Отец (Повесть. VIII глава)

8.
В один из визитов в другой мир, гуляя с отцом, мы отошли на значительное расстояние от лечебного корпуса (если стоять к нему спиной, то в направлении на северо-запад на триста, четыреста метров). По гравийной дорожке мы дошли до конца парка. Позади остались лужайки и клумбы. Дальше начиналась широкая, вытоптанная в зелёном поле дорожка, которая вела в сторону поднимающегося от земли тумана. Пройдя всё поле, мы оказались буквально в шаговой доступности от него. Туман был настолько густой, осязаемый, и я бы сказал живым, что казалось, что он видит нас и слышит о чём мы говорим. На каждое сказанное слово он будто отзывался в виде очередной волны клубящихся, плотных, серых сгустков, которые вырывались из него, стремясь приблизится к нам. Неведомая сила словно удерживала его порывы, не давая выйти за обозначенный Рубикон. Рубикон – это слово, которое называл отец.
- Ты знаешь, что это? – спросил я у него.
- Где-то здесь должен быть мост, по которому нам нужно пройти на другой край, - ответил отец.
Туман возвышался стеной, простираясь влево и вправо на столько, на сколько хватало зрения, как бы преграждая дальнейший путь. Было понятно, что его не обойти. Ещё из далека, по мере приближения к нему, невольно возрастало моё волнение и страх перед неизвестностью. Отец тоже заметно нервничал. Его голос был взволнован, глаза бегали из стороны в сторону, а движения стали короткими и резкими. Он вступал осторожно, с опаской, вглядываясь под ноги. Так мы, почти вплотную, подошли к нему. Неожиданно туман осел, образовав коридор прямо напротив нас, словно кто-то более могучий и всесильный приказал этому «зверю» сесть на задние лапы. Я чётко увидели перед собой обрыв и мост. Мост с виду был очень старым. Его деревянные балки и доски почернели от времени. Он соединял два противоположных берега широкого рва с обрывистыми, почти отвесными краями. Его длина была не больше тридцати метров. Мост был необычный настолько, что называть это сооружение мостом, не совсем правильно. Скорей всего это были остатки некогда стоявшего моста, от которого остался сгнивший остов с одиноко торчащими и лежащими брёвнами. Было вообще удивительно, что он стоит, поскольку деревянные балки и брошенные сверху них в хаотичном порядке доски были настолько дряхлые и трухлявые, что сквозь их тлен проглядывался клубящийся внизу туман. Я не успел толком разглядеть то, что находилось на противоположном берегу, потому что туман также молниеносно поднялся, обдавая нас своими клубами. Мы отпрянули назад и развернувшись, быстро зашагали обратно.
Отойдя на некоторое расстояние, отец остановился, чтобы отдышаться.
- Как можно вообще пройти по этому мосту? Он просто рухнет под нами, - сказал я.
- Сам не знаю, как, но это нужно будет сделать, – ответил отец, - Нас всё время готовят к этому. Каждый должен его пройти, если он готов.
- Ты видел, что на том берегу тоже есть земля, деревья и дорога (это всё, что успел выхватить мой глаз), там что – рай? Как бы рассуждая вслух, спросил я у отца, – а внизу тогда получается - ад. И все, кто не проходит, то попадает в ад? Продолжал я спрашивать его, одновременно рассуждая.
- Я пока не знаю, что это. Возможно и так. Нам просто говорят, что в своё время всё узнаете.
- Ну как его вообще можно пройти? – продолжал я,
- Завтра будем пробовать. Время уже подходит, - ответил он и мы зашагали в сторону лечебного корпуса.
По дороге мы, как всегда, разговаривали обо всём и незаметно подошли к входной двери. Голоса, подсказывающего каждый раз о времени возвращения, не было, но я интуитивно почувствовал, что мне пора обратно.
- Ну, что ж! Завтра, так завтра. А ты точно уверен, что уже готов?
- Думаю, да!
На этом мы попрощались. Пожал руку отцу, мы обнялись, похлопывая друг друга по плечам, и развернувшись, я зашагал в сторону портала. Как всегда, обернувшись через несколько десятков шагов, увидел махающего мне в след рукой отца. Я махнул ему в ответ и продолжил путь.
Переход в реальный мир всегда был связан с пробуждением. Вместе с глубоким вдохом резко открывались глаза, и в сознании, как киноплёнка, поставленная на перемотку, каждый раз прокручивались все увиденные и пережитые события в параллельном мире. В этот раз я дольше обычного вглядывался в сумрак комнаты, перебирая в голове мысли после увиденного. Мост с его трухлявостью, туман, который был словно живой, и кто - этот незримый господин, приказавший туману осесть? Кроме, как ответа – Бог, другого не могло прийти в голову… Я уснул.
Днём не покидала мысль, что сегодня ночью нам с отцом придётся пройти по «Чёртову мосту» или, возможно, попытаться пройти. Было волнительно, страшно, и одновременно жутко интересно как же это будет?
Ответы не заставили себя ждать. Заснув вечером, я, уже как «натренированный спортсмен», спокойно и легко перешёл грань между двумя реальностями, и очутившись в знакомой аллеи, зашагал к отцу. Подойдя к корпусу, и не встретив его по пути, привычно прошёл по коридору и поднялся в палату. В палате отца тоже не оказалось. Повернувшись в сторону, где обычно сидел Николай, чтобы спросить его об отце, немного опешил. На кровати Николая, поверх панцирной сетки, лежал свёрнутый матрас. В недоумении я повернулся левей, где сидел на своей кровати мужчина во фланелевой рубашке.
