Свет и Тень. Часть II Глава 32

--------------------------------------------------------------------------------
 
...Ничего страшного, так бывает, уговаривала себя Рыска, уже две лучины сидя под деревом спиной к лагерю. Как и во все сложные моменты своей жизни, она вспомнила Алька и его первое убийство. И его переживания по этому поводу... Даже ему тогда было очень плохо, хотя он намного лучше владеет собой. И он – мужчина. Он с детства мечтал быть путником, и, наверное, морально готовился, что убивать придётся. А ещё его сознание в тот момент захватила крыса, так что он мало что запомнил, осознал лишь потом...
 
   Рыска снова кинулась в кусты. Можно подумать, она что-то запомнила! Даже не посмотрела и ничего не поняла, пока учитель не сказал... И тем не менее, ей было очень плохо, просто наизнанку выворачивало. Хотя лучше уж так: пусть всё быстрее проходит, чем копить в себе горечь воспоминаний...
 
   Но семь человек! И четверо при смерти! И это война ещё даже не началась!..
 
   О, Хольга, ну вот опять...
 
   Когда, наконец, стало немного полегче, Рыска отдышалась и прислушалась к ночным звукам: крикам совы, стрёкоту кузнечиков, шелестам, шорохам. Дождь давно прошёл. В небе снова ярко светила луна, уже растущая, тоненький серп. Две недели назад они вот так же смотрели в ночь вместе с Альком...
 
   Как-то он там? Помнит ли о ней? Нет, понятное дело, что ему сейчас не до неё, но вот бы вспомнил, хоть ненадолго. Словно по волшебству, его образ возник перед глазами. Почему-то появилось такое же ощущение, как тогда, на берегу Рыбки, перед наводнением...
 
   Альк стоял на краю скалы, одетый в военный доспех, с мечами в руках, готовый к битве. Рыска никогда не видела его таким раньше...
 
   Далеко внизу плескалось холодное северное море, ещё не штормящее, но уже неспокойное. С неба потоками изливался дождь, тучи то и дело озарялись сполохами молний.
 
   На море в предрассветных сумерках покачивались корабли вражеского флота, и было их так много, словно это и не корабли вовсе, а опавшие листья в ручье. А вверх по скалам поднимались враги, словно муравьи, но гораздо более воинственно настроенные, до зубов вооружённые и выкрикивающие какой-то единый боевой клич, сливающийся в нестройный гул.
 
   Альк тоже был там не один, но количество его соратников значительно уступало количеству врагов. В такой схватке победить нечего было и пытаться... Если только не...
 
   Так, словно он был рядом, Рыска услышала его голос:
 
   – Помоги мне, я никогда не просил...
 
   А потом, холодно взблеснув в свете озарившей их молнии, закрутились его клинки. Альк вступил в битву с врагами – отчаянно и безнадёжно, но как всегда легко и красиво...
 
   ...Дёрнувшись и неслабо приложившись головой о ствол дерева, Рыска проснулась, не сразу осознав произошедшее.
 
   – К Сашию такие сны, – тихо сказала она и, поморщившись от боли, осторожно поднялась на ноги. Всё тело затекло, рана снова о себе напомнила, да вдобавок, девушка продрогла так, что зуб на зуб не попадал. Хотелось поскорее добежать до шатра, где было относительно тепло, но она смогла лишь ковылять с остановками, иногда шипя от боли.
 
   Когда, наконец, она добралась до лежака и легла, натянув покрывало до подбородка, до неё дошло, что именно случилось: каким-то непостижимым образом, во сне, она смогла поменять дорогу Алька, и теперь его жизни уже ничего не угрожало. Ледяной страх за него отпустил. Впервые с момента расставания в Чеговицах, Рыска была за него спокойна.
 
   – Благодарю тебя, о Пресветлая! – прошептала девушка, борясь с рыданиями. 
 
   Десяток щепок она молча плакала, вознося богине благодарственные молитвы. А потом ей стало так плохо, что даже боль в свежей ране показалась незначительной. Голова разболелась, дар практически сошёл на нет, из носа потекла кровь, а обычный озноб перешёл в судороги. Перетерпеть такое состояние нечего было и рассчитывать. С этим нужно было срочно что-то делать.
 
   Мучаясь вопросом, что же такое они смогли сделать, путница поднялась снова, наощупь нашла свои вещи, кое-как оделась и покинула шатёр, чтобы не мешать учителю спать. 
 
   На краю лагеря продолжали гореть костры, и народ возле них тоже нашёлся. Были тут и трое тсецов, один из которых стоял поодаль, вглядываясь в темноту, а двое других травили у костра байки, и кухарь со слугами, которые, похоже, уже встали, чтобы успеть вовремя приготовить завтрак, и ещё несколько человек, в основном из обслуги, которым по тем или иным причинам не спалось в эту ночь.
 
   Рыска шепотом, отведя в сторонку, обратилась к одному из тсецов:
 
   – Прошу прощения, у вас выпить не найдётся?
 
   На лице мужика отразилось недоумение. Он истолковал Рыскину просьбу по-своему, решив, что начальник охранения таким образом пытается выведать, не пьют ли его подчинённые в карауле.
 
   – Да как вы можете, госпожа путница? Мы не пьём! – клятвенно заверил её тсец.
 
   "Расскажи это своей бабушке", – чуть не вырвалось у Рыски, без помощи дара почувствовавшей запах алкоголя от мужика. Но вслух она сказала:
 
   – Да мне это безразлично, я хочу выпить. Я бы купила, если у вас есть. Мне согреться надо.
 
   Тсец, увидев наконец, что у путницы дрожат руки и вспомнив, что она ранена, сразу успокоился и сказал:
 
   – А-а... Так у нас мало. Вы обратитесь к кухарям, у них запасено в дорогу.
 
   Кухарь оказался понятливее, пошарил по мешкам и извлёк на свет две бутылки, предложив Рыске на выбор: обычное вино или ледяное. Девушка попросила сварить для неё варенухи, а пока ждала, грелась у костра.
 
   Когда ей вручили большую глиняную кружку, такую, из каких, как правило, пьют пиво, Рыска сделала несколько глотков и начала согреваться. Выпив половину, она попросила сварить ещё, а сама уселась поближе к костру на чурбачок. Конечно, варенуха надолго не поможет, но главное – дотерпеть до утра. А там проснется лекарь, возможно, что-нибудь посоветует.
 
   Как только Рыске немного полегчало, мысли её вернулись к Альку. Понять, что с ним, как он, она так и не могла, но беспокойства больше не было. Можно было вздохнуть с облегчением.
 
   Рыска уставилась в костер. От варенухи тело её расслабилось. И головная боль, и боль в ноге, хотя и не прошли окончательно, но потеряли остроту и значение, как оно и бывает при небольшом опьянении. Но она решила ещё немного посидеть у костра, погреться. 
 
   Кухарь подал ей ещё одну кружку с дымящейся жидкостью и ушёл по делам, позвав с собой слуг. Тсецы тоже растворились в темноте. Она осталась у костра одна.
 
   ... – Да давайте лучше здесь, у костра посидим, тут теплее, – услышала она женский голос, и из темноты в круг света вышли три женщины. Две были одеты как служанки, третья – как госпожа. Служанкам, похоже, было лет по сорок. Дворянка смотрелась ровесницей Рыски. Все трое принадлежали к саврянской нации – на соответствующем языке и говорили. Общались они на равных, видимо, потому, что бутылка вина, которую держала в руке одна из служанок, была далеко не первой. Служанки трудились при тсарской полевой кухне, а знатная девица, судя по всему, следовала на север в свите тсаря, чтобы добраться до Саврии целой и невредимой. Возможно, она была дочерью кого-то из приближенных монарха или его супруги.
 
   – А это еще кто? – спросила дворянка громким пьяным шёпотом у путницы за спиной.
 
   – Да не шепчи! Она по-нашему, небось, не понимает, – успокоила её первая служанка. – Путница это, которая сегодня в одиночку тьму народу положила. 
 
   – А-а... А чего не спит?
 
   – Откуда я знаю?
 
   Рыска на миг снова почувствовала дурноту, но смогла отдышаться, а потом сделала большой глоток варенухи, и всё как будто прошло.
 
