Касание

«Я полюбила твоё тайное присутствие, а теперь - люблю и тебя. Как ты выглядишь? Не ведаю. И мне кажется, ты лжёшь о себе не меньше, чем я – лгу о себе. Но воображение моё рисует твой образ – по мотивам мыслей, фраз и намеков. Я вижу тебя таким, каким ты, возможно, не являешься вовсе. Но прошу тебя сердечно, не открывай своих настоящих тайн. Оставайся загадкой! Ожидая твоего ответа на свои глупые вопросы, я думаю, каков ты будешь сегодня, мой человек-тень? Добр и щедр на милости? Или же одаришь парой сухих коротких фраз да исчезнешь снова во времени и пространстве? Это особая форма наслаждения – через боль, через ожидание, через призрачность догадок. Надо мною словно занесена твоя ладонь, и я всякий раз не знаю, чего ождать – удара или дружеской ласки. Будь ты ближе, будь ты знаком и жив – из плоти и костей – будь ты осязаем, я любила бы тебя меньше и не столь неистово. Но ты – призрак, напитанный дыханием прошлых эпох. Ты – голос ушедших столетий, пыльная картина, затёртый выцветший гобелен, паутинная карта на потолке. Здесь и сейчас я люблю тебя! Забываясь, падаю к твоим ногам, смиренно склоняю голову перед твоим гением, перед твоей ясной душой. Будь же ты из плоти и костей, я боялась бы тебя втрое больше! Втрое больше боялась бы себя пред тобой – своей нелепости, принадлежности ко времени упадка и пошлости. В моём воображении ты непорочен и светел, хоть и облачён в непроглядную тьму. И цинизм твой – мне отрада, ибо чувствую его искренность. И мрак твой – всего лишь иллюзия, вызов мне: «разгляжу ли в полосках гниющих бинтов рану, открывающую живое, горячее сердце?» Каждый раз, слыша трепет твоих вен у виска, я словно чувствую белизну твоей кожи. И дыхание твоё даёт мне силы жить и быть собой».
Доктор Сэригайл внимательно посмотрел на Агнес поверх маленьких очков.
- Кто твой возлюбленный, дитя? О ком ты говоришь?
- Мистер Шэдоу - бесцветным голосом ответила Агнес из гипнотического забытья.
Веки её, опушённые белёсыми ресницам, дрожали, но дыхание оставалось ровным и глубоким.
- Мистер Тень, - снова заговорила Агнес минуту спустя, - он приходит ко мне, говорит со мной, бережёт меня.
Миссис Дипсикс, прижав к губам платок, тихонько осеняла крестом - то себя, то окна, то дочь, лежащую на горке подушек.
- Одержимая…
- Я попрошу вас, миссис Дипсикс! - Доктор сердито глянул на женщину. Брови его поднялись вверх, а очки съехали на самый кончик носа, - Воздержитесь от комментариев.
- И не подумаю! – в отчаянии миссис Дипсикс всплеснула руками и разрыдалась. – Когда добрый Бог забрал глаза моего дитя, вы просили смирения. Но сейчас сам дьявол хочет похитить её чистую душу! И я не хочу смиренно ждать!
- Что же вы предлагаете, дорогая? – В голосе доктора Сэригайла теперь звучали утешающие нотки.
- Ах, я не знаю, не знаю! Должно же быть хоть что-то! Хоть что-то…
В эту ночь миссис Дипсикс, стоя на коленях у своей кровати, яростно молилась, требуя у Бога и душу, и зрение юной Агнес. Звёзды не боги, но миссис Дипсикс смотрела прямо на них, шептала – им…
Звезды снисходительно улыбнулись, когда крупный бурый мотылёк слетел с оконной рамы и принялся порхать по комнатушке, освещенной десятком толстых – самых дорогих – церковных свечей. Он метался под потолком, вился над кроватью задремавшей девушки. Когда он трепещущим крылом задел её высокий бледный лоб, девушка открыла блёкло-голубые глаза и улыбнулась:
- Ты здесь...