Свет и Тень. Часть III Глава 20
Предыдущая глава https://poembook.ru/poem/1816656-svet-i-ten-chast-III-glava-19
-------------------------------------------------------------------------------------
...На землю тихо ложился первый снег. Первый настоящий в этом году... Было очевидно, что он уже не растает, потому что мороз на улице был хоть и не сильный, но постоянный. Рыска была этому даже рада: болота, по которым пролегала дорога от Ринстана до Калинок, вполне замёрзли, и передвигаться теперь было легко.
Они ехали молча, бок о бок, думая каждый о своем. От предвкушения встречи у Рыски сладко щемило сердце. А больше всего её радовало то, что дети, наконец, познакомятся с отцом. Она уже и не надеялась, что ей суждено это увидеть и молча благодарила божиню.
И никто из них двоих, таких сильных, умных и опытных не сумел этого почувствовать: до последнего радовались, как идиоты!.. Пока тётя не сказала, и в мыслях такого не было.
...Скрипнула калитка, и пятилетняя Вангелия, прямо как была, без верхней одежды, сбежала по ступенькам крыльца, увидев мать в окно.
Рыска, не помня себя от счастья, подхватила ребёнка на руки, расцеловала в румяные щечки.
– А я знаю, кто ты! – воскликнула девочка, обратив внимание на Алька, – Ты мой папа!
Альк усмехнулся.
– Ну раз знаешь, тогда, может быть, и меня поцелуешь? – спросил он.
Вангелия потянулась к отцу, и Рыска чуть было её не уронила. Более чем за год, что она не видела дочь, девочка сильно выросла и стала тяжеловата для хрупкой матери.
Альк принял ребёнка у жены, но Рыска успела перед этим заметить, как у него дрожит рука. Не железный он, и она всегда это знала... Но как же всё-таки хорошо, что божиня послала им детей!
– А где твой брат? – с улыбкой спросила Рыска у дочки.
– А он уехал! – с детской непосредственностью сообщила Вангелия, и Рыску словно ледяной волной окатило. Она почувствовала, наконец, произошедшее. Схватившись за сердце, путница бросилась в дом. Альк перехватил девочку поудобнее и пошёл следом за женой.
Тетя Ульфина сидела возле печи, глядя в щёлочку неплотно прикрытой топки, в которой танцевало веселое рыжее пламя. Рыска окликнула её и обомлела, когда та обернулась... С их последней встречи прошло чуть больше года. А тётя постарела на все десять.
– Рыся, прости... Я не уберегла... не уберегла... – запричитала она.
...Лучину спустя Рыска молча, словно бы застыв, сидела возле стола и пристально вглядывалась в уходящую в леса дорогу, так, словно бы тот, кто уехал по ней в неизвестном направлении должен был вот-вот вернуться, а она боялась пропустить этот момент.
– Когда это случилось? – полушёпотом спросила она.
Тётя Ульфина всхлипнула.
– В начале прошлой осени... Только хлеб с полей убрали да картошку выкопали, – она отерла красные глаза рушником, – Просыпаюсь я на утро после уборочной – а его нет как нет, родненького моего. И мечи его пропали, какие ты подарила. И кожуха зимнего нет. И... ни коровы его, ни седла. – женщина помолчала, закрыв руками лицо, – А ещё в ту же ночь и товарищи его пропали: Данька с Ганькой, Янинкины дети.
Рыска подавила вздох. Вот уж кого стоит пожалеть, так это Янину: у неё вообще никого, кроме сыновей не было. Надо бы зайти к ней, поддержать... Ох, самой-то как плохо! Словно воздуха не хватает... Сыночек родненький, ну куда тебя понесло? Где же ты? Даже не повидались на прощание...
– Вот и думай теперь: может, его уже и в живых-то нет, – тётя снова всхлипнула и расплакалась, – Ты прости меня, Рыся... я теперь вообще не знаю, как жить... Если б ни Геля, давно б на небесные дороги отправилась... А ведь говорила я: окороти ты его с его росказнями! Он всё героем стать мечтал, вот и домечтался... –женщина поплакала немного молча, – Он мне в последнее время своей войной проходу не давал, всё отпустить просил, особенно, когда рекруты в веску приехали, а его не взяли... Молод слишком, говорили. А я-то, дура старая, подумала, успокоться... А он взял и сбежал... Может, и нет его уже... – она разрыдалась в голос.
– Успокойтесь, живой он, – со вздохом, сказал Альк.
Девочка, сидящая у него на коленях, согласно кивнула:
– Вот и я бабушке говорю: ты не плачь! Альк живой. И Данька с Ганькой живые, – сообщила она отцу, видимо, впервые услышав мнение, отличное от бабушкиного, – Но ни она, ни тётя Яна мне не верят. А я знаю!..
Что именно она знает, объяснить Вангелия пока не умела, но Альк более внимательно посмотрел на дочку. В суматохе он и не подумал об этом. А теперь почувствовал.
– Ох, рановато... – пробормотал он и погладил девочку по светлой голове.
– Что – рановато? – сразу спросила любопытная малышка.
– Уехал он рановато, – соврал путник. Не объяснять же ребёнку свои соображения: мала ещё, не поймёт.
– Нет! – возразила Вангелия, – Не рановато! Он прямо ночью уехал. Бабушка только уснула.
– А почему не сказала ей? – мрачно спросила Рыска.
– Альк просил не говорить, – просто пожала плечами девочка, – Сказал, что мне подарок привезет!
У Рыски не выдержали нервы. Уронив на руки голову, она разрыдалась. Доездилась по дорогам... Довоевалась... Упустила сына.
Сколько она так проплакала, Рыска не помнила. Чувствовала она себя так, словно ей что-то отрезали. Ей всё вспоминался сын: то маленький, то уже повзрослевший. Память услужливо подбрасывала воспоминания: то ощущение тёплого, маленького тельца на руках, то шелковых детских волос в ладонях, которые она с рождения так ни разу ему и не стригла, плела в две косы. Одно время мальчик сопротивлялся, говоря, что так носят только девчонки, но она сумела его убедить... Вспомнилось, как однажды, четырёхлетний, он впервые схватил её меч – и как она испугалась, что он поранится; вспомнилось, как радовался он каждому её визиту домой, как хмурился, когда уезжала.
А ведь она даже не осознавала, насколько сильно его любит, как много он значит для неё! Просто принимала как само собой разумеющийся факт его радость, его улыбку, то, что он где-то есть и всегда ждёт её... И вот теперь он так далеко. Неизвестно где... О, божиня, увидит ли она его еще хоть раз?
Её дар молчал по этому поводу. Только голова болела... Все старания узнать об этом были напрасны.
...Рыска не помнила, как легла спать в тот вечер. А может, и не легла, а просто упала в обморок... Но очнулась она в постели. Алька рядом не было. Он сидел у окна, глядя в ночь.
– Ты что там делаешь? – спросила она, и он тут же оказался рядом. Но продолжал молчать.
А Рыска снова разревелась, обняв мужа.
– Я боюсь, Альк... Вдруг его убьют... Я их столько видела – совсем мальчишек! Они погибают первыми! – жаловалась она.
Альк молча выслушал её стенания, дождался, пока жена наплачется всласть и произнёс:
– Всё с ним будет хорошо.
– Ты точно знаешь? – с надеждой спросила Рыска, продолжая всхлипывать, – Мне почему-то дар ничего не подсказывает... Я так боюсь за него...
– Дар тут ни при чём, – возразил Альк. Он тоже так далеко вперёд не видел. – Но ничего с нашим сыном не случится.
– Откуда ты знаешь?
– Со мной же не случилось, – пожал он плечами, – А я ведь тоже из дома сбежал! Я уверен, что и мой сын вернётся живым. – вообще-то, аргумент был слабоват. Альк просто хотел утешить жену и ничего лучше не придумал. Конечно, он тоже переживал, но на то он был и мужчина, чтобы в тяжёлый момент жизни поддержать свою женщину.
– Ох, и не знаю... – вздохнула Рыска, снова откинувшись на подушку, – Он ведь ребёнок совсем... Тебе-то хоть семнадцать лет уже было, а ему только весной шестнадцать исполняется. И потом, ты же не на войну сбежал...
– Ты считаешь, в Пристани проще?
– По крайней мере, не убьют сразу...
– Ну да, немного погодя... Никакой разницы, Рысь. Точно так же неизвестно, со щитом или на щите. Но я верю в него. – одухотворённо произнес путник. Впервые за много лет – действительно одухотворённо! – Успокойся, пожалуйста. Слезами тут точно ничего не исправишь.
Рыска порывисто вздохнула.
– Представляшь, я ведь с самого начала войны почти не видела его... Как Вангелию родила, так считай сразу и уехала, – призналась она, – Он вырос без меня, – трагически заключила путница.
