На круги своя
За каждой дверью призраки являлись
Далёких братьев и родных сестёр.
Я слышал ваши голоса, что в тишине терялись,
Препровождая мою душу на костёр.
Порой мне было больно слышать вашу радость,
Чужой, ненужный смех и пляски на костях.
Но время - лекарь мой, и боль моя стиралась,
Я выжил, поднялся и пересилил страх.
Разбил оковы, поднял меч державный.
Что был потерян и зарос травой.
Я вспомнил день, свой первый, православный.
Когда зажглись огни над матушкой Москвой.
Горела Русь ни раз и возрождалась.
И моё сердце, выпав из груди,
Ни раз, ни два, сгорая, возвращалось.
Как ни сильны были враги.
И вот теперь с глаз пелена слетела.
Я принял все проклятья, душу разодрав.
Я не ропщу. Всё что случилось, мне за дело.
За то, что слова не сказав,
Позволил свою душу обезглавить.
В двадцатом веке в восемнадцатом году.
Тогда бесчестью дал собою править
У бездуховности пошёл на поводу.
Без ропота теперь я принял наказанье,
Склонив главу, оставшись одинок
Отдал себя всего на растерзание
Всем, кто был близок, близок и далёк.
Простил долги, взял на себя чужие.
И босиком по миру десять лет ходил,
Пришлось зайти и в самые глухие
Места, где истину открыл.
Не тем я жил и не к тому стремился:
Ломать - не строить, жечь - не создавать.
В один момент я будто пробудился
И стал тогда былое вспоминать.
Я вспомнил всё, и там решил оставить.
Свой крест решился заново поднять,
И с новой жизнью путь иной начать,
Чтоб и страну свою прославить
И свой народ не потерять...
Скажи сестра, ответь, за что теперь в опале,
В немилости теперь такой я у тебя?
Ответь мне, милая, разгульная, за то ли,
Что больше унижений не стерпя,
Я смог вернуть однажды вырванное с кровью?
Или за то, что долго закрывал глаза,
На то, как похвалялась ты своею нелюбовью
И проклинала, милая, меня?
Я знаю, что однажды всё вернётся
Туда, где должно, на круги своя,
И мир не содрогнётся, не прогнётся
Под гнётом чужеродного меча.
Ты знаешь, я таков, чужого мне не надо,
Но и своё на поруганье не отдам.
Ты злишься оттого, что всё же будешь рада
Когда почтенье дедам я воздам.