Свет и Тень. Часть III Глава 14

-------------------------------------------------------------------------------------------
 
...Война началась в тот самый год, когда они с Альком простились в Чеговицах, в самом конце осени.
 
    Тсарица-видунья по недосмотру стражи, а по другим сведениям – с её же помощью, сбежала из специальной охраняемой палаты лазарета в Ринстане, где её держали, ожидая, когда Виттора прийдет в себя с намерением допросить. Узнав об этом, Рыска пришла в ярость. А она-то приложила такие усилия, чтобы обезвредить гадину! И предупреждала! Всё, что нужно было сделать – это добить Виттору. И никто этого не сделал! А теперь было поздно. Тсарица-видунья сбежала и снова возглавила войско. Вновь обретя своего лидера, враги вдохновились и удвоили старания. 
 
    Ну как же Рыске было жаль, что не смогла она отправить своего врага на небесные дороги ещё тогда! Слишком тяжёл для её руки был тот клинок. Слишком мало она тогда умела и знала. Вот сейчас ни за что бы не промахнулась... Но сожалеть тоже было поздно.
 
    ...Сама Рыска участвовала в битвах, пока могла, а потом вынуждена была оставить это: ей становилось всё тяжелее. Нужно было возвращаться домой, чтобы дать себе роздых перед делом, которое многократно важнее всех битв на свете.
 
    В самом конце зимы Рыска приехала в Калинки, снова принеся богатую пищу для сплетен и сплетников. То, что она выгнала Тамеля из дома ещё прошлым летом и по закону ( не без помощи её величества, разумеется) смогла добиться отмены их союза, уже успело поднадоесть весчанам. Тем более, что бывший Рыскин муж сразу же благополучно осел в соседней веске, и на войну его уже провожала новая жена, с мальчиком на руках и снова беременная.
 
    А вот когда с животом вернулась и Рыска, окружающие были озадачены.
 
    Тамель, приехавший на побывку днём раньше, узнал об этом в тот же день и явился со скандалом, заявляя свои права.
 
    – Ты что, совсем идиот? – спросила путница спокойно, – Ты вспомни, сколько лет назад мы с тобой в одной постели спали? Не от тебя это, успокойся.
 
    – А от кого?! – взвился Тамель, стоя в дверном проёме, – От хахаля твоего благородного?
 
    – Да, совершенно верно, от него. А теперь будь добр, уходи. Я давно уже ничем тебе не обязана.
 
   Он бы ещё долго кочевряжился, понося её последними словами, но Рыске это надоело. И потому она взяла со стола нож и метнула его в бывшего мужа. Не особо острый, но довольно тяжёлый, он воткнулся в косяк рядом с шеей Тамеля. В следующую щепку его вымело из избы. Больше он не приходил никогда, благо, скучать по нему было некому: единственный, кто мог бы к нему за столько лет привязаться, недавно узнал правду о своём настоящем отце и поддержал мать.
 
    ...Девочка родилась в середине весны, в тот же день, что и её брат – по первому теплу, первой зелёной травке и распускающейся первой листве, с прилётом птиц из тёплых стран. Интересно, что и самой Рыске примерно в это же время исполнилось двадцать восемь лет.
 
    Малышку мать назвала Вангелия, в честь её саврянской бабушки. Так же, как и брат, она была разительно непохожа на Рыску.
 
    ...С новорожденным ребёнком путница едва ли побыла два месяца, а потом ей пришлось уехать: враг, то и дело прорывающийся в страну, ждать не собирался, и Рыска заняла положенное ей место в строю.
 
    Крысолов, который тоже не сидел в Ринстане, лишь увидел её и покачал головой:
 
    – Ты стала ещё красивее, чем прежде, – отметил он.
 
    Она лишь усмехнулась в ответ. Да, пожалуй, стала. Слегка поправилась, вернее, формы её тела стали более округлыми и женственными. На лицо немного изменилась. Взгляд исподлобья сошёл на нет, стал более открытым и ясным... Да вот только кому это всё было теперь нужно?
 
    На мужчин Рыска совсем перестала обращать внимание, хотя жизнь её, как и раньше, проходила в основном среди них. Только с тех пор, как рассталась она с Альком, не интересовали они её больше. То ли сравнила, насколько велика разница между ним и всеми остальными, то ли просто остыла к тридцати годам, а может, и помнила о клятве и следовала ей – неизвестно. Главное, что перестала на них смотреть вовсе, как на плохих, так и на хороших. Жила только службой: помогала людям, если на это хватало её сил и в каждый свободный момент своей жизни, как только её отпускали, стрелой летела к детям.
 
