Советы Оптинских старцев-86

СОВЕТЫ ОПТИНСКИХ СТАРЦЕВ

 

(Хроника начала духовной жизни)

 

ИЗ АНАТОЛИЯ СТАРШЕГО ОПТИНСКОГО

 

Учить я не запрещаю, это доброе дело — век живи,

век учись, но только начни-то с себя.

 

15.02.18 г.,

Сретенье Господне

 

(Продолжение )

 

К ПУШКИНСКОЙ ТРОПЕ!

 

(Дополнение к завершающей главе исследования

антипоэзии на интернетских сайтах)

 

... В одной из первых глав наших заметок мы уже говорили, насколько важно для поэта выбрать в Божественных сферах, в обителях Истины тему будущего сочинения, которая не только пришлась бы по сердцу самому сочинителю, но была бы и предельно полезной читателям. Если пренебрегать этим правилом, получится обратное — антистихи, мало того что не полезные и неглубокие, но еще и опасные, вредные, потому что будет в них ложь, людей развращающая (такими пренебрежениями богат «серебряный век», открывший широкую дорогу нынешнему графоманско-интернетскому беспределу).

 

Мне трудно сказать, насколько владеет Христовой Истиной герой нынешней главки, но есть грустное и тревожное предположение, что пока — не очень. Иначе бы не появилось вот это беспомощно-непоэтическое четверостишие.

 

МАЯЛ МАЯТНИК ГОРДЫНИ

 

Виноваты сами –

Маятник гордыни.

Грех витал меж нами –

Нет его в помине.

 

В чём его беспомощность и вредоносность? Для тех, кто знаком, хотя бы в общих чертах, с учением Христа (о создании материально-духовного мира и его нравственных законах) — нет секрета в том, что человек извечно грешен и потому больше склонен к греху, чем к доброму деянию. Как бы он не очищал себя от пороков, обязательно согрешит, сделает не так, как должен был бы сделать по требованиям духовности, и — обязательно! — подпадёт под магнитное поле бесчисленных согрешений (а гордыня — их родная мать). Так что в данном экспромте, скорее всего торопливом, непродуманном, не одна ошибка, а множество, но главные из них вот эти — безгрешность бывает в человеке очень короткое время; согрешения приходят не по закону маятника, его нет и в помине, а в любое время, только человек начнёт забывать о Боге, о совести и нравственности; горделивость утверждения автора в безгрешии (это уже грех); и связанное с греховным состоянием издёрганное, нелогическое, непоэтическое стихоплётство, совершенно недостойное дара Божия. Вот здесь Малов уж точно не Большов. (Да простит он меня за каламбур, но нельзя равнодушно смотреть, как талантливый поэт сам себя отхлёстывает крапивным веничком).

 

В высокой нравственной сфере столько тем, еще нетронутых, ждущих своего часа, своего творца, своего счастливого, радостного воплощения! Так зачем же следовать неумному, тоже необдуманному восклицанию Ахматовой о мусоре, из которого вырастают стихи. Не стихи из той непотребности вырастают, а пустяковые хи-хи.

 

Был бы злополучный экспромт единичным в творчестве Малова, я бы на него внимания не обратил. Чего не сочинишь без вдохновенья. Но просчёты такие, увы, есть. Вот еще один.

 

НА ПАМЯТНИК СМОТРЯТ МАЛЬЦЫ...

 

"Я вам жить завещаю –

Что я больше могу?"

 

А. Твардовский.

"Я убит подо Ржевом"

 

 

"Живите!.." – погибших заветы.

На памятник смотрят мальцы,

Где строки, поэмой Победы, –

Солдатских фамилий столбцы.

 

Вот лица мальчишек всё строже

И – скорбь. И в живой тишине

О Родине чувства тревожит

Неснятый вопрос о войне.

 

Тут снова ложные придумки, но уже с порочным и, к сожалению, привычным нынче душком лжеопатриотизма. Желаемое за действительное выдавать — замшелый приёмчик советских Фадеевых и Горьких. Но, оказывается, бессмертный какой-то. Поют, поют гимны современности, почти в конец развращённой... А я вот ни разу за последние годы не видел, чтобы мальцы стояли со скорбными (!) лицами у памятников и стел павших в жестокой битве с фашизмом. Они, мальцы, теперь стоят где-нибудь в затенённой сторонке и завистливо смотрят, как старшие их сверстники наркотой себя пичкают и другими гадостями.

