Часть Вторая

 

Дорога от деревни на автомашине по времени заняла около часа. Лёнька по малолетству сидел с матерью в кабине раздолбанной полуторки, которая дребезжала всеми своими металлическими частями на каждой ледяной колдобине.

Лёнька переживал, что едут, по сути, из одной маленькой деревни в другую большую и от бессилия не хотел смотреть по сторонам. Отец с дядей Петей пристроились в кузове среди нехитрой мебели и вещей.

Огромный кирпичный недостроенный Дом действительно оказался на забытой окраине.

 

Справа от Дома - новый свежевыкрашенный приземистый двухэтажный дом с огромным внутренним двором. Стены оштукатурены и покрашены в желтый неопрятный цвет. Дом для рабочих московского завода «Борец» построили пленные немцы. Слева от Дома многочисленные правильные ряды серых деревянных двухэтажных бараков, почерневших от времени. Между двумя рядами бараков выстроились сараи для хранения дров или угля для топки печей. Каждая семья имела свой сарай, где кроме дров хранили вещи, которые жалко выбрасывать.

 

Сараи постепенно пристраивались один к другому и стали представлять низкое без форменное строение с единой разного уровня крышей, по которой любили бегать пацаны. Сараи просматривались из окон бараков и, возможно, поэтому не запирались. Пацаны находили в сараях подходящие дощечки, похожие на сабли и устраивали на сараях побоища: команда лётчиков на команду моряков или мушкетерские дуэли, насмотревшись трофейных кинофильмов в ближайшем кинотеатре «Искра» с узким залом такой длины, что на последних рядах можно было с трудом рассмотреть и расслышать, что происходит на экране.

 

Позади Дома простиралось чистое бескрайнее белоснежное поле до самого горизонта. За горизонтом корпуса Тимирязевской сельскохозяйственной Академии и район Петровское - Разумовское.

Зима оказалась из ряда великих. Снега обрушилось на Москву немерено. Два проезда Левый и Правый укатаны грузовыми машинами, проезжающими на строительство новых жилых домов. Бутхут бурно застраивается.

 

Двор от снега добросовестно очищен дворником в белоснежном переднике. Полуторка легко продвинулась задним бортом к третьему подъезду. Снег дворник складировал в глубине двора. Там образовалась огромная снежная гора, пока ещё не укатанная ребятней. Кататься с рукотворной горы некому – сегодня Лёнька единственный житель Дома школьного возраста.

 

Когда Ленька сообразил, что жить придётся на первом этаже, то это известие добило его честолюбие окончательно. Мать не говорила про этаж, а Лёньке и в голову не могло прийти - жить на первом этаже. Слезы непроизвольно покатились ручьём и он, чтобы не показывать слабости отправился осматривать окрестности недостроенного Дома, несмотря на окрики матери:

- Ленька, вернись! Кто будет помогать заносить вещи? У водителя мало времени!

Вернись, неслух!

Лёнька отчаянно махнул рукой и быстро, не оглядываясь скрылся с глаз долой от ненавистного подъезда, смахивая варежкой набежавшую слезу.

- Плевать хотел на вашего водителя и на Москву с высокой колокольни,- бесился про себя Ленька. Мать, возможно, поняла состояние Леньки и отстала на время с разговорами.

 

Строители сдали под жильё три подъезда четырехэтажного кирпичного добротного дома. Ещё три подъезда находились в работе в разной стадии строительства. Лёнька сразу смекнул, что можно будет полазить по строящимся этажам и посмотреть, как укладывают кирпичи строители. Интересно!

Котельная пристроенная к Дому в будущем должна обслуживать весь дом введена в эксплуатацию и часть дома отапливалась массивными чугунными водяными «батареями». Водопровод, канализация и газ подключены. Горячей воды на кухне не было. В огромной ванной комнате установлен на стене над ванной большой бак с водой, который нагревался газовой горелкой.

 

Посредине двора - двухметровый деревянный сплошной забор с калиткой отгораживает двор от стройки. Строительного крана на стройке нет, кирпич и прочие строительные детали поднимают подсобные рабочие на подъемнике. От проезжей части и от бараков двор отделял временный забор.

 

Горючие мальчишеские слёзы стали просыхать. Положительным было то, что Лёнькина семья переехала в Дом одной из первых. Из пацанов Лёнька оказался первым жильцом, а это, стал соображать Лёнька, уже преимущество. Он заранее почувствовал себя хозяином двора. Другим не обязательно знать, что он переехал из деревни, а на лбу у него не написано. В крайнем случае, можно сказать, что из Химок, решил Лёнька, если будут настойчиво расспрашивать, но никто не задавал вопросов откуда приