Атланты

Здесь кипарисы стояли бездвижно, словно атланты кипящего неба,

там вырастали из камня ограды горы паучье-еловых ветвей,

тоже тянувшихся к солнцу поближе, что нависало над ними нелепо,

вовсе не к месту. С их зеленью рядом жизнь казалась немного мертвей.

 

Сквозь мимолётности лиц, что мелькали перед глазами, как чёрные мушки,

в белую стену смотрели гиганты, шеей впираясь в тяжёлый балкон.

Головы — в облаке скучного бала, вихри шагов заползали им в уши —

бабочкой-вальсом кружась элегантно — или кадрили громоздким полком.

 

Ветви держали небесную тушу, ветви дрожали от тяжести этой,

тучи жирели, как сытые свиньи, солнце сжирали, как брошенный корм.

Листья тускнели, шумели всё глуше, будто обмякнув от знойного лета.

Небо, налившись густеюще-синим, всё опиралось на плечи их крон.

 

Грустно глядели деревья на камень, мрачно косились атланты на зелень:

«Стать бы бессмертным и небо держать бы, будто от этого ствол не скрипит!..»

«Счастье! — вы смертны. Когда же и с нами жизнь простится, в глаза бросив землю,

рухнут в забвенье балконы усадьбы следом за блеском начищенных плит?..»

 

Танцы и тучи, оркестр и безмолвье, зыбкость небес и надёжность балкона,

руки и ветки, недвижность и трепет, сила и сила, бессмысленность сил.

Ветки связало упрямство воловье, руки увязли в узорах колонны —

и насмехались балконные плиты, и насмехалась небесная синь...

 

Пала усадьба. Деревья свалились, сломаны мрамором рухнувшей крыши,

каждый листочек их сдавлен так прочно, что даже смертью не будет почат.

Прахом — колонны надменная привязь, только атланты, ни звука не слыша,

крепко стоят среди прошлого клочьев, небо держа на бессмертных плечах.