Страна говорящих котов

СТРАНА ГОВОРЯЩИХ КОТОВ

(Что-то вроде рецензии)

 

Случилось мне на радиоканале

Уже и по названию нескромном

(Не «Новости», не «Голос» – а «Маяк»!)

По Среднему Уралу быть собкором.

Так вот, – мой постоянный шеф московский

Видать, короткой памятью страдая,

Мне говорил почти одно и то же,

Мурлыкая в редакторскую трубку:

 

– Ну, ты хороший, брат, материалец

Послал сегодня! Как колокола

Запущенного Храма-на-крови

Там у тебя звенят многоголосо!

Так бы сидел и слушал их, когда бы

Ни эта проклятущая работа –

Поинтересней новости искать.

А между прочим, я слыхал недавно,

Что где-то там у вас, у новых русских,

Есть кот, который говорить умеет:

«Масть», «Мясо», «Мало»

и – «Мао-Дзедун».

Вот хорошо бы с этаким котом

Ты репортаж задвинул... Вот бы мы

Носы утёрли нашим конкурентам!.. –

 

Признаться долго этого кота

Искал я по местам уральским нашим.

Но вот беда! Не то чтобы коты,

Но и хозяева котов со мною

Не говорили. Пыжились. Смеялись.

И дутыми такими пузырями

На иномарках важно уезжали.

И лишь один из них сказал с презреньем:

– Да будь такой котяра в самом деле,

Он у меня сидел бы на цепочке.

На то я и Хваталов, милый мой... –

 

Тогда-то я и дал себе зарок –

Не верить в шарлатанские причуды

Искателей сверхмодных информаций

О всяких там летающих тарелках,

О предсказателях кончины света

И о котах, чудесно говорящих

На русском языке.

И я не верил

С тех пор трескучим этим новостям.

Я просто их не слушал, и свой телик

В минуты новостные выключал.

Но вот же нет! – бес и меня попутал.

 

Своим немногочисленным семейством

Мы дружно приобщились к сериалу

О судьбах благородных институток

(Подумать только! – были, говорят,

Когда-то и такие институтки).

Нельзя сказать, чтоб этот сериал

Отмечен был особенным талантом.

Но в море потерявшей стыд рекламы,

Но в океане кровожадных фильмов,

Где нет героев, лишь одни убийцы, –

Наш сериал был островком свободы

От захлестнувшей наглости безбожной.

А пятница была для нас как праздник,

Поскольку нас под вечер поджидали

Две серии, идущие подряд.

И хоть и их безжалостно терзали

Нахальные

и частые рекламы,

Но всё же благородство институток

От грубой пошлости лечило нас.

И вдруг в одну из пятниц сообщают

С великой радостью с телеэкрана,

Что вместо серии второй начнётся

«Прямой эфир с Зеленским Михаилом»,

И этот новоявленный эфир –

Как доказательство свободы слова –

Теперь смотреть мы будем каждый вечер.

 

Когда он вышел, Михаил Зеленский,

В прямой эфир – эфир перекосился,

Он из прямого сделался кривым,

И он никак не мог не исказиться

От показной походки манекенской

Играющего пьеску человека,

Одетого в костюм из магазина

Для явной демонстрации одежды,

И с явной демонстрацией находки

Среди необычайных новостей.

 

О! посрамлён я был, спецкор уральский,

Ещё недавно в городах и весях

Искавший говорящего кота

И так его тогда и не нашедший.

В предельно искривившийся эфир

Как бы с Луны свалившийся ведущий

Вносил такие вести, от которых

И охали и ахали старушки,

И молодёжь к экранам прирастала,

И старики поспешно на носы

Очки привычной хваткой надевали.

И даже дети, игры позабросив

На старых и на новеньких своих

Компьютерах,

заслышав о Зеленском,

Ряды домашних зрителей пополнить

Спешили.

 

И Зеленский начинал

Очередной виток мещанских бредней

Раскручивать в кривом своём эфире.

Чем был мещанистей виток, тем лучше.

Чем был кровавее, тем интересней.

Чем фантастичнее, тем достоверней.

Чем бездуховнее, тем выше сортом.

И чем безбожнее, тем лучше всех.

 

И вот, развесив уши лопухами,

Придатки к телевизорам – не люди,

Не зрители – а жареных известий

И мракобесных домыслов рабы,

Почмокивая жадными губами,

От наслажденья руки потирая,

Глазами восхищенными блестя, –

Как рыбы на блескучую приманку,

Бросаются на пахнущие дурно,

Зато легко дурманящие вести!

 

И вот они с отрадою великой

Внимают сногсшибательную тайну,

Как славный белокурый наш певец,

Любимец праздной публики московской,

В гражданском браке жил с одной прелестной

Телеведущей и теперь и в прошлом

Вполне приличной детской передачи

И как он по-граждански с ней развёлся.

 

И вот они внимают жадно, алчно,

Как в городе районном, – и не где-то,

А по соседству с матушкой Москвой, –

Избил жестоким боем журналистку

Российский наш гуманный полицейский,

Который ради нового названья

Недавно аттестацию прошёл.

 

И вот они, разинув рты, внимают,

Как песенный поэт, весьма известный,

Певице знатной, что живёт в Нью-Йорке,

Любимую, прославленную песню

С эстрады петь строжайше запретил.