 

Вот ведь где проблема! Да, вроде бы, и намёк на это есть в стихотворении: «О Родине чувства тревожит Неснятый вопрос о войне». Эту тему надо было выловить автору в море нравственных, а не лжепатриотических, то есть никаких тем.

 

Нынешнее бездуховное падение и молодёжи, и немолодёжи давно уже надо всесторонне рассматривать и со всей прямотой Христовой говорить о нём, потому что причины этого гибельного явления гораздо более глубже, чем мы привыкли показывать их.

 

Пожалуй, только Астафьев, один он, пока серьёзно и глубоко прикоснулся к Правде о войне в почти не читаемом, по равнодушию нашему, романе «Прокляты и убиты». Там он кричмя кричит против любой войны. В том числе и Отечественной, которая произошла из-за непозволительно-горделивой советской угрозы «старый мир разрушить до основанья» и построить незаконченный когда-то Вавилон. И война-то ведь, — как это люди не видят! — произошла не почему-то иному, а, в итоге, только как великое нам испытание за иудовский отход от Христа. Почти тысячу лет пытались жить по Его высоконравственным заветам — и на тебе: дожили до почти полного безбожия, которое еще и нашим поколениям досталось хлебнуть с избытком. Воистину по-лермонтовски — «Печально я гляжу на наше поколенье...» В истории, увы, и это тоже известно, если знать Истину, — всё закономерно повторяется и опять же из-за первоначального грехопадния человеческого.

 

Значит, что? Значит надобно автору всё-таки скрытую гордыню (а её у каждого из нас хватает) преодолеть, понудить себя к этому (тоже закон Истины), и серьёзно взяться за изучение пока еще в целом незнакомой тайны, чтобы не было срывов, недостойных дара Божьего, который в Малове не по-малому плещет и заставляет кипеть над изобретением не всегда нужных, порой совершенно неорганических, образов. (Но об этом чуть позже).

 

Теперь о встречающихся срывах другого плана, чисто литературно-поэтического характера. Остановлюсь только на самых типичных. Слава Богу, нет-нет да и сам он их видит и легко устраняет, что вселяет веру в светлое будущее поэта. Но и ему самому более решительно надо бороться за приближение тех дней.

 

ПЛЫВЁТ ЧЕРНИЛЬНИЦЫ КОРАБЛИК...

 

"...Чернильница моя..."

А. Пушкин

 

Он жжёт свечу. В округе каплет

С вечерних крыш – весны пора.

Плывёт чернильницы кораблик

Под белым парусом пера.

 

Плывёт. Плывёт. Ещё страница!

А на дворе уже темно...

Вновь будет Пушкина окно

В столице за полночь светиться.

 

Иван, пожалуй, и сам уже догадался, какие тут у нас претензии. Прекрасный образ «Плывёт чернильницы кораблик Под белым парусом пера» ну никак не уживается со страшно бородатым литературным штампом — с окном, которое будет светиться за полночь. Не уживается и с немощным словом «каплет». Не все же слова без тщательного отбора следует ставить в строку. Это старое и непогрешимое требование стихотворцев, и забывать о нём грешно. Исправь, Иван, две этих погрешности, совершенно незаметные для нынешних нетребовательных читателей, и твоё стихотворение под парусом поэтического вдохновения тоже поплывёт в даль дальнюю под весеннюю капель!

 

Только что мы отметили неоригинальность и заимствование поэтом штампованного образа. В 8-строчном стихотворении хватило бы и одного, первого, удачного. Но нет! Жадность, что ли? А ведь излишнее всегда только во вред. Прочитайте вдумчиво вот эти сихи.

 

ВЕЛОСИПЕДИСТЫ ДЕТСТВА

 

Вслед за солнышком вставали,

Мчались в луговой озон.

Под ногами – две педали,

Как ступени в горизонт.

 

Спицы быстрые вязали

Шин узорные следы

И звоночку подпевали

Летом птицы с высоты.

 

Он звенел, что мир чудесен!

Нас манили, уводя,

Километры птичьих песен,

Сельских далей и дождя.

 

Я дождя начало слышал

На крыльце, где так легки

Первых капелек по крыше

Голубиные шаги...

