ракеты класса "воздух-воздух", первую в мире сверхзвуковую крылатую ракету "Буря", Автоматические межпланетные станции: "Луноход"; "Венера" от 1 до 16 ; "Фобос"-исследование Марса, "Вега"-исследование Венеры и множество другой космической продукции.

 

Семья Эскиных снимала дачу несколько лет. В 1942 году директор принял на завод Лёнькиного дядю Константина, четырнадцатилетнего паренька, чтобы его не забрал отец на работу в колхоз, кроме того работающим на заводе полагался паёк, а это хорошее подспорье в голодное военное время. Работающим в колхозе в те времена паспорта не выдавали.

 

"Лишь в 1974 году началась поэтапная законная отмена крепостного права в СССР. Новое «Положение о паспортной системе в СССР» было утверждено постановлением Совета Министров СССР от 28 августа 1974 года за №677. Существенное отличие от всех предыдущих постановлений — это то, что паспорта стали выдавать всем гражданам СССР с 16-летнего возраста, впервые включая и жителей села, колхозников.

 

Полная паспортизация началась 1 января 1976 года и закончилась 31 декабря 1981 года. За шесть лет в сельской местности было выдано 50 миллионов паспортов. Тем самым колхозники были уравнены в правах с жителями городов».

Вся жизнь Константина Алексеевича Никифорова будет тесно связана с 301-м заводом, на котором он проработал до выхода на пенсию в шестьдесят лет.

 

Никифоров Константин Алексеевич принимал непосредственное участие в изготовлении всех разработок авиационной, ракетной и космической техники. Принимал участие в испытаниях систем на полигонах: в Тюратаме(Байконур), Капьяре (Капустин Яр в Астраханской области,) в Плесецке, на Балхаше, в Феодосии, в Красноводске на Каспийском море.

 

Его необычайно интересным и познавательным рассказам было не счесть числа, когда он возвращался из очередной длительной командировки.

Константин Алексеевич признан лучшим "медником" на заводе и ему доверяли самые ответственные доводочные операции при сборке изделий, как непосредственно на заводе так и на полигонах, где изделия проходили государственные испытания. Константин Алексеевич слыл своего рода Академиком в профессии-медник. (Медник-профессия, связанная с обработкой листового металла слесарными методами, а также чеканка, выколотка и лужение металлических изделий.)

 

В деревне семьдесят процентов крыш перекрыто Константином Алексеевичем, процентов десять из них с Лёнькиной подсобной помощью. Дядя научил Лёньку многим тонкостям работ по кровле крыш. И не только. В жизни любого парня всегда находился, кроме отца, какой-то старший по возрасту авторитет, которому он безоговорочно доверял, старательно подражал, не ведая того. Повторяя словечки, определённую интонацию в голосе, манеру себя держать и одеваться. Короче быть во всём попугаем, не замечая этого.

 

Это мог быть старший брат, дядя, какой-то еще родственник, сосед, мог стать герой любимой книги либо фильма. Такой авторитетный человек в жизни существовал у любого пацана. Вот таким авторитетом для Лёньки служил Константин Алексеевич, которого лет с семи он звал просто Костей, по его беспрекословному требованию. Косте не хотелось рано становится пожилым человеком. Разница в возрасте с Лёнькой тринадцать лет.

 

Несмотря на своё семилетнее образование, Константин исключительно начитан и был по настоящему воспитанным человеком, интересующимся происходящим вокруг и в мире. До самых последних дней книга оставалась с ним. Даже, ложась на неудачную операцию в Химкинскую больницу, он попросил, чтобы Лёнька принёс почитать что-нибудь из новинок.

 

Один летний сезон у Никифоровых снимала дачу семья академических научных работников для своего малолетнего сына Вовы, Лёнькиного ровесника. Шесть дней в неделю Вова оставался с няней, а на выходной день приезжали заниматься воспитанием сына родители. Называл своих родителей Вова на "вы". Между собой мама и папа называли друг друга по имени - отчеству и тоже на "вы". Было удивительно и странно слушать, как эти люди высокопарно общаются между собой и это резало Лёнькин "музыкальный" деревенский слух.

 

Это была не игра на публику, а они действительно между собой разговаривали, как столбовые дворяне до революции. Мальчишке не разрешали выходить за калитку на деревню, ходить на речку купаться, находиться на солнце, играть только в тени, нельзя общаться с деревенскими ребятами, кроме Лёньки. Он должен с ним дружить и участвовать в совместных тихих играх. Лёньке было строго-настрого наказано матерью, не дай Бог, чтобы он научил его матерщине.

 

(Дома Лёнька себе ни разу не позволил, чтоб вырвалось эдакое разухабистое словечко. Тем не менее, родители были уверены, что шустрый сын знает в совершенстве всю ненормативную лексику, потому что "латынью" владели абсолютно все без исключения деревенские мальчишки, с той поры, как выходили на деревню в трехлетнем возрасте. О Лёнькиной отличной памяти родители прекрасно знали, и где-то в тайне гордились. Но Лёнька не слышал никогда от родителей похвал по этому поводу, хотя частенько хотелось.(Ласковое слово и кошке приятно) Коли ты нормально учишься, говорила мать, так и должно быть, учишься не для нас, а для себя.

 

Учиться Лёньке пришлось всю жизнь: школа, техническое училище, армия, институт, ежегодные курсы повышения квалификации для руководящих работников, учеба в системе политпросвещения, курсы в Доме политпросвещения на Трубной площади. Это при Советской власти. При капитализме снова учеба! Учеба на курсах по экологии, ежегодные курсы по охране труда, курсы по техническому надзору на производстве. Когда Лёньку спрашивали: "Читал ли того или иного автора, Лёнька нахально отвечал "интеллигентные люди не читают, а перечитывают". За жизнь собрал четыре солидные библиотеки. Сыну, дочери, себе любимому и на дачу.)