Альк хмыкнул.
– Что уж тогда мне говорить? – произнёс Альк с горечью, – Я его вообще видел один раз в жизни, и то – малышом. И ещё раз – издалека. Вот так встречу где-нибудь и не пойму даже, что это он.
Рыска лишь молча всхлипнула: в том, о чём сказал её муж, она была виновата, целиком и полностью.
– А знаешь, – неожиданно сказал Альк, – Я им горжусь. Похоже, мой сын – настоящий мужчина, хотя ещё и очень молодой.
– Да ты что такое говоришь? – ужаснулась Рыска, – Какой мужчина? У него ещё молоко на губах не обсохло!
– Видимо, обсохло, – с ухмылкой произнёс Альк, – И раз он так решил, то я благословляю его. Он достоин называться потомком моего рода.
Рыска так опешила, что сначала долго молчала, а потом произнесла несколько фраз не совсем цензурного содержания, которым в своё время научилась у одной крысы. Разозлилась, зато и немного успокоилась.
Альк невозмутимо её выслушал.
– Не пристало супруге посла так выражаться, – сказал он, – Вставай, наверное, – добавил он, – Скоро рассвет. А у нас сегодня много дел.
– Каких? – не поняла Рыска. От горя она почти перестала соображать.
– Война может и сюда дойти, – заметил Альк, – Я думаю, оставлять такого маленького ребёнка с пожилой женщиной здесь не стоит. Раньше хоть парень здесь был... А теперь они совсем одни.
– И... что ты предлагаешь? – спросила Рыска.
– Отвезти их в Ринстан. Это столица, и на её оборону, я уверен, будут брошены, в случае чего, все силы. Там будет безопаснее, – весьма убедительно сказал Альк. – У тебя ключ от квартиры Крысолова есть?
– У тёти есть, – подтвердила Рыска, – А может, лучше в замок? – только спросила она.
– Нет, – отрезал Альк, – Не лучше. В последнее время стычки всё чаще на севере. Пусть поживут в Ринстане.
Рыска в который раз порадовалась, что больше не одна. Она и не догадалась бы спрятать от войны тётю и Вангелию, совершенно перестав от горя соображать. Представить себе последствия такого легкомыслия было несложно. И она в который раз возблагодарила судьбу за него.
Скотину продали – не продали: раздали соседям буквально за бесценок. Оставили только одну скаковую корову. В доме оставили всё как есть, взяв лишь самое необходимое, рассудив, что на себе всё не утащишь. А заколачивать дом бесполезно: весчане и так не сунутся, а уж если враг нагрянет – то это попросту не поможет. Вскроют хотя бы из любопытства, а то и подожгут.
Всё это было весьма вероятно, как подсказывал Рыске дар, но не смотря на это, она задержалась на пару щепок и, достав из сумки небольшой обрывок бумаги, написала на нем углём:
"Альк! Бабушка и Вангелия в Ринстане. Прошу, береги себя. Я очень сильно тебя люблю. Мама."
Слёзы снова потекли из ее глаз, но путница одёрнула себя на этот раз. Плакать было как минимум поздно.
Перед самой околицей Рыска вдруг осадила скакунью и бросив спутникам:
– Подождите, – направилась к дому на отшибе.
Без стука путница ворвалась в ветхую избушку.
– Яна! – окликнула она.
Из тёмного угла нетопленной хаты навстречу ей вышла женщина, и вот тогда ей стало по-настоящему грустно...
Янина, дочь, а вернее, падчерица, покойного лесника имела похожую с Рыской судьбу. Её мать в войну так же, как Рыскину, изнасиловали. Янина тоже была наполовину саврянкой. И хотя отчим отнёсся к нежданному дитяти по-доброму, назвав дочерью, на этом счастье её кончалось.
Весчане выместили на несчастной всю ненависть к саврянам. "Сашиева дочь" – так её называли, даже в глаза. Доходило до того, что следы толчёной горчицей посыпали.
А когда девушке было семнадцать лет, появилсяв Калинках заезжий разбитной молодец, которому молодая, красивая Янина очень даже понравилась.
Жениться-то на ней он женился, а вот потом... И месяца не прошло, как сбежал в неизвестном направлении, и никто его больше никогда не видел. Сначала думали, пропал, в болоте сгинул, искать стали, а потом хватились: оказалось, обобрал он родителей молодой жены. Последнее унёс. А так как и в других домах поживился ( он за месяц в веске ко многим в дома вхож стал, на другого кого и не подумали, да и разбираться, по правде говоря, не стали), то пришли весчане в дом на отшибе с дубинами и вилами. Вор исчез, с хозяев взять было нечего, и тогда обозлённые люди, лишившиеся последнего, от души побили попавших под раздачу несчастных.
