Объятия дриады
Он брёл вперёд, пути не выбирая,
В ушах стояли крики воронья,
Гром битвы, стоны мёртвых под стопами,
А очи застилала пелена.
Кривило губы привкусом железа,
И он, уставши, брёл к альковам леса,
Чтоб шум в ушах сменила тишина.
Перед собой не возводил он стен обмана,
Приняв судьбу, какая она есть.
На теле кровоточащая рана –
Увы, неутешительная весть.
В спокойствии ума, души и духа
Он ждал, когда костлявая старуха
Отнимет жизнь, не запятнавши честь.
Пристанище найдя под сенью дуба,
Со вздохом опустился меж корней.
Древесный ствол, служа опорой грубой,
Любого ложа был ему милей.
Прощаясь с человеческой юдолью,
Столетнюю кору поил он кровью,
Всей ценности лишившейся теперь.
Смыкались уж запёкшиеся веки,
Но вырвался из шелеста листвы
На волнах неземной и чуждой неги
Глас женский, ясно молвивший: «Не спи».
Пугливой ланью вышла из-за древа
Нездешней красоты нагая дева,
Рождая лёгкой поступью цветы.
Он думал, что предсмертное виденье
Мутило явь, призвав последний миг,
В котором смерть, обманывая зренье,
Под маскою прекрасной скрыла лик.
А дева не спеша уселась рядом,
Смиряя летний зной приятным хладом,
Как бившийся поблизости родник.
Затем к нему приблизившись вплотную,
На рану положила кисти рук.
Во взгляде чары древние сверкнули
И стих огонь курсирующих мук.
Он чувствовал, что плоть его пленили,
И воли покорён чужой отныне
Слабеющего сердца тихий стук.
Затягивало разум без остатка
В густую зелень девственных лесов,
Бездонных глаз, что теплились украдкой
Желанием, читавшимся без слов.
«Над смертью неизбежной я не властна,
Противиться ей глупо и напрасно.
Почти остыла в жилах твоя кровь.
Но не уйдёшь за тьмой или за светом,
Раз под моею встретились листвой.
И после смерти, связанный обетом,
Разделишь это дерево со мной.
Страшнее одиночества нет яда…
Прими судьбу, противиться не надо,
Останься здесь, в обители лесной».
Начало новой жизни знаменуя,
Коснулись рваных губ её уста.
Мир замер – и с последним поцелуем,
Свой бег остановила суета.
Затмило чувства соками нектара,
Нет боли, сожаления не стало,
И страх забрали тонкие перста.
Под ласковую песнь древесной девы,
Что с сердцем леса билась в унисон,
Сплелись в одно единое два тела.
Дух смертного окутал крепкий сон.
И ценный дар, и страшное проклятье
Сулили нерушимые объятья,
В которых он навечно заключён…
В ушах стояли крики воронья,
Гром битвы, стоны мёртвых под стопами,
А очи застилала пелена.
Кривило губы привкусом железа,
И он, уставши, брёл к альковам леса,
Чтоб шум в ушах сменила тишина.
Перед собой не возводил он стен обмана,
Приняв судьбу, какая она есть.
На теле кровоточащая рана –
Увы, неутешительная весть.
В спокойствии ума, души и духа
Он ждал, когда костлявая старуха
Отнимет жизнь, не запятнавши честь.
Пристанище найдя под сенью дуба,
Со вздохом опустился меж корней.
Древесный ствол, служа опорой грубой,
Любого ложа был ему милей.
Прощаясь с человеческой юдолью,
Столетнюю кору поил он кровью,
Всей ценности лишившейся теперь.
Смыкались уж запёкшиеся веки,
Но вырвался из шелеста листвы
На волнах неземной и чуждой неги
Глас женский, ясно молвивший: «Не спи».
Пугливой ланью вышла из-за древа
Нездешней красоты нагая дева,
Рождая лёгкой поступью цветы.
Он думал, что предсмертное виденье
Мутило явь, призвав последний миг,
В котором смерть, обманывая зренье,
Под маскою прекрасной скрыла лик.
А дева не спеша уселась рядом,
Смиряя летний зной приятным хладом,
Как бившийся поблизости родник.
Затем к нему приблизившись вплотную,
На рану положила кисти рук.
Во взгляде чары древние сверкнули
И стих огонь курсирующих мук.
Он чувствовал, что плоть его пленили,
И воли покорён чужой отныне
Слабеющего сердца тихий стук.
Затягивало разум без остатка
В густую зелень девственных лесов,
Бездонных глаз, что теплились украдкой
Желанием, читавшимся без слов.
«Над смертью неизбежной я не властна,
Противиться ей глупо и напрасно.
Почти остыла в жилах твоя кровь.
Но не уйдёшь за тьмой или за светом,
Раз под моею встретились листвой.
И после смерти, связанный обетом,
Разделишь это дерево со мной.
Страшнее одиночества нет яда…
Прими судьбу, противиться не надо,
Останься здесь, в обители лесной».
Начало новой жизни знаменуя,
Коснулись рваных губ её уста.
Мир замер – и с последним поцелуем,
Свой бег остановила суета.
Затмило чувства соками нектара,
Нет боли, сожаления не стало,
И страх забрали тонкие перста.
Под ласковую песнь древесной девы,
Что с сердцем леса билась в унисон,
Сплелись в одно единое два тела.
Дух смертного окутал крепкий сон.
И ценный дар, и страшное проклятье
Сулили нерушимые объятья,
В которых он навечно заключён…