    О том, что в её жизни когда-то был Альк Хаскиль, красивый, благородный саврянский дворянин, теперь вспоминалось так, словно это был сон, хотя и было у этого сна сразу два подтверждения... Но думать об этом и ждать случайной встречи было слишком уж тяжело и больно. И Рыска больше не думала и не ждала, живя одним днём.
 
    Жизнь её состояла теперь из коротких, постоянно сменяющих друг друга фрагментов: бой, затишье, несколько спокойных дней, снова вражеская атака, изобилующая морем крови и раненых, криками, стонами, смертями, реже – чудесными спасениями, опять тишина и долгожданная поездка домой, а потом снова в бой. 
 
    Она давно привыкла к безрадостным военным будням и зачерствела душой. За почти три года ей пришлось оборвать много жизней, столько, что она давным-давно потеряла им счёт. Когда придет её время, думалось ей, она расплатится за всё, телом – с крысами, а душой – с богами. Но это будет потом. А пока следует держать себя в руках. Крепко держать, потому что слабым на войне не место.
 
    А она и не была слабой. Никогда не была. А вот милой юной весчанкой, верящей, не смотря на подсказки дара, в добро, сострадающей каждому и каждого прощающей, она раньше была... А потом перестала ей быть.
 
    И тем не менее, кровожадной не стала. То, что на войне приходится убивать, она приняла как данность, но намного больше ей нравилось лечить и выхаживать раненых. И если каждый раз после битвы на душе было мерзко и гадостно, то на выздоравливающих смотреть было приятно. То, что кому-то с её помощью становилось легче, воодушевляло путницу. Прав был незабвенный хуторской старик: вспоминать спасённых намного приятнее, чем загубленных. Их она и будет вспоминать, если переживет войну.
 
    Дар её развился, обрёл законченность и высший смысл. Как оно обычно и водится, со временем приходит опыт, а то, что делаешь часто и с удовольствием, получается лучше всего. Вот и у Рыски лучше всего получалось исцелять, возвращать к жизни безнадёжных. Со стороны вообще казалось, что она вершит невозможное. Даже Крысолов, самолично обучавший девушку, поражался, насколько хорошо у неё получается то, чему она посвятила свою жизнь и свой дар. А после того, как путница сумела спасти воина, которого практически насквозь пронзило копье, её стали всерьез считать целительницей.
 
    Того, чем она расплачивается за свои возможности не видел и не знал никто.
 
    ...В ту ночь, когда она почувствовала случившееся с Альком и не смогла из-за дальности поменять его дорогу, её дар претерпел изменения. Почти двое суток она не могла ничего поделать, а потом, когда у неё почти не осталось сил, словно какое-то озарение пришло. Словно кто-то где-то открыл для неё неведомую дверь, и всё получилось легче, чем обычно. Крыса, правда, погибла, но с тех пор Рыска почувствовала, что крыса ей больше и не нужна. Да и наплевать ей тогда было. Она радовалась, что тот единственный, кого она в этой жизни так сильно любила спасён, что ему ничего больше не угрожает.
 
    А потом пришла и расплата...
 
    Её больше не трясло как раньше. Кровь – и та не потекла из носа. Даже голова не заболела. Рыска даже порадовалась поначалу, да и было чему: она так легко свернула огромный ворот! 
 
    А после она поняла, что происходит...
 
    Её дар стал подобен пламени, но не свечи, а костра. Теперь она горела ярче, но и выгорала в несколько раз быстрее. Она могла видеть дальше, на несколько лет вперёд. Люди, которых она бралась спасти, выживали и быстро выздоравливали. Пожалуй, теперь она могла потягаться и с Витторой. Но беда была в том, что и смерть свою она видела – и намного раньше, чем ей думалось. 
 
    Однако Рыска нечасто задумывалась об этом: не привыкла она переживать за себя, так уж вышло. Времени у неё было пока предостаточно, и путница занялась тем, что стала помогать людям выжить. Лучшего места, чем на войне, для этого найти было невозможно. 
 
    Путникам чаще приходится воевать, а она лечила, вступая в бой лишь по большой необходимости. Может быть это, думала она, поможет ей там, за невидимой дверью, которую она откроет намного скорее, чем хотелось бы. Может быть, за это ей хоть немного смягчат наказание...
 
