Смерть медведя

Зов шатуна весною недалёк —

уже не рёв, ещё не стон глубинный —

зверь, обесшерстевший наполовину,

наполовину мёртв. А мотылёк

парит — зачинщик травяного праха —

дрожит его зелёная рубаха,

ей сносу нет, но к ночи выйдет срок.

 

Шатун умолк, бредёт — уже не шаг,

ещё не смерть, но близко, близко, близко,

вот мотылёк зигзагом входит в изгарь —

торфяники горят? — и видит мрак.

Пытаясь выплыть, вязнет глубже, глубже —

идёт на дно. Медведь ступает в лужу —

и давит мотылька... Глухой овраг,

 

запорошённый снегом, ночь, метель —

уже зима, ещё звезда не встала —

оледенелым абрисом оскала

любуется луна. И колыбель

свивает тело зверя, словно сына —

усни! — так принимает крестовина

в свои тиски рождественскую ель.