Жена и два сына лесника не вынесли побоев и умерли. Сам лесник отлежался, но погиб на следующий год – шатучий медведь в лесу задрал. Янина же чуть не померла, да видно Хольга её спасла. И выжить смогла, и детей родить: сразу двоих. Они-то и стали лучшими друзьями Рыскиного сына.
Видя, насколько мальчишки дружны, путница стала относиться к ним радушно, часто приглашала недоедающих детей за стол в своём доме и о том же самом просила тётю. Так и выросли вместе три мальчика: Рыскин Альк, дерзкий и заласканный и два его товарища, близнецы Данька и Ганька, осторожные, пугливые, но горой стоящие за своего вожака. Редкий день этих троих не видели вместе. И когда другие весковские мальчишеки подросли , наслушались от родителей о войне с саврянами и стали сторониться белокосого, эти остались с ним как прежде. Как оказалось, вместе они и сбежали. Всем троим на тот момент по полгода оставалось до пятнадцати лет.
С самой Яниной Рыска не общалась, но стоило ей появиться в Калинках, как весчане перестали травить бедную, безответную девушку – по одним только им известной логике. И, возможно, пришла бы она к Рыске рано или поздно, да и хотела бы это сделать, да больно редко путница бывала дома. К тому же, как и все весчане, побаивалась Янина Рыску. Но детям водиться с её сыном не запрещала.
А сейчас стояла перед ней – исхудавшая, исплаканная, совсем седая. Белая, как саврянка...
– Госпожа путница... – только смогла пролепетать она и упала перед ней на колени, обхватив за ноги.
– Ты что? Встань немедленно! – велела Рыска.
Но она вцепилась и не отпускала, пока не наплакалась вдоволь. Да и сама Рыска от души поревела, в который раз за эти два дня.
– Живы твои дети, живы, милая, живы... – приговаривала Рыска, гладя Янину по плечам и по седой голове.
– А вернутся? – позволила себе спросить женщина.
– Не знаю... – вздохнула Рыска, – Не понять пока. – помолчали немного, – Что ж ты в нетопленной хате сидишь? Затопила бы... – произнесла Рыска, лишь бы что-нибудь сказать.
– Печка обвалилась... – безнадёжно махнула рукой Янина, – И дров у меня нет... Да и всё равно помирать, так какая разница? – всхлипнула она.
– Ты что? – опешила Рыска, – Нельзя так говорить!
Янина вздохнула.
– Всё равно мне, госпожа путница, – уронила она, – Помру я... Не дождусь...
Рыска думала всего щепку, а потом решительно поднялась с лавки, на которую они незаметно, за разговором присели.
– Собирайся, – велела она Янине.
– Куда?! – не поняла та.
– В Ринстан со мной поедешь.
– Зачем?
Рыска легко подняла с лавки исхудавшую женщину.
– Затем, что ты ещё молодая совсем. Тебе жить и жить, сыновей ждать, а потом и внуков, – чем больше Рыска говорила, тем больше верила в свои слова.
– Да я же ... Больная совсем... Ой, помру-у-у! – снова взвыла она.
– Не помрёшь, – Рыска уже снимала с гвоздя старый, ветхий Янинин кожух, – Я же не померла. Поехали, милая. Я теперь с тобой.
Наверное, осознание того, что на свете есть кто-то ещё более несчастный, чем она сама и придало ей тогда сил. Она поселила Янину вместе с тётей и Вангелией. Ничего, думалось ей, учитель не обидится за её самоуправство. Тем более, нет другого места в Ринстане, где можно было бы надолго их оставить.
Что до несчастной Янины...Рыска в любом случае не могла бросить её на произвол судьбы.
Теперь они с Альком могли быть относительно спокойны хотя бы за одного своего ребёнка, и потому уехали по делам в тот же день. И хотя беспокойство за сына не отпускало её, с тех пор Рыска старалась держать себя в руках.
Вот только в последнее время как-то навалилось всё... Так и тянуло зареветь. Но при муже она себе этого не позволяла.
-----------------------------------------------------------------------------------------
Следующая глава https://poembook.ru/poem/1816664-svet-i-ten-chast-III-glava-21