Отец (Повесть. VI и VII главы)

6.

После этого события выводы напрашивались сами собой. Та реальность явно обладает силой умиротворения и располагает к какому-то внутреннему очищению. Она наполняет тебя своим светом изнутри. Но главный вывод я сделал такой - наши мира связаны между собой настолько, что ощущая блаженство души в потустороннем мире, здесь на Земле, тело готово подчиниться вселенским законам и отпустить душу к своему Творцу. Значит душа и есть та связующая нить. И только одной невидимой, всеприсутствующей, всепроникающей силе дано решать – пора или не пора прервать эту связь. Ведь когда я почувствовал, что мне нравиться тот мир больше реального, где я живу, то эта сила моментально отреагировала, прекратив визит. И опять-таки, интересный момент, что каждый раз, включая и последний, я возвращался в свой привычный мир исключительно через портал. Значит ли это, что переход между нашими мирами (состояниями) возможен только в определённом месте? Не знаю, но получается, что так.

Анализируя дальше всё произошедшее со мной, я в очередной раз задумался, а почему именно я и отец. У Николая, например, тоже остались любящие жена и дочь на Земле. Он что, не нуждается в помощи близких? К чему готовится отец? Опять одни вопросы. Зная о воздушных мытарствах, которые душа проходит в отведённые ей сорок дней по пути к восхождению к Творцу, я не предполагал, что люди, физически пострадавшие от тяжёлой болезни ещё при жизни на Земле, готовятся к переходу каким-то иным образом через лечение. Я помогаю отцу перейти куда? Что это за место и как оно выглядит? С каждым визитом во мне только разгорался огонь познания и желания понять ту, потустороннюю реальность.

На протяжении всего дня тогда, да сейчас, когда пишу эти строки, навязчиво всплывают воспоминания из детства. Некоторые из них настолько яркие и осязаемые, что закрой глаза и они кинолентой прокрутят тебе кадр за кадром то или иное событие. А ведь среди них есть одно, наиболее сильное по эмоциональному накалу и драматизму. Дело в том, что по стечению обстоятельств я всегда находился рядом с отцом в те секунды, когда ему угрожала смерть. Первый раз это случилось на Ярославском вокзале в Москве. Мне было пять лет с небольшим. Стояла тёплая, солнечная, летняя погода. На выходные мы все втроём; мама, папа и я, отправились из Дубны в Ярославль к бабушке. Из Дубны два часа на электричке до Савёловского вокзала столицы, затем за 15 копеек на маршрутном такси до ближайшего метро и на Комсомольскую площадь. Отец, чувствуя свободу от руля, ещё в Дубне позволил себе выпить пиво. Затем у Савёловского решил добавить. В общем, уже на Ярославском его развезло на жаре. Пока мама покупала билеты на поезд, стоя в длинной очереди, отец выпал из поля нашего зрения и появился уже на улице в состоянии «полного не стояния». Чтобы оградить его от дальнейших соблазнов, мы повели его на перрон. Отец всё время возмущался и порывался вернуться. Это было изматывающее состязание с зелёным змеем. В какой-то момент он вырвался, его мотнуло, и он спиной наотмашь полетел с перрона на железнодорожные пути прямо под подававшийся состав. Дальше всё происходило как в фильме «Матрица», в эпизоде, когда Нео уклонялся от пуль: поезд осаживается в тупик, в открытом дверном проёме хвостового вагона, наполовину высовываясь, с жёлтым свёрнутым сигнальным флажком в руке кричит проводница, отец делает отчаянные взмахи руками, пытаясь поймать баланс, вздохи и крики толпы, в последний миг я хватаю его за полу пиджака и рывком втаскиваю обратно на перрон, он падает лицом на асфальт и вагон прокатывается мимо. Что это было? Как это возможно, чтобы пятилетний ребёнок, не растерявшись, смог втащить взрослого мужика? До сих пор это остаётся для меня загадкой.

Остальные случаи, к сожалению, тоже связаны с алкоголем, когда отец находился за рулём и вёз нас с бабушкой на служебном РАФике. Находясь в потоке машин, он начал «клевать носом» и отключаться. Я толкал и будил его каждый раз, предотвращая аварию. Не хочу больше ворошить эти страницы моего детства. На душе от этого делается очень тяжело, да и читающему, наверное, уже всё это набило оскомину. Но из песни слов не выкинешь, как из жизни не выкинешь ни одного дня, хорош он или плох. Хочу оставаться честным и открытым перед Вами, потому что дальше события будут разворачиваться ещё более непредсказуемые.

