Сказ о рыбаке и рыбе его мечты
Было жарко с утра и морило весь день,
Припекало июньское солнце.
Дед Степан изнывал от жары на реке,
Лучше б дома глядел он в оконце.
Говорила жена: - Может хватит удить?
Вот доездишься, старый, по речке,
Как утащит хозяин на дно под пеньки,
Лучше дома сиди, вон на печке.
- Ничего, – хитрый дед прятал смех в кулаке,
- Сила есть, порыбачим маленько,
А хозяину можно влепить по башке,
Подтянуть за усы - и поленом!
Но боялся признаться дед даже себе:
Пролетела вся жизнь незаметно.
Стал он старым совсем, хоть того не хотел,
И, увы, бытие стало тщетно.
Но река, как и прежде, манила к себе,
Точно слился он с нею судьбою,
Хорошо порыбачит – легко на душе.
Так и жил он бок о бок с мечтою.
А рыбачил старик с «душегубки» своей,
Нареченной в миру плоскодонкой.
И вдвоем лишь с трудом умещаешься в ней,
Ну и как же не быть ей лодчонкой.
Простоватая снасть, хитрость все же в ней есть,
Конструктивно есть сходство и с донкой.
Не спортивная точно, добычлива – «жесть»!
Не сказать, что была она тонкой.
С сухарями авоська и каши комком,
Для огрузки снабженная камнем,
Опускается фалом на самое дно.
Точно так он рыбачил и парнем.
А по этому фалу, свинцовым кольцом,
До кормушки спускается леска,
Оснащенная после кольца поводком,
На котором крючки да хоть с тестом.
А в тогда он крючки наживил червяком
Буро-красным в полоску – навозным.
Игнорировал лещ, в чем причина – вопрос,
Становился старик наш нервозным.
Не клевало в тот раз – не везет иногда.
Проверял часто снасть, вроде норма.
Та же лодка, то место и та глубина,
И наживка, и та же прикормка.
Промелькнуло у деда: - Домой, что ль идти?
Но как вспомнил ворчанье старухи:
- Вот он дом мой – бескрайни просторы реки,
Берегов те отвесные кручи.
Вот остался бы здесь уж совсем, навсегда –
Передернуло деда от мысли:
- Упаси меня Бог! Что за вздор? Ерунда.
Его мысли вдруг в грусти повисли.
Потянул он авоську, прикормку тряхнуть,
Необычно легко показалось.
Озадачило деда, забыл он про грусть,
Ничего не поймет: - Что за шалость?
- Нет прикормки? А камень, его где же вес?
Выбирая в раздумьях всю леску,
Неожиданно рядом всплывает наверх
Сам хозяин в два центнера весом.
Небольшие, но черные глазки сома
Впились в деда, а страха в них нету,
И смакуя, авоську по пасти гонял,
Разевая смешно рот при этом.
Обнаглевший обжора и скользкий нахал
Мял прикормку. Картина – потеха.
Воспротивился дед, всем нутром взбунтовал,
Было точно ему не до смеха.
Сом в раздумьях своих разглядел старика,
Примеряя в пропорциях жертву.
И всем видом своим, обнаглевши слегка,
Теребил стариковские нервы.
Насладившись прикормкой, остатки сглотнув,
Поспешил скрыться сом под корягу.
Растворился в пучине с авоськой во рту,
Разозлив тем вконец бедолагу.
- Стой! Отдай! – пронеслось над пустынной рекой.
Дед придерживал леску при этом,
Не давая сбежать исполину домой,
Все попытки его были тщетны.
Руки резала снасть, но не чувствуя боль,
До последних сил бился он с рыбой.
Жизнь мечтал о трофее, дождался вот коль,
То теперь не пеняй, горе мыкай.
Оказались неравными силы борцов,
И охотник становится жертвой.
Воплощенье в реальность ужаснейших снов –
Навсегда поглощенным быть бездной.
Накренился борт лодки, сом сильно тянул,
Вмиг лодчонку залило водою.
Обреченно с тоской дед на солнце взглянул –
Страшный крик поглотился рекою.
Всё напрасно старуха ждала старика,
Не вернется он больше с рыбалки.