 

Потом оказалось, что москвич Вова - это "тепличное растение", ругается матом похлеще деревенского Лёньки. При каждом удобном случае Лёнька старался удрать от него, на речку или просто на деревню к своим друзьям. А ему совал кулак под нос и приказывал, помалкивать в тряпочку, а не то получит по шее, в глаз или в ухо. Надо сказать, парень оказался лучше, чем Лёнька предполагал при первом знакомстве. Лёньку он ни разу не заложил своим интеллигентным предкам. Тихоней он прикидывался только во время приезда своих академических родителей. А няня у него была-свой человек, она хитро посмеивалась и тоже помалкивала.

 

Лёнька полагал, что парню крупно не повезло с предками, которые самое интересное в жизни запрещали. У Лёньки всё было в точности до наоборот. Ему позволялось гулять где угодно, с кем угодно и приходить домой, когда угодно. Если не пришел к обеду-замечательно, меньше хлопот. К ужину придет, как миленький и никуда не денется, так правильно рассуждала мудрая Лёнькина матушка.

 

После войны у Никифоровых несколько лет подряд, снимал переднюю часть дома начальник Ленинградского УВД г. Москвы, полковник милиции со своими многочисленными родственниками. Привозили начальника на дачу в субботу вечером на автомобиле черного цвета марки «МК», знаменитая советская ЭМка. Водитель суровая на вид женщина. Ходила в черной кожаной куртке, наглухо застегнутой при любой погоде. Суровой была только на вид, на самом деле добрейшей души человек.(Вся семья её погибла во время войны) Когда она вечером возвращалась в гараж в Москву, ребятня набивалась в легковушку человек по десять, чтобы прокатиться пару километров проселочной дороги до Машкинского шоссе и возвратиться обратно веселой гурьбой по теплой пыльной дороге босиком, где пыль доходила до щиколоток. Вот это была жизнь!

 

Дочь полковника милиции–Таисия или просто Тоська (везло Лёньке на знакомство с дочками высокопоставленных ментов) и её двоюродная сестра Валя, девчонки- Лёнькины ровесницы. Заводные девицы настоящие зажигалки. Они всегда устраивали какие-нибудь весёлые интересные игры и забавные развлечения. За лето ставили пару раз, по выходным, постановки каких-то спектаклей. Не помнил Лёнька, что это было и про что. Читали стихи. "Артистов" собиралось смотреть много взрослых, для них это тоже было разнообразие и своего рода развлечение. Хлеба и зрелищ не хватает всегда. Устанавливали самодельные декорации и занавес всё как в театре. Срывали от зрителей аплодисменты самые настоящие, чем очень гордились. Совместно делали воздушные змеи и успешно запускали их на задах усадьбы, бегая по широкому полю.

 

Один год снимали дачу для годовалого ребенка молодая семья с 301-го завода. Лёньке семья запомнилась тем, что у них был комплект пластинок "на ребрах" с записями Петра Лещенко, Сокольского и Козина. Лёнька все лето крутил пластинки на своем патефоне и половину текстов записал в тетрадку.

 

В шестидесятые годы снимала дачу семья Дроздовых. Олег Тихонович, Клавдия Ивановна и их дочь Светлана. С этой семьёй Лёнькиных родителей связывала давняя дружба. Отец работал с Клавдией Ивановной в одном отделе в ГУГМР (Главное Управление Государственных Материальных Резервов на правах министерства) при Совете Министров СССР с 1944 года по 1964 год. Олег Тихонович Дроздов долгие годы до самой кончины в 1981 году возглавлял Отдел литейного машиностроения в Госплане СССР. Под его руководством был создан ВНИИЛИТМАШ (Всесоюзный научно-исследовательский институт литейного машиностроения) , построены заводы "Центролиты" в городах: Гомель, Липецк, Кашира, Одесса, Рязань, Саранск, где было освоено массовое производство крупных и сложных отливок для нужд народного хозяйства.

Путевку в жизнь Лёнька получил именно во ВНИИЛИТМАШе, где директор Онуфриев Иннокений Александрович, поверив в молодого специалиста окончившего МИНХ им. Плеханова доверил возглавить Планово-производственный отдел крупного всесоюзного института.

Дачу снимали для внучки. Внучка выросла, окончила МГУ и уехала преподавать математику в Калифорнийский университет. Сан-Франциско.

 

В 70-е годы снимал дачу Главный конструктор НПО им. Лавочкина Сергей Сергеевич Крюков. При нём создали и подготовили к полётам автоматические станции от "Марс-4" до "Марс-7", две из них стали спутниками Марса. Сергей Сергеевич частенько подвозил на работу Константина Алексеевича на своей черной служебной "Волге" до проходной завода. Самого на даче практически не было видно уезжал рано. Привозили на машине с работы поздно. Выходных дней специалисты такого уровня не имели и пахали, как "папа Карло за растрату".

 

В 1966 г. было принято Постановление Совета Министров РСФСР от 18 марта 1966 г. №261 "О коллективном садоводстве рабочих и служащих в РСФСР", которое предписывало Советам Министров автономных республик, крайисполкомам, облисполкомам, горисполкомам, райисполкомам и советам профсоюзов "принять меры к дальнейшему развитию коллективного садоводства рабочих и служащих, особенно вблизи городов, промышленных центров и рабочих поселков".

Поток дачников резко сократился, а в начале семидесятых годов прекратился совсем.