Очередной день, очередная ночь, пятая или шестая от начала «путешествия». Засыпая, я был почти уверен, что снова увижу отца. Сон. Резкое пробуждение. Знакомое место портала. Я стою лицом к выходу. Всё так, но что-то мешает, что оттягивает правую руку. Смотрю вниз, а в руке полиэтиленовый пакет, в котором лежат три ярко-оранжевых апельсина. Тут же вспомнился вчерашний разговор с отцом про фрукты и обещание принести именно апельсины. Удивление не покидало меня на всём протяжении, пока шёл в корпус, поэтому, поднявшись на второй этаж, и открывая дверь в палату, с ходу произнёс:

-А вот и я, с гостинцем, - протягивая стоящему у кровати отцу пакет с апельсинами, - как и обещал, вот угощайтесь, – отец широко улыбнулся, принял пакет и понёс его к тумбочке.

- Спасибо, сын! – проговорил он своим сиплым голосом, – сегодня мне доктор разрешил выйти на улицу погулять.

- А как ты себя чувствуешь? Силы есть? – спросил я.

- Нужно пробовать, - ответил он.

- Пойдём конечно.

Мы вышли из палаты и направились к лестнице. Держась за перила обеими руками, отец спускался, тяжело дыша. На лестничной площадке мы остановились передохнуть.

- Ноги дрожат от слабости и в руках силы ещё нет, - пожаловался сам на себя отец, - пойдём дальше, - и мы продолжили путь к выходу из корпуса.

Опираясь плечом о дверной косяк, отец стоял и никак не мог отдышаться. Пот выступил испариной на лбу и щеках.

- Ух, взмок, тяжело ещё. Всё тело, как не моё. Не слушается.

Поддерживая его щуплое тело, мы наконец вышли на из корпуса на природу. Свет струился. Кругом зеленели трава и деревья. Повернув налево за угол, мы прошли по гравийной дорожке до ближайшей лавочки. Сев на неё, отец начал потихоньку приходить в себя, и я спросил:

- Ты говорил вчера, что вам нужно готовиться к чему-то? К чему именно?

- Нас здесь только лечат, а жить мы будем не здесь, а в другом месте. Но до него ещё нужно дойти, вернее пройти через Рубикон.

- А что, не все проходят? – продолжал я.

- Говорят, что не все. Вот ты и должен мне помочь перейти его, так они мне сказали.

Дальше мы сидели с ним на лавочке, дышали тёплым воздухом, разговаривали о жизни на Земле, о внуках, работе и о прочих вещах. В ветвях отдалённых деревьев негромко пели птицы. Мимо неторопливым шагом прогуливались пациенты. Чуть правее двое мужчин увлечённо ухаживали за посадками цветов на клумбе, рыхля землю цапкой и поливая из лейки. Во всём царило умиротворение и спокойствие: в самой природе, в неторопливых движениях людей, даже небо было чистым и лазоревым без бегущих по нему облаков. Что это – рай? Думал я про себя. Скорей всего нет, ведь со слов отца их здесь только лечат. Мои раздумья и созерцания прервал подошедший мужчина в пижаме:

- Вам просили передать, что доктор будет ждать вас у себя, - обратился он к отцу, и затем направился по своим делам, хотя какие тут могут быть дела, очередная мысль проскочила в моём сознании.

Мы встали и направились ко входу в корпус. Отец несколько раз вставал, чтобы перевести дух. Поднявшись на второй этаж, ещё на лестнице, голос внутри меня произнёс: «Тебе пора».

- Бать, мне пора идти. Ты сам дойдёшь до палаты?

- Теперь дойду, сынок. Спасибо тебе за всё. Я люблю тебя.

Мы пожали руки и обнялись. Я быстро спустился вниз, ещё раз помахав отцу рукой с лестничной площадки. В хорошем, приподнятом настроении я быстро дошёл до аллеи и углубляясь в неё, почувствовал резкое, но безболезненное пробуждение. Супруга мирно спала. Полежав ещё какое-то время с открытыми глазами и размышляя о пережитых сегодня эмоциях, постепенно погрузился в нормальный сон.

7

Все дальнейшие дни, а точнее ночи, я больше не испытывал страха от прохождения между нашими мирами. Каждый раз, ложась в постель, я знал, что снова и снова увижу отца. Мне не было больно или дискомфортно от этих «ночных прогулок». С каждым визитом передо мной открывались всё новые и новые странички увлекательной книги, автором которой мог быть только сам Творец. В этом я убедился окончательно ещё при первых посещениях. Скажу честно, что, начиная с шестого визита, все последующие встречи проходили по обычному сценарию. При этом оставался неизменным тот факт, что каждая была абсолютным логическим продолжением всех предыдущих. Мы гуляли с отцом по парку, разговаривали обо всём подряд. И если что-то отец не знал об окружающим нас мире, то спустя какое-то время всё выяснив, уже делился полученной информацией со мной.