- Здравствуйте, а где Николай? – спросил я его.
- А Николая выписали вчера ещё. Время подошло.
- А отец где, не знаете?
- Его вызвали к доктору. Наверное, должен скоро подойти.
- Спасибо.
- Да не за что.
Я стоял рядом с кроватью отца и невольно рассматривал собеседника. Он был полноват, с красноватым оттенком лица, с большой залысиной на лбу.
- А вы давно здесь?
- Дня на три позже твоего отца положили.
- А вы ведь тоже умерли?
- Да. Здесь все лежат, кто умер на Земле от рака. На втором этаже в нашем крыле лежат с раком горла, и головы, а в соседнем - с раком крови.
- Я внизу видел много перебинтованных людей. Что, и они тоже?
- Да. Здесь весь корпус раковый, но только мужики лежат.
В этот момент в палату вошёл отец. Он был серьёзен, но увидев меня тут же улыбнулся, и мы обнялись.
- Я смотрю, что Николая выписали, - сказал я отцу, показывая на свёрнутый матрас,
- Да. Вчера проводили. Время подошло. Скоро и моё подойдёт. Нужно сегодня попробовать пройти.
- Так пошли, сказал я, и мы направились к выходу из палаты.
По знакомой дорожке мимо цветочных клумб, зелёных газонов, лавочек мы шли в сторону уже известного нам моста. Под ногами гравийная дорожка сменилась знакомой тропинкой с пожухлой травой и пылью. Тропинка была шириной сантиметров шестьдесят. По всему было видно, что она была протоптана давно и постоянно используется, потому что не успевала зарасти травой, а местами была вытоптана до земли. Сухая дорожная пыль тонким слоем легла на мою обувь. Почему-то этот факт особенно врезался в память. Мы шли и разговаривали. Голос отца уже окреп и напоминал его обычный тембр. Я поинтересовался о его физической готовности:
- Ты точно уверен в своих силах?
- Думаю, что уже готов.
- Что на другом берегу тебя ждёт?
- Не знаю, но сказали, что если пройду, то там должны встретить и всё рассказать.
Отец явно был взволнован и сосредоточен на предстоящем прохождении. Он, то смотрел себе под ноги, то устремлял взор в сторону приближающегося тумана и был не многословен. Я всматривался в голубоватое небо и разглядывал окружающую природу. Над всем этим миром разливался свет, но солнца я не видел. Этот свет мне чем-то напомнил летний, солнечный день из моего детства, когда небольшой тёплый ветер как бы ласкает кожу и хочется подставить ему лицо, закрыть глаза и просто наслаждаться жизнью.
Настроение лёгкости и нирваны оборвалось, когда мы подошли вплотную к туману. Он, словно хотел потрогать нас, приближаясь своими клубами к лицу. От тумана не исходило сырости и зловонности. Почему я назвал его именно туманом, а не дымом, да потому, что он стелился над рвом, не поднимаясь выше трёх, четырёх метров. Отец стоял слева от меня и тоже смотрел на происходящее. Потом он повернулся ко мне и сказал:
- Прости меня, сын, за всё, что сделал не так в свой жизни. Я всегда тебя любил и буду любить.
- Отец, я давно всё тебе простил, - с волнением в голосе ответил я.
Он взял мою руку, мы посмотрели друг на друга, пытаясь побороть волнение и страх. В этот момент я слышал, как в ушах учащённо бьётся пульс. Сделав интуитивно глубокий вдох, мы шагнули в туман. Через несколько шагов туман неожиданно расступился, как бы освобождая путь, показывая край обрыва где начинался сам мост. Подойдя к самому его началу, мы перевели дыхание и ещё раз посмотрели друг на друга: «Ну, с Богом!», сказал отец, и не размыкая рук мы сгруппировались, чтобы сделать первый шаг. Некоторое замешательство всё-таки возникло, поскольку, опустив взгляд вниз, каждый из нас не решался сделать шаг. Ближайшая поперечная доска лежала чуть наискосок от отца так, что мне бы пришлось делать шаг гораздо длиннее, чем ему. Это, не говоря о том, что сама доска почерневшая, прогнившая насквозь казалась очень ненадёжной, внесло небольшую заминку и уменьшило первоначальную решительность. Отец первым решился сделать свой шаг на мост. Он очень осторожно вытянул вперёд левую ногу, носочком дотронулся до доски, пробуя её на прочность. Затем полностью поставил всю ступню и начал медленно переносить всю тяжесть тела на опорную ногу. Он чуть сильнее сжал мою руку и в том момент, когда нужно было оторвать от земли правую ногу, доска под левой предательски хрустнула и отец по пояс провалился между опорами моста. Я смог его удержать от дальнейшего падения, как тогда на Ярославском вокзале в далёком детстве и снова, с силой вытащить его на край обрыва. Почувствовав твёрдую опору, он отпустил мою руку, затем встал с коленок и переведя дыхание сказал: «Видно ещё рано!». Затем, отряхнув штаны от пыли, выпрямился в полный рост. Мы ещё раз, машинально посмотрели вниз. Туман начал снова сгущаться, как бы выпроваживая нас обратно.
Так мы потерпели полное фиаско. Отец шёл явно расстроенный. Я, как мог, его подбадривал дежурными фразами. Подойдя к корпусу, мы попрощались. Было ясно, что нам предстоит пройти этот путь ещё раз, но позже.
Переход между нашими мирами с каждым разом проходил всё спокойней и ровней. Вот и в этот раз, пройдя через аллею, я просто открыл глаза уже в своей спальне. Картинка тумана и моста стояла передо мной.
(Продолжение следует)