Вот и мать у меня отгостила...

ВОТ И МАТЬ У МЕНЯ ОТГОСТИЛА...

 

Вот и мать у меня отгостила.

Скрылся поезд, прощально звеня.

И вся воля моя и вся сила

Как-то враз покидают меня.

 

И лишь в сердце, как птицы, ютятся

Промелькнувшие чувства, слова...

Вот сидим мы. Давно за двенадцать.

Но ясна и свежа голова.

– Уж, поди, на подходе и книжка?

Ты писал, что закончил её...

– С книжкой, мама, не то чтобы слишком... –

Я скрываю смущенье своё.

 

– А уж мы её ждали да ждали.

Почитать собирались с отцом.

Да, видать, не житьё без печали...

– А печаль ты запей-ка винцом.

 

– А и вправду! – долитую рюмку

Мать, прищурившись, пить не спешит,

И смеётся, и сонному внуку

Шевелюру рукой ворошит.

 

– А уж мы накатались с Дениской!

Как помчимся, аж сердце замрёт.

Высоко ты живёшь или низко,

А кабинка как раз довезёт... –

 

И, лицо по-старушьи наморщив,

Мать молчит, и туманится взгляд.

– Это что же, вот так вот вахтёрши

Целый день под лифтом и сидят? –

 

Я смеюсь. Я про лифт объясняю,

И уже улыбается мать:

– То-то я удивляюсь, чудная,

Что нигде никого не видать... –

 

А потом, после крепкого чая,

Мать стоит у ночного окна,

И, должно быть, по дому скучает,

Хоть гостит ровно сутки она.

 

Освещённые отблеском лунным,

Там, внизу, с обжитой вышины

Городские цветочные клумбы

Хорошо ей, наверно, видны.

 

Потому и теплеет во взгляде

И спокойнее сердцу в груди:

– А соседи-то наши в ограде

Насадили цветов – не пройти!

 

Да и чем заниматься на свете?

Старики ведь. Силёнок уж нет.

Березуцкой, молодке-то, Свете,

А и той пятьдесят уже лет.

 

Всё стареем, сынок, всё стареем.

Так, глядишь, насовсем и уйдём,

И в свой час лебедой да кипреем

К вам на землю из тьмы прорастём... –

 

Сквозь озноб нелегко улыбаться,

Только всё же спешу я сказать,

Что задача, чтоб книжки дождаться,

Ну, а там до второй подождать.

 

Но слабеют и воля, и силы,

И шугой на реке

стынет кровь...

Вот и мать у меня отгостила.

Доведётся ли встретиться вновь?