Стала домом родным для него та река,
Опекать его будут русалки.
Припекало июньское солнце.
Дед Степан изнывал от жары на реке,
Лучше б дома глядел он в оконце.
Говорила жена: - Может хватит удить?
Вот доездишься, старый, по речке,
Как утащит хозяин на дно под пеньки,
Лучше дома сиди, вон на печке.
- Ничего, – хитрый дед прятал смех в кулаке,
- Сила есть, порыбачим маленько,
А хозяину можно влепить по башке,
Подтянуть за усы - и поленом!
Но боялся признаться дед даже себе:
Пролетела вся жизнь незаметно.
Стал он старым совсем, хоть того не хотел,
И, увы, бытие стало тщетно.
Но река, как и прежде, манила к себе,
Точно слился он с нею судьбою,
Хорошо порыбачит – легко на душе.
Так и жил он бок о бок с мечтою.
А рыбачил старик с «душегубки» своей,
Нареченной в миру плоскодонкой.
И вдвоем лишь с трудом умещаешься в ней,
Ну и как же не быть ей лодчонкой.
Простоватая снасть, хитрость все же в ней есть,
Конструктивно есть сходство и с донкой.
Не спортивная точно, добычлива – «жесть»!
Не сказать, что была она тонкой.
С сухарями авоська и каши комком,
Для огрузки снабженная камнем,
Опускается фалом на самое дно.
Точно так он рыбачил и парнем.
А по этому фалу, свинцовым кольцом,
До кормушки спускается леска,
Оснащенная после кольца поводком,
На котором крючки да хоть с тестом.
А в тогда он крючки наживил червяком
Буро-красным в полоску – навозным.
Игнорировал лещ, в чем причина – вопрос,
Становился старик наш нервозным.
Не клевало в тот раз – не везет иногда.
Проверял часто снасть, вроде норма.
Та же лодка, то место и та глубина,
И наживка, и та же прикормка.
Промелькнуло у деда: - Домой, что ль идти?
Но как вспомнил ворчанье старухи:
- Вот он дом мой – бескрайни просторы реки,
Берегов те отвесные кручи.
Вот остался бы здесь уж совсем, навсегда –
Передернуло деда от мысли:
- Упаси меня Бог! Что за вздор? Ерунда.
Его мысли вдруг в грусти повисли.
Потянул он авоську, прикормку тряхнуть,
Необычно легко показалось.
Озадачило деда, забыл он про грусть,
Ничего не поймет: - Что за шалость?
- Нет прикормки? А камень, его где же вес?
Выбирая в раздумьях всю леску,
Неожиданно рядом всплывает наверх
Сам хозяин в два центнера весом.
Небольшие, но черные глазки сома
Впились в деда, а страха в них нету,
И смакуя, авоську по пасти гонял,
Разевая смешно рот при этом.
Обнаглевший обжора и скользкий нахал
Мял прикормку. Картина – потеха.
Воспротивился дед, всем нутром взбунтовал,
Было точно ему не до смеха.
Сом в раздумьях своих разглядел старика,
Примеряя в пропорциях жертву.
И всем видом своим, обнаглевши слегка,
Теребил стариковские нервы.
Насладившись прикормкой, остатки сглотнув,
Поспешил скрыться сом под корягу.
Растворился в пучине с авоськой во рту,
Разозлив тем вконец бедолагу.
- Стой! Отдай! – пронеслось над пустынной рекой.
Дед придерживал леску при этом,
Не давая сбежать исполину домой,
Все попытки его были тщетны.
Руки резала снасть, но не чувствуя боль,
До последних сил бился он с рыбой.
Жизнь мечтал о трофее, дождался вот коль,
То теперь не пеняй, горе мыкай.
Оказались неравными силы борцов,
И охотник становится жертвой.
Воплощенье в реальность ужаснейших снов –
Навсегда поглощенным быть бездной.
Накренился борт лодки, сом сильно тянул,
Вмиг лодчонку залило водою.
Обреченно с тоской дед на солнце взглянул –
Страшный крик поглотился рекою.
Всё напрасно старуха ждала старика,
Не вернется он больше с рыбалки.
Стала домом родным для него та река,
Опекать его будут русалки.