   Уходить от костра Рыске не хотелось: возле огня было всяко теплее, чем в шатре, а спать не хотелось. Да и забавно было послушать, что при тебе скажут те, кто думает, что ты их не понимаешь.
 
   А говорили женщины, которых поравнял алкоголь, на весьма банальную, но неисчерпаемо интересную тему: о мужиках. Ну, и всё, что касается этого тоже приплеталось к теме. Досталось и её персоне:
 
   ... – Интересно: а кто ей тот путник, который с нами от столицы едет? – спросила одна из служанок, имея в виду Рыску и Крысолова.
 
   – Ясное дело, кто, – прыснула вторая, – Ушли в один шатёр, что ж тут неясного может быть?
 
   Служанки грубо и несколько хрипло заржали в унисон.
 
   – А вот и нет, не угадали! – стараясь сохранить надменный тон, отличающий госпожу от простолюдинок, но не в силах бороться с собственным заплетающимся языком, проговорила дворянка.
 
   – А кто же он ей? – спросила первая служанка.
 
   – Отец! Он её дочерью называл! – сказала девушка таким тоном, словно это её заподозрили в связи со стариком. – Тем более, у неё есть любовник. Да такой, что с ним никто бы связываться не захотел, и тоже путник!
 
   – А ты откуда знаешь? – в один голос спросили тётки. 
 
   Судя по тону, у них все поджилки затряслись от предвкушения сплетни.
 
   — Хи-хи, – жеманно хихикнула девушка, – Да это при дворе все знают! Это Рысь, любовница Алька Хаскиля. Он знаешь кто? Сын бывшего посла Саврии в Ринтаре!
 
   На щепку вотсарилась тишина.
 
   – Подожди! – возразила вторая служанка, – А с чего ты решила, что это именно она?
 
   – Ха! Да вы седло её видели? С его гербом? Это она, точно вам говорю! Ик! Такие вещи просто так не дарят!
 
   Служанки снова затихли, переваривая услышанное.
 
   – Не может такого быть, – теперь возражала вторая служанка. – Зачем сыну посла такая нужна?
 
   Рыска вспыхнула и чуть не обернулась.
 
   – А что такого? Она вроде ничего, – произнесла первая.
 
   – Она по манерам – весчанка. И вообще, мужик-мужиком. Разве на такую может сын посла позариться?
 
   Дворянка посмеялась и тоном, полным превосходства, объяснила бабам:
 
   – Так потому-то она и любовница, а не жена! Что же здесь непонятного?
 
   Теперь смеялись все трое.
 
   Рыска кумушек не видела – они уселись на бревне сзади неё. Но выражение их лиц путница вполне могла себе представить. Она тихонько улыбнулась, решив всё же не вмешиваться.
 
   К сплетням ей было не привыкать. Всю жизнь, сколько она себя помнила, сплетни роились вокруг неё не хуже потревоженных пчел. То люди судачили о том, откуда она взялась с такими глазами в ринтарской веске, то почему они с Жаром вместе ночуют на одном чердаке. В Пристани её моментально окрестили дочерью Крысолова, а после первого визита к ней Алька стали со смаком обсуждать их отношения, хвала Хольге, было о чём посудачить, ибо её пьяная выходка в кормильне не прошла незамеченной. И вот что интересно: людям было вполне достаточно двух вскользь брошенных слов, какого-нибудь крошечного, но всем заметного события – и сплетня раздувалась до размеров Главной площади столицы! Детали народ прекрасно придумывал самостоятельно. Поэтому сейчас Рыска понимала: обернись она, дай понять, что прекрасно понимает по-саврянски, разгони поддатых дур – и сплетни только укрепятся!
 
    Да и честно говоря, плевать ей на это было. Считают её дочерью учителя – так это же хорошо! Она была бы счастлива, если бы этот достойный человек был её отцом. Тем более, что они давно друг к другу именно так и относятся. А по поводу Алька... Он теперь вдовец. Ему эти сплетни безразличны, а ей и подавно. А то, что она весчанка по рождению и, благодаря своему ремеслу, стала слегка мужиковатой – так это не сплетня, а правда. На что здесь обижаться?
 
