Зина

Неся, с большим почтеньем, словно стяг,

мешочек для галош, она стремилась

к бетонной мостовой. И божья милость

столкнула нас.

Я помню шум в гостях

 

 

у проживавших выше Зиминых

звучал оркестром майского парада.

И я, напрасно, выкурил в парадной

полпачки сигарет, стремясь к иным

 

 

высотам в наших, так сказать, делах,

что связаны со страстью. Между прочим,

теперь моя любовь, как дама ночью,

которая ещё не родила,

 

 

но на сносях.

И все пятнадцать лун,

советуясь с цыганкой, я бы верен,

выдерживая всё: ужасный ветер

и балерин, что шествуют в салун

 

 

на Малой Безымянной.

Воротить

её в свой малый мир уже не силясь,

я ей шептал вплетая в голос сиплость:

"Зачем ты, Зина, прячешь в воротник

 

 

весь контур шеи? Я же без ума..."

И вдруг сознался в высших чувствах той что...

........................................................

... Тогда стояла тяжкая зима.

Январь был так суров, что было тошно.

 

 

Теперь раздор наш, в общем-то, почат.

И я уж понимаю свой проступок.

С ней не здороваюсь, но кашляю подчас -

в надежде заразить своей простудой.