 

Автор решил перещеголять сам себя. Сорить образами, так уж сорить! Посчитаем, сколько их в небольшом стихотворении. Вслед за солнышком вставали; Мчались в луговой озон; Под ногами – две педали, Как ступени в горизонт; Спицы быстрые вязали Шин узорные следы; И звоночку подпевали Летом птицы с высоты; Он звенел, что мир чудесен!; Нас манили, уводя; Километры птичьих песен, Сельских далей и дождя; Я дождя начало слышал; так легки Первых капелек по крышей

Голубиные шаги...

 

Одиннадцать на шестнадцать строк. Недурственно. Хотя Есенина обойти не удалось. Есть у него такие строчки:

 

Изба-старуха челюстью порога

Жуёт пахучий мякиш тишины.

 

Получается по два образа на одну строчку. Да вот только в этом ли суть настоящей, большой, русской, Божественной поэзии, в которой «поэт больше, чем поэт»? Если по большому счёту, я бы из всего маловского стихотворения оставил только одно, последнее четверостишие:

 

Я дождя начало слышал

На крыльце, где так легки

Первых капелек по крыше

Голубиные шаги...

 

В нём поэзия родниковая и образы вполне органические, жизненные, нужные для стиха. А остальные, — сами по себе в отдельности неплохие, свежие, — страшно мешают восприятию главной мысли — прелести, лёгкости, яркости детского катания на велосипеде. А смысл теряется, значит поэт силы напрасно растратил на... получается, выкрутасы, ненужные выпендривания. А как еще назвать то, что лишнее, мешает, уводит от главного? Так ли, сяк ли, но выходит земное, толерантное, жадное, неостановимое изобилие.

 

И потом вспомним — ушёл ли со временем Есенин, который, по словам Маяковского, «загибать умел», в густые дебри образности или ушёл в места более просторные, чистые, свободные для глубокой мысли. В конце жизни Сергей Александрович говорил, что его теперь всё больше тянет к Пушкину, и сочинял намного проще, доходчивее, богаче по мысли, сердечнее и — лучше:

 

Я о своём таланте

много знаю.

Стихи — не очень трудные дела.

Но более всего

любовь к родному краю

Меня томила,

мучила и жгла.

 

Неизбежно пришёл к простоте и Маяковский:

 

Уважаемые товарищи потомки!

Роясь в сегодняшнем окаменевшем говне,

наших дней вспоминая потёмки,

вы, возможно, вспомните и обо мне.

 

К простоте, к глубине, сердечности и к правдивости русской! Вот ведь задача-то главная и в жизни, и в литературе. А силу таланта — только на совершенствование сочиняемого, производимого на свет не ради экстравагантых выдумок «серебряного века», не ради личной писательской радости, а ради радости понимающего толк читателя, ради Сударыни Истины! А то ведь уходит талант на образы, а стихи, по отдельным строчкам, остаются сырыми, недоработанными, «лето» в них остаётся не перевёрнутым...э-э, то есть не вспаханным. Вот печальные примеры, которых у мастера слова быть не должно. Просто-напросто не должно.

 

СОЛЬ-ИЛЕЦКИЕ АРБУЗЫ

 

( На базаре )

 

– Дар земли!..

– Да-а...

– Чудо света...

– Пробуйте!.. –

Отведать взять –

На губной гармошке лета

Песню родины сыграть.

 

На губной гармошке лета, да еще песню родины сыграть. Какая тут привязка к образу губной гармошки (и песне родины)? Что, отрезанный ломоть арбуза походит на губную гармошку? Но ведь едят-то арбуз не губами, а зубами всё же. А красный цвет походит только на одну треть флага российского. Неточно, фальшиво, противоречит русскому духу.

 

А вот это стихотворение до боли жалко. Какая острая, жизненная , злободевная задумка! Сколько народ наш страдал из-за многолетней невыплаты зарплат и нехватки в стране денег (в то время, как управленцы по-прежнему жирели и благоденствовали). Ведь поднялся же поэт до этой истинной темы!

 

ВОСПОМИНАНИЕ О СТОЛЯРКЕ

 

"Я устал от двадцатого века..."

В. Соколов

 

Плотник вместе с помощником дружно

Пилят доски, кладут – к обрезным.

А распилят – черёд наш. Натужно

Мне с моим напарником нужно

Погрузить их – работа двоим.

 

От нужды мы здесь. Дни крутые –

Вновь с получкой задержка – беда.

За наличку в новой России

С ним пришли подработать сюда.

 

Боль "Как жить?" безответно усилят

Эти доски, что ждёт грузовик...

Мощно, хищно вращаясь, их пилит

Циркулярки акулий плавник.

