Холод
Ночлежка города К. заполнена, но я всё равно стою во дворе и жду. Кто-то впускает меня к себе в комнатку, чтобы не пришлось ночевать на морозе. Спать приходится на полу, но это лучше, чем слоняться зимней ночью по улице.
Летом бродягам живётся проще. Ненамного, но всё же. На улице тепло, у частных домов ближе к осени поспевают помидоры и огурцы. Найденная на помойке коробка из-под холодильника вырывает радостный возглас из груди - притащи к себе в берлогу и живи. Нет берлоги - сделай из коробки. Такое жилище утепляется выброшенными тряпками, и в нём сносно можно существовать до зимы, если не будет дождей. Чтобы не подтекало - лишняя упаковочная плёнка и деревянные поддоны всегда есть около свалок за гипермаркетами.
Умыться можно в туалете какого-нибудь общепита, вроде Мака, если сильно приспичит. Там же - постирать бельё. Летом сохнет быстро. Сейчас стало сложнее.
Говорят, для того, кто ушел из дома и бродяжничает, главное - теплая куртка, сменная обувь и крепкий рюкзак. И кружка жестяная, чтобы набрать воды и скипятить. Если быть в постоянном движении, то всё будет хорошо. Ну, хотя бы не так холодно.
Главное - не попадаться патрулям. Но иногда очень хочется сдаться и загреметь суток на пятнадцать до выяснения личности. Просто чтобы погреться. Зима всё же.
В мае я чувствовала себя выживальщиком. Худо-бедно работала зарядка на солнечных батареях, так что связь, пусть плохая, но была. Только звонить было некому. Но паблики подсказывали, как сделать землянку из лапника, сварить чай из хвои... А потом на телефоне кончились деньги. Хорошо, что выгруженных книг хватило, чтобы не загнуться окончательно.
Жить одной стало тошно, и я перебралась обратно к людям. Там было опаснее, но хотя бы не так одиноко. Нашла вскрытую сарайку, кантовалась там какое-то время. Кровать с рабицей и проеденный мышами матрас казались тогда пределом желаний.
Но через пару месяцев хозяева прознали, что кто-то пользуется их имуществом. И на входе в сарайки появился забор. И замок на калитке недвусмысленно намекал, что здесь мне не рады.
Я пела в переходе, пока голос не сел, и я совсем не охрипла. Немного мелочи - дошик в соседнем ларьке и стаканчик чая, настоящего чая, а не елового суррогата. Ещё одно утро. И ещё одно. Не помню, как их переживала.
Единственное, чего не хотелось - забываться окончательно. Точнее, хотелось иногда, когда холод уже начал подбираться к костям сквозь тряпьё и картон коробки.
Умирать не входило в мои планы, а водка была верным путём именно на тот свет. Но было холодно. Слишком холодно. И я не была к этому готова.
Моё логово нашла одна из поисковых групп, патрулировавших окрестности. Люди напоили меня, окоченевшую и полумёртвую, чаем, дали одеяло. Именно они и привезли меня в ночлежку, о существовании которой я не знала. Поняли, что мне больше некуда возвращаться.
И вот, стоя во дворе и слушая, как в маленькой часовенке местные поют молитву, и потом, лёжа на дощатом холодном полу, в гостях у такого же человека улицы, я думаю...
У меня ведь есть руки, когда-то державшие рубанок и молоток.
Не самое здоровое тело, но и не самая глупая голова, раз я продержалась настолько долго. А для меня выживать в одиночку - это подвиг...
Захотелось сделать что-то полезное. Оправдать своё существование. И, проваливаясь в первый за девять месяцев крепкий сон, я судорожно перебираю варианты.
Для чего-то же я нужна?..