   Рыска немного согрелась и от костра отодвинулась. А женщины продолжали свою беседу, уже совершенно не обращая на неё внимания. Теперь дворянка вела сольную партию.
 
   – А ещё, девочки, – гордо сказала она, – Я в прошлом году с Альком Хаскилем сумела лично познакомиться! 
 
   – В каком смысле? – спросила вторая, более скептичная служанка.
 
    Послышалось бульканье – видимо, высокородная девица приложилась к бутылке, после чего смачно рыгнула.
 
   – В том самом! – заявила она, – У нас в замке бал давали. Так Альк нас посетил! Вместе с женой, разумеется. Так вот, пока его бессловесная половина общалась со старухами, мы с посольским сыном... слегка прогулялись ко мне в комнату... Ик!
 
   Одна из служанок вздохнула, а другая спросила:
 
   – И как же теперь вы, госпожа, собираетесь выходить замуж? – зависти в её голосе не было, скорее сочувствие.
 
   – Да ерунда это! – как о чём-то незначительном, проговорила девица, – Зато есть теперь, что вспомнить! Знаете, какой мужчина? Незабываемый! А какие он мне комплименты делал! С ума можно сойти! Ик! Ой, прошу прощения... – дворянка сорвалась с места и весьма резво ринулась в кусты.
 
   Рыска еле слышно вздохнула. Если б девица знала, что она её понимает, была бы она так разговорчива или нет? Может, чего нового рассказала бы... Хотя, пожалуй, ей в таком состоянии всё равно. Вот на счёт комплиментов – это она зря. От Алька такого в жизни не дождёшься.
 
   Рыска уже собралась было уйти, как вдруг вторая служанка быстро-быстро заговорила:
 
   – Слушай, что расскажу: я тоже этот герб видела, только вспомнить не могла, где и когда. Так вот, я его видела, когда к своей сестре в гости ездила! Она у Хаскилей в замке служит. 
 
   — И... что?
 
   – То, что у них там до сих пор право первой ночи сохранилось. Представляешь?
 
   – Да ладно!
 
   – Хольгой клянусь! Так вот, когда моя сестра семь лет назад замуж выходила, ей как раз ночка с господином и перепала!
 
   Первая служанка хмыкнула.
 
   – Так может, и не с ним. Он же там наверняка не один!
 
   – Да с ним, с ним, – уверенно произнесла тётка, – Я же помню, как она его называла! И она такая довольная осталась! Только ей теперь есть с чем сравнить, и оказалось так, что муж её господину и в подметки не годится, ни с какой стороны. Так она до сих пор по нему и вздыхает! 
 
   Служанки помолчали.
 
   – Да-а! – мечтательно протянула первая. – Везёт же некоторым! А ты его видела?
 
   – Конечно! Она мне его показала! Издалека, но я рассмотреть успела.
 
   – И как? – выждав, спросила женщина.
 
   Томное придыхание.
 
   – Сестра, наверное, не соврала... Тут только от одного вида в обморок упадёшь, а если представить всё остальное... Я прям обзавидовалась! Такого б хоть на раз, чтобы узнать, как оно бывает...
 
   – Да ну, зачем? – вздохнула первая с горечью, – Чтоб всю жизнь вспоминать и злиться, что у тебя не так?
 
   – Саший его знает... Дуры мы, бабы.
 
   – Эт точно.
 
   Женщины немного помолчали, булькая вином.
 
   – Что-то благородной нашей долго нет, – спохватилась вторая служанка, – Пойдём посмотрим, куда девалась. А то отвечай потом перед его величеством!
 
   – А нам-то что? Она хоть и благородная, а оторва ещё та! Да пошли уж, а то волки ещё съедят...
 
   Судя по доносящимся из кустов звукам, волкам такое блюдо тоже было не по вкусу. Но женщины всё равно поднялись и пошли разыскивать госпожу, упившуюся не хуже портового грузчика.
 
   Но Рыске было уже не до этого. Уж лучше бы, подумала она, лежала и тихо тряслась в шатре или сразу разбудила учителя. Да всё что угодно лучше, чем стать невольным слушателем таких откровений...
 