 

Они внимают, затаив дыханье,

Как, получив почти что миллион,

Мать суррогатная, родив чужого

Ребёнка, дивной страстью воспылала

У донора младенца отобрать...

 

Я передачи эти не смотрел,

Но содержанье их известным было,

Уж только потому, что сериал,

Который смотрим мы и по сегодня,

Нахальная реклама рвёт на части

И зазывает нас взглянуть на чудо,

Опять отрытое Зеленским Мишей

На свалке непригодностей духовных.

Зеленского я сразу выключал,

Как сериал кончался. Но всё чаще

Во мне завистливо рождалась мысль,

Что этот разбитной телеведущий

Мне, маловеру, в долгую науку

Отыщет говорящего кота. –

Ну а до этих пор смотреть не буду.

Хоть десять миллионов мне давайте

С самим Максимом Галкиным в придачу.

 

Но сатана и здесь меня поймал.

Вот слышу как-то, что в «Прямом эфире»

(Конечно, понимайте, что в «Кривом»)

Пойдёт рассказ (о, Боже!) о крионах –

Нарочно замороженных телах,

С той целью, чтоб когда-то разморозить

И всем на удивленье оживить.

 

Вот в студию уверенно выходит,

Пардон, криохранилища хозяйка,

И в нём-то, по словам её, хранятся

Крионы заключивших с ней контракты –

Ценою по шестьсот с полтиной тысяч.

 

Не от цены, а от того, что люди

Могли пойти на дьявольскую штуку –

Дать заморозить умершее тело,

Которое с душой едва простилось;

Дать это тело превратить в ледышку

В надежде, что когда-то шарлатаны

(А можно ль крионистов звать иначе?)

Тебя, минуя Бога, воскресят; –

От этого меня повергло в ужас!

 

И шарлатанке задают вопрос:

– А можете ли вы назвать кого-то,

Кто с вами заключил контракт и кто

Сейчас в лаборатории хранится? –

Ни признака смущенья на лице.

– Конечно, назову, – спокойно, ровно,

Как будто речь ведётся не о людях,

А только о подопытных животных,

Защитница крионов отвечает. –

Одной из первых мать моя со мной

Контракт о воскресенье подписала.

– Как! Ваша мать?! – воскликнул кто-то из

Присутствующих в студии. – И вы

Её крион спокойно лицезрите?!

– Ну да, конечно, – говорит она. –

Но только от неё пришлось мне взять

Лишь голову. Поскольку изболело,

Утратило здоровую основу

Всё остальное, и его отнять

Пришлось мне от того, что сохранилось...

 

О женщина безумная! – И ты

Так говоришь о матери родимой?!

Да только бы за это за одно,

Став хоть на день российским президентом,

Я б запретил «Кривые зеркала»,

Которые микробно расплодились

В огромном нашем царстве-государстве.

Я лично бы поехал в криосклад

И разобрался, что за гусь позволил

И за какие доллары-деньжищи

Осуществить ужасную идею.

А если бы всё это оказалось

Безумно-фантастическим обманом,

Задумался – и крепко бы! – о том,

Зачем стране нахрапистые СМИ,

Которые за правду выдают

Неправду, а безумство – за науку?

Я бы задумался – какая польза

Стратегам и начальникам эфирным

Разыскивать не болевые темы,

В которых задохнулась нынче Русь,

А говорящих и подчас поющих

Котов с далёкой пушкинской поры?..

 

Но это лирика. – А передача

Тем временем всё шла да шла.

И кто-то

Вставал и к микрофону подходил,

И говорил:

– И я бы согласился

Воскреснуть эдак лет через пятьсот

И посмотреть, какой Россия станет. –

На что тишайший батюшка заметил

(За передачу он сказал не больше

Десятка слов):

– Пусть так. Воскреснет тело.

А кто же душу сможет воскресить?

Но не зелёный в шантаже Зеленский

Уж нового на сцену выводил

Героя не героя, а всезнайку

И всеумейку.

Тот пообещал

Искусственный создать лет через сорок

Похлеще человеческого разум,

Который воскресившимся креонам

Не сможет и присниться. Вот ведь что!

Тогда, похоже, киборгам, придущим

На смену бедной братии людской,

И никакой души не нужно будет!

 

Такой довольно мерзкий разговор

В «Кривом эфире» шёл на всю Россию.

А я сидел, и злился, и ругался.

И вдруг меня догадка осенила,

Что все «кривые» эти «зеркала»,

И все срамные рубрики газет,

И все отделы смрадные журналов –

Ведут не журналисты, не спецкоры,

А шибко разжиревшие коты.

 

Их под забором где-нибудь находят,

Отмоют, подстригут, накормят вволю,

Научат говорить их то, что надо,

В костюмчики рекламные оденут

И выпустят дурить людей в эфир.

А тех, кто их нашёл, подкормят тоже,

Так что выходит – и они коты.

А тех, кто этих кормит, окормляют

Совсем уж недоступные котяры.

Такая котовасия в России,

Такая котизация, увы.

 

И как же было бы нам всем полезно

Собрать котов в какой-нибудь котяшник

Да отослать навечно в Лукоморье.

Пусть по дубам да по цепям злачёным

Там ходят то налево, то направо,

И то поют, то сказки говорят.