    Часто вспоминались слова того же старика, о том, что в путницы женщины идут либо сдуру, либо с горя. Вот только ответить себе, какова же на самом деле её причина, Рыска так и не могла.
 
    Но, наверное, ничто в жизни не случайно. Не случайным был и ее ставший таким сильным дар. Именно благодаря ему дальнешее и произошло.
 
                                                                                          * * * 
 
     ...Чуть меньше года назад, очень морозной и практически бесснежной зимой случилось в её жизни одно событие.
 
    Погода на улице стояла премерзкая: постоянно дул ледяной ветер, мороз сковал землю и реки ещё в середине осени. Размытые осенними дождями, а затем разбитые множеством колёс и копыт дороги, по которым двигались обозы с продовольствием и войска были теперь похожи скорее на вспаханные под зиму поля, сплошь усыпанные грязевыми комьями. Перемещаться по таким не было ни желания, ни возможности.
 
    Но выбора, как обычно, тоже не было: с первыми морозами началось и очередное наступление. С самой середины осени враги теснили савринтарских воинов всё дальше, вглубь страны. Юго-восточная армия, к которой Рыска была прикомандирована, несла огромные потери. Конечно, им присылали и подкрепления, но это была капля в море по сравнению с теми силами, которые пополняли вражеские ряды. 
 
    Они прибывали ежедневно – с новыми, свежими силами, с ворохами оружия, с плотоядными взглядами на плодородные земли Ринтара. Защитникам страны ежедневно приходилось сдавать города, и помочь им было некому: на саврянской стороне было почти то же самое. Война наступала сразу с двух сторон.
 
    Конечно, Рыске было известно и то, что в Иргемаджин отправлено посольство с просьбой о помощи и о том, кто это посольство возглавляет, но ждать помощи пока было рано. И осознание этого не прибавляло воинам боевого духа. Бойцы устали, намёрзлись, да и с продовольствием дела обстояли не лучшим образом. Если бы хотя бы изменилась погода... Но её словно кто-то нарочно портил. Вернее, кто создает защитникам тсарствия дополнительные помехи, было давно известно. Непонятно было, как бороться с этим.
 
    То, что тсарица-видунья постоянно находтся где-то поблизости, Рыска чувствовала, как и то, что к ней теперь не подберёшься. Судьба уже давала шанс навсегда покончить с врагом, и было ясно, что второй такой шанс вряд ли представится.
 
    ...Как-то раз после особо ожесточённого боя, победа в котором вообще казалась чудом, Рыска с угрюмым видом вернулась в свой шатер, который делила с учителем и тут же принялась приводить в порядок своё оружие. Битва продолжалась трое суток, и в ней опять полегла или была ранена тьма народа. Мало того: всё вполне могло продолжиться, и в любой момент, а потому следовало как можно скорее заточить клинки и хоть немного отдохнуть. Вот сейчас, ототрёт их от крови, которой они заляпаны от рукоятки до самых кончиков, заточит... Как же она сегодня устала!.. Закончит с мечами – и завалится на лежак, прямо как есть, без ужина, без костра, не раздеваясь и не умываясь.
 
    Да конечно, нет, так нельзя!
 
    Отложив своё оружие ( теперь это были другие клинки, длиннее предыдущих, но слегка уже, и потому – довольно легкие ), путница сбросила лёгкий доспех, сняла насквозь пропитанную кровью рубашку и осмотрела свою рану на предплечье, заключив: так, царапина, но весьма неприятно. В такой холод раны заживают плохо, эта пару недель будет мешать, не меньше! Нужно срочно её промыть и смазать специальной настойкой. Да и умыться тоже не помешает: всё лицо в брызгах чужой крови. Да и вообще, привести себя в порядок надо как полагается, иначе дальше будет хуже.
 
    Возле шатра послышались шаги. Учитель кашлянул совсем рядом.
 
    – Заходите, – бросила ему Рыска.
 
    Полог колыхнулся, впустив холод внутрь. Рыска успела метнуть взгляд на улицу. Там уже стемнело, на небе ярко светили частые звёзды, а вот мороз к ночи усилился. 
 
    Ты чего без костра? Заболеешь ведь, – пожурил Рыску Крысолов, но она лишь рукой махнула – не до этого было. – Я за тобой, доча, – добавил он, – Нужна твоя помощь.
 