Конечно, ничего нового или необычного Рыска не услышала. Ещё давно, в Пристани, где Альк был в своё время заметной фигурой, ей довелось узнать слушок о том, что он вообще пошел учиться не ради мечты, а из-за несчастной любви. Но это было даже логично. Трудно представить себе нормального мужика, у которого к двадцати пяти годам не было бы в прошлом подобной истории! Собственно говоря, многие встают на путь к делу всей жизни именно потому, что тяжело пережили первую потерю. Рыска и сама подалась в Пристань, чтобы заполнить душевную пустоту. Возможно, у Алька тоже так было. Да и о праве первой ночи в замке Хаскилей она слышала, на этот раз – лично от Алька, тайны тут не было.
 
   Но на душе почему-то стало невероятно, невозможно паршиво. Ощущение было такое, словно посреди улицы штаны на самом интересном месте порвались. И что, теперь так всю жизнь, что ли, будет?
 
   Нет, то, что Альк нравится всем женщинам без исключения, Рыска давно успела заметить и смирилась с этим фактом. Но дело было не в них.
 
   Дело было в нём самом.
 
   Альку тоже всегда очень льстило женское внимание. Он всегда с удовольствием пользовался каждым подобным случаем, заигрывая как с дамами, так и с бабами. Это по большинству было несерьёзно, больше в шутку, и от таких шуток она, Рыска, когда-то и сама с ног до головы заливалась краской. Но ведь не всегда так было! Порой наверняка доходило и до дела?.. 
 
   С годами она, конечно, поняла, что бороться с этой чертой его характера бесполезно, да и нормально это для здорового красивого самца. Но ей самой это было не то, что неприятно – она просто растерзать была готова любую посягнувшую на Алька женщину (или просто оказавшуюся поблизости)! Пожалуй, именно ревность помогла ей и догнать Виттору, и победить: у них личные счёты. Да и из тюрьмы выбралась она, скорее всего, от злости.
 
   Но вот что теперь было делать? 
 
   Конечно, то, что её любимому не грозит смерть, было прекрасно, и шанс быть вместе вырисовывался всё чётче. Да вот только возник вопрос: хочет ли она с ним быть? После таких событий Рыска сильно сомневалась в этом.
 
   Нет, её любви не суждено пройти никогда, она теперь точно это знает. Но, похоже, не напрасно ей казалось, что искать друг друга может и не захотеться. Не напрасно она чувствовала, что они расстаются навсегда... Наверное, и правда, слишком долго она была одна и привыкла считаться лишь со своим мнением. А её мнение на этот раз было таково: с неё хватит! Не хочет она всю жизнь случайно натыкаться на Альковых бывших или случайных. И если что-то из этого ещё можно было бы понять, вроде первой любви или права первой ночи, прописанного в законе тсарствия, то как объяснить вот такие моменты, к которым относится вот эта пьяная овца? Или ребёнка, родившегося у Витторы от Алька, хотя он довольно убедительно говорил, что в глаза девицу никогда не видел?
 
    И это всего лишь несколько примеров. А сколько их вообще, этих женщин, успевших урвать кто-то ночь, кто-то неделю, кто-то грязные обжималки где-нибудь в каморке, а кто-то, как она сама или Виттора, ребёнка?.. Что на это сказать? Как обычно: поздравляю, госпожа путница, вы дура! Таких как вы у Алька Хаскиля – что песка на берегу. Слишком многого вы хотели от него. Но получили как обычно лишь головную боль.
 
   Поднявшись, Рыска уныло побрела в шатёр.
 
   Нет, она не имеет ни малейшего желания делить своего единственного мужчину с тысячами тысяч посторонних женщин. От осознания своей вторичности ей ещё хуже, чем от одиночества, и потому... это самое одиночество она и выбирает.
 
   Теперь с Альком всё хорошо, беспокоиться больше не о чем. А если случится что-то, она теперь и на расстоянии сможет помочь. Как и он ей... А потому нет ни одной объективной причины продолжать сходить с ума.
 