В один из последующих визитов, гуляя с ним по территории, мы подошли вплотную к металлическому забору, виденному мною ранее. Четырёхметровой высоты, он представлял собой вкопанные в землю круглые, массивные металлические столбы между которыми были вварены прутья с перемычками. За ним по всему периметру пролегала гравийная дорожка и приблизительно в шести метрах вглубь закрытой территории, располагался ещё один забор. Он был чуть ниже и состоял из металлических столбов меньшего диаметра с натянутой до самого верха сетки с некрупными ячейками. Вверху в несколько рядов была натянута колючая проволока. На столбах по всей высоте через равные расстояния виднелись белые изоляторы с натянутыми на них проводами. Наличие изоляторов явно указывало на то, что провода находятся под напряжением.

- А что тут у вас? – спросил я у отца.

- Здесь держат одержимых и буйных, мужики рассказывали.

- А их разве тоже лечат?

- Здесь всех лечат, ответил он.

За вторым забором тянулась просторная стриженая лужайка. Деревьев и кустов не было нигде. За лужайкой проходила широка тёмная дорога параллельно всему забору. К дороге, почти вплотную, примыкали торцы двух и трёхэтажных корпусов. Все виднеющиеся окна были в металлических решётках. Очень редко от корпуса к корпусу переходили люди. По всей видимости это был кто-то из обслуживающего персонала. Больше на улице никто не гулял и не находился.

- А женщин здесь лечат? – спросил я у отца.

- Да, конечно, но только у них свой городок. Говорят, что где-то там, за теми большими деревьями, - указывая рукой направо, - от нашего корпуса нужно идти очень далеко.

Отец явно шёл на поправку. Мы с каждым разом всё увеличивали и увеличивали протяжённость маршрута, идя то в одну, то в другую сторону. Он очень любил спрашивать меня об успехах на работе, о внуках, и о всём, что происходит на Земле, при этом улыбаясь и радуясь очень непосредственно, не пытаясь возражать и спорить, как это бывало раньше, ещё когда он был жив.

У отца был характер весьма своеобразный; вспыльчивый с близкими и выдержанный с посторонними людьми. В компании всегда шутил, подшучивал над Лидой, его второй женой, и её сестрами. От этого у многих складывалась картинка, что он просто весельчак и душа компании. Всю злость и недовольство он легко обрушивал после ухода гостей на домочадцев. Видимо на формирование тяжёлого характера повлиял полный отказ от спиртного и сигарет. К моменту соей смерти отец уже двадцать с лишним лет был в полной завязке. Нет, я не скажу, что он был двуличным человеком. Нет. Он в душе был очень жалезлив, мог броситься на помощь по первому звонку к любому: другу, родне, мне. И ещё одно качество очень сильно отличало его от всех – поразительная работоспособность. Где бы он не работал: в огороде, на строительстве гаража, делая ремонт машины и прочие, работа шла с раннего утра до позднего вечера до седьмого пота буквально. За последние эти двадцать лет он словно догонял ушедший поезд, в котором умчались молодость, семья, достаток, сын… Не давая себе отдыха, он и меня волей-неволей заставлял гнаться вместе с ним. Что мы только вместе с ним не переделали: построили четыре кирпичных гаража с подвалом, две дачи (ему и мне), бесконечные ремонты и шабашки. Он постоянно копил деньги, откладывая их для того, чтобы в очередной раз поменять машину, сделать внукам подарки, съездить на малую родину и поменять своим родителям старые, обветшавшие памятники на новые и ещё много всего.

Он и отдыхать то толком не умел. Помню в самом конце 90-х годов, уже прошлого века, по путёвке, впервые поехал на Чёрное море в санаторий близ Одессы в межсезонье. Перед отъездом спросил у внучки, что привести, а та, по детской наивности попросила камушки и ракушки. Пожелание внуков – закон! Сразу по приезду на следующий день увесистый целлофановый пакет с красивыми камушками уже занимал своё место в чемодане, как он сам рассказывал. Однообразный, скучный отдых и процедуры ему быстро прискучили, и он, пользуясь тем, что от Одессы до Киева гораздо ближе, чем от Москвы, рванул к родному брату, чтобы помочь достроить дом. На неделю сократив гуляние по набережной, он за оставшиеся дни отпуска сумел сделать то, что брат бы делал ещё минимум полгода. Уже после всех этих событий дядя Миша взахлёб рассказывал нам, как Юрик, так он называл младшего брата, умотал его самого и всех помощников, и как потом знакомые спрашивали, где он нанял того шустрого строителя.

Всё это и многое другое прокручивалось у меня в голове, пока мы гуляли и беседовали. Отец возбуждал мои воспоминания. Безусловно, хороших было гораздо больше, чем плохих. Ведь всеми своими последними делами он доказывал, что действительно настоящий отец, и это, кроме уважения с моей стороны и преданности, не могло вызывать иных чувств.

(Продолжение следует)