    — Я устала, – буркнула путница, – справьтесь без меня.
 
    – Там ... плохо дело. У парня в боку обломок зазубренного кинжала, похоже между рёбрами застрял, возможно, с ядом...
 
    – Таких много сегодня было, – уронила Рыска, переодеваясь – Крысолов едва отвернуться успел. – Я скажу, как нужно поступить, а вы сделайте сами. Ничего там сложного нет.
 
    – Вероятность его выживания очень мала, – предостерёг учитель, – Я же видел, как ты можешь. Помоги парню!
 
    Рыска вздохнула.
 
    – Учитель, у меня правда нет сил! – взмолилась она, – Пусть кто-нибудь другой... Нужно ранку расширить и...
 
    – Рысь, пойди сделай сама, – перебил Крысолов, – Как ты, больше никто не умеет. У мужиков руки под такое не заточены. Тем более, ещё яд этот...
 
    Рыска умылась из кадки, предварительно сбив покрывающий воду небольшой ледок. Потом горестно посмотрела на учителя. Ей до жути никуда не хотелось... Но старый путник давно знал подход к ней. У него остался напоследок всего один аргумент:
 
    – Парень молоденький совсем, двадцати лет нет. Помрёт ведь, жалко...
 
    – Ведите! – со вздохом, произнесла Рыска, накидывая кожух и беря сумку.
 
    Когда Крысолов остановился у шикарного шатра, принадлежащего командующему, Рыска в первый момент хотела развернуться в обратную сторону. Конечно, как и все, она знала, кто именно командует армией, к которой она приписана и даже видела его несколько раз. Восторгов по этому поводу у путницы не возникало.
 
    – А вы говорили, паренёк, – укоризненно глядя на учителя, проговорила Рыска. Она злилась сама на себя за то, что как бы там ни было, уйти и оставить в беде умирающего она уже не сможет.
 
    – Так паренёк! Внук командующего, – объяснил Крысолов.
 
    Но Рыска уже скользнула за колышущуюся ткань.
 
    Увидев её, господин командующий подскочил, изумлённо приоткрыв рот. 
 
     – Где раненый? – опустив приветствие и глядя мимо господина Хаскиля. жёстко спросила девушка.
 
    – Вы? – удивился белокосый старик, – Но вы же...
 
    – Всё потом, – перебила его Рыска, – Где раненый, я пришла помочь.
 
    – Идите сюда, – он со вздохом отвёл в сторону занавеску, отделяющую соседнее импровизированное помещение и посторонился, пропуская её вперёд.
 
    Молодой паренёк, почти мальчик, лежал на нескольких положенных друг на друга тюфяках. Лицо его было белым, как полотно. Одна коса отсутствовала, другая насквозь пропиталась кровью.
 
    И надоели же ей эти савряне!..
 
    Путница бегло осмотрелась. Вокруг раненого суетились два лекаря и трое слуг. Масляных ламп, освещающих пространство, было целых шесть!
 
    Вот значит как? Если ты простой воин, штопай свои раны сам, спасибо Хольге, если хоть товарищи помогут. Сиди в шатре при свете одного только костра, мёрзни и голодай (впрочем, так было всегда). А вот если ты внук командующего, тогда все атрибуты умирающего к твоим услугам!.. Да только не поможет здесь ничего. Нужно срочно менять дорогу, иначе умрёт мальчик. Но сначала надо вырезать осколок.
 
    – Все вон отсюда, – скомандовала Рыска, обращаясь к лекарям и слугам.
 
    – А разве вам не надо помочь? – спросил один из них.
 
    – Что ж до сих пор тянули? Принесите лучше самогона, кинжал поострее и тряпья. Только очень быстро. И сразу уходите.
 
    Оставшись с парнем один на один, Рыска склонилась над ним, осмотрела рану. Почти не кровило, но осколок ушёл вглубь и похоже, действительно застрял между рёбрами. Ничего хорошего, надо сказать.
 
    Получив всё, что просила, Рыска протерла руки и взялась за дело. Кинжал прокалила над лампой и тоже протёрла самогоном, затем плеснула его же на тряпку и обработала рану. А потом твёрдой рукой полоснула, расширяя рану – быстро, чётко и аккуратно.
 
    Парень застонал и дёрнулся. Впрочем, глаза его оставались закрытыми.
 