 

Ритм стихотворения не совсем удобный для формирования хорошо звучащей строки. Например: «А распилят – черёд наш. Натужно». Ужасно немузыкальное, отвратительно звучащее сочетание: черёд — наш — натужно». Я бы сделал так: «А распилят — и вот натужно». У автора безграмотно, не по-русски сказано: «Погрузить их – работа двоим». Уж тогда лучше так: «Погрузить их – заданье двоим». Хотя тоже плохо. Дальше. Какая-то несуразица: за наличку подработать (вместо работать). Гораздо точнее будет: «За наличку в новой России С ним приходим работать сюда». Третья строфа — без изменения. В таком виде стихотворение можно было и публиковать. Но нехватка поэтической ответственности помешала. Доработай, доведи до ума — и получилось бы вполне зрелое, исторически верное произведение. Жизнь была бы отражена по законам Истины, которые только и должны быть в большой, настоящей поэзии.

 

К недоработанным, ничего не поделаешь, приходится отнести следущее стихотворение:

 

СУШЬ. НИ ТУЧКИ В СТЕПНОЙ СТОРОНЕ...

 

Сушь. Ни тучки в степной стороне.

Хоть бы ветры прохладой подули!

Без дождя в знойный день в тишине

Часто никнет округа в июле.

 

(Но) Дождь прольёт – снова птицы поют,

И земля окунается в негу,

И укроп – огородный салют –

Торжествующе тянется к небу.

 

«Часто» — проходное, случайное слово. Нужно что-то другое, вроде: изнывает, или вместо «часто» более точное, более подходящее слово. В начале второй строфы по стилистике требуется энергичное слово «но». Можно так: «Но дожди грозовые прольют». И далее. Если хочется оставить пенье птиц, строфу можно сделать пятистрочной. Всё ведь легко правится. А правки нет. Не думаю, чтобы поэт не чувстовал вялости, нелогичности, незаконченности нынешнего варианта. Да. А образ здесь великолепен. Совершенно уместен и точен до гениальности.

 

Следующее стихотворение — лишь с одним стилистическим замечанием — и по тематике уже не ложно-патриотическое, а весьма и весьма человечное.

 

ХУДОЖНИК. 1945

 

Послевоенный тёплый вечер.

Солдат, уставший от ходьбы,

Вошёл в село, женою встречен

У ветхой крайней городьбы.

 

Глядели вдовы – счастья судьи –

На радость молодой четы

И на плетни склоняли груди,

Как переспелые плоды (!).

 

Глаза печальных вдов уральских

Седые видели виски.

Крещенским снегом – не по-майски! –

Его скрипели сапоги.

 

Он людям замыслы большие

Нёс на полотнах передать:

В тылу, в труде, в тревоге мать,

Жену, односельчан в России (?).

 

Отца, погибшего в бою...

 

Прекрасное, спокойно-глубокое произведение. (Воды глубокие Плавно текут. Люди премудрые Тихо живут. — Пушкин). Думаю, к такой премудрой тишине и глубине придёт с годами наш восходящий поэт. И дай-то Бог ему в этом удачи!

 

И в завершение разбора творчества Ивана Малова, творчества уже яркого, многообещающего — несмотря на неглубокое знание необходимой Истины, на пока еще серьёзные недоработки в музыкальности, ясности, логичности, на всё еще несовершенное владение многославным нашим языком, — поставлю вот такую живую поэтическую картинку в стихах, полно отражающую характер и талат Малова.

 

ПОРА ОТТАЯВШИХ ДОРОГ...

 

Н. Д.

 

Пора оттаявших дорог.

Автобус городской в апреле.

Выходит девушка из двери,

В другую – входит паренёк.

 

Он дальше едет, ладный, ловкий,

К заботам и друзьям своим.

Быть может, общей остановки

Недостаёт для встречи им...

 

И в жизни нашей постепенно дороги оттаивают, после долгих леденящих холодов. Твори знай, если требует душа. Но только стремись не к тому, от чего изнывает, по сути, безнравственное, светское большинство интернетских авторов и читателей, а к тому, чем живёт Поэзия с большой буквы, Поэзия, в которую естественно вольются исправленные сегодняшние и совершенные завтрашние стихи Ивана Малова.

 

P.S. Надеюсь, что мои эмоции поэт поймёт правильно. Я люблю его по-православному...

 

(Окончание заметок следует)