                                                                                          * * * 
 
   Как только тсарь вышел из шатра, Рыска бросилась к нему, не обращая внимания на стражу.
 
   – Доброе утро, Ваше Величество, – зачастила она, – Вы спрашивали, что передать. Вот, – и она протянула Шаресу лист бумаги, сложенный уголком.
 
   – Доброе утро, госпожа Рысь, – тсарь бросил взгляд сначала на письмо, затем на бледное, осунувшееся лицо девушки. – Вы что-то, извините, ещё хуже выглядите, чем вчера. Вам плохо?
 
   – Нет, всё в порядке, – поспешно ответила Рыска. 
 
   Голова у неё кружилась, в висках стучало, за ночь она так и не сомкнула глаз, но не говорить же об этом обо всём его величеству?
 
   – Может быть, оставить вам один шатёр и прислугу, чтоб вы слегка отдохнули? – заботливо спросил он.
 
   – Нет, спасибо, ваше величество, не нужно. – снова отказалась путница. - Мне пора, меня ждет её величество, да и дома тоже...
 
   Тсарь со вздохом покачал головой.
 
   – Конечно, решайте сами... Но вы ведь ранены. И ваш нетопырь – тоже. Прошу вас, будте осторожны!
 
   Рыска кивнула.
 
   – Да, конечно... Так вы передадите?
 
   Шарес молча взял у путницы письмо. Он понял: за ночь что-то случилось. И то, что в этом послании нет ничего приятного – тоже понял. Но передать весть Альку предложил он сам, и теперь не мог отказаться, как и заглянуть в письмо, и вмешаться.
 
   А Рыска как раз на это и рассчитывала, иначе отдала бы послание учителю, следовавшему в том же направлении, но Крысолов не передал бы такое письмо, прекрасно догадавшись об его содержании. Да и прочитать, и вмешаться вполне бы мог, естественно, из лучших побуждений. А тсарь на то и тсарь. Он такого не допустит.
 
   Итак, Его Величество спрятал письмо во внутренний карман, глядя на Рыску печальными, всё понимающими глазами.
 
   – Счастливого пути, Ваше Величество, спасибо вам, – учтиво поклонилась Рыска.
 
   – Благодарю ещё раз за службу, госпожа Рысь, – кивнул тсарь. – Не забудьте передать от меня поклон Её Величеству!
 
  – Не забуду, – бросила Рыска и, развернувшись, затерялась в толпе суетящихся людей, скорее, чтобы тсарь не видел её слёз, скрылась из виду.
 
 
 
 
 
   Учитель только что проснулся, когда Рыска влетела в шатёр и, едва бросив "доброе утро" покидала вещи в сумку, обвесилась мечами и бросилась на выход. Она знала: одно его слово – и она передумает. Разревётся и никуда не поедет. А тогда мытарства затянутся до конца жизни.
 
   А у неё больше нет сил. Всё получилось как и раньше: горячая встреча, несколько сумасшедших ночей, а потом горькое разочарование. Ничего нового. А его клятва – это всего лишь слова. Отзвучали и ушли в небытие.
 
   – Ты куда, доча? – потягиваясь, спросил Крысолов.
 
   – Мне пора, учитель, меня ждут.
 
   – Да погоди!..
 
   – Эту девицу, Виттору, непременно убейте, сейчас, пока она без сознания, иначе об этом все очень сильно пожалеют. У неё намного более сильный дар, чем у нас с Вами, – быстро произнесла Рыска, перебив учителя. – А я поеду...
 
   – Рыся, будь осторожна, война скоро. И... ты же ранена!
 
   Рыска отмахнулась.
 
   – Да знаю... Ничего. Мы с Вами очень скоро встретимся, – она вернулась, на миг обняла его, чмокнула в щёку. – Я люблю Вас. Берегите себя.
 
   – Ты тоже, – со вздохом посоветовал он опадающему пологу, откидываясь обратно на лежак. 
 
   Эх, опять что-то случилось! Иначе не вылетела бы так поспешно. Молодые... Никак не поделят шкуру неубитого медведя, не выяснят, кто круче... Теперь и расстояние не помеха.
 
----------------------------------------------------------------------------------