    – Тихо! Тихо... – зашептала Рыска, – Сейчас... Почти получилось... Зачем же ты очнулся? – спросила она у самой себя.
 
    – Он мне косу отрубил... – стонал парень, – Как же я теперь жить буду?
 
    – Да, да, – поддакивала Рыска, уже пытаясь подцепить металлический обломок и радуясь, что для парня сейчас важнее коса, а не кинжал с ядом и не боль. Вот пусть и думает о косе. – Косички вырастут, – улещевала она, – А ты лежи спокойно. Скоро закончу.
 
    – Больно... — застонал мальчик.
 
    – Надо терпеть! Ты же мужчина, – ласково, нараспев говорила путница, – Сейчас всё пройдёт...
 
    – Мама... Где мама? – чуть не плакал парень.
 
   – Она скоро придёт... Нет, руку сюда не суй, схватись вот и держи, – она вложила в судорожно скрюченные пальцы одну из своих кос: пусть лучше за неё схватится, чем за рану.
 
    – Мама! – послышалось снова.
 
    – А как маму зовут?
 
    – Камилла...
 
    – Вот скоро она и придёт. И дедушка тоже, – Рыска наконец-то подцепила осколок, похожий на пилу и дёрнула как занозу. Парень надрывно застонал и потянул её за косу сильнее, но в следующую щепку всё было готово: окровавленное, зазубреное, чёрное от яда лезвие лежало на тряпочке. Кровь хлынула из раны с удвоенной силой: промакать бесполезно. Но так даже лучше: конечно, мальчик теряет кровь, но вместе с ней выходит и яд. Хвала Хольге, внутрь осколок не вошёл, наверное, у нападавшего не хватило силы либо ударил неловко, сбоку, больше вскользь, иначе и Саший не предсказал бы исход.
 
    Глядя на бледного, перепачканного кровью парня, Рыска в который раз вспомнила Алька. Это его рану ей впервые пришлось зашивать... Как же страшно тогда ей было!..
 
    Впрочем, успокаиваться было рано. Рыска вновь подошла к парню. Он корчился от боли, тяжело дыша и иногда тихонько всхлипывая.
 
    – Пожалуйста, потерпи ещё чуть-чуть, – попросила она, – полежи молча ещё три щепки! Тебя как зовут?
 
    – Таш...
 
    — Давай мне руку, Таш, – она разжала сомкнувшиеся на косе пальцы, – Держи крепко, – попросила она.
 
    Парень вцепился в её руку и сжал до боли. Рука у него была сильная, привычная к оружию: видимо, с детства с мечом не расставался.
 
    Сжав похолодевшие пальцы мальчика, Рыска закрыла глаза. Теперь она видела дороги и могла его вытащить. Она не могла не помочь... Этот мальчик, хотя и был старше, очень напоминал ей того, что ждал её в Калинках, — впрочем, они приходились друг другу двоюродными братьями.
 
    Ворот подался и в несколько щелчков приблизил нужную дорогу.
 
    ...Уже накидывая кожух, Рыска ощутила лёгкое головокружение. На всякий случай она прихватила одну тряпицу из огромного их вороха, приложила её к носу, осмотрела... Так, пара капель крови, это совсем не страшно.
 
    Вокруг Таша снова засуетились слуги и лекари – она сама их позвала, когда закончила. Кровь уже остановили, и парень снова впал в беспамятство. Рыска оглядела его уже спокойнее, не спеша, со стороны. Это был четвёртый в её жизни представитель семейства, и она лишь головой удивлённо покачала.
 
    – Да вы Хаскили что, все на одно лицо, что ли, рождаетесь? – спосила она тихо, ни к кому не обращаясь.
 
    – Таш не Хаскиль. Он сын моей дочери, – пояснил голос за её спиной.
 
    – Да? А по-моему, это не имеет значения, – вздохнула путница, – Спокойной ночи, господин командующий, – произнесла она, направляясь к выходу из шатра.
 
    – Подождите! – схватив её за руку, попросил старик, – Я должен Вас отблагодарить!
 
    – Мне ничего не нужно, – бросила Рыска, стараясь не смотреть на него.
 
    – Да подождите Вы! – воскликнул бывший посол, – Простите меня, госпожа, – он в упор посмотрел ей в глаза. – Простите за всё. Не уходите, пожалуйста.
 
-----------------------------------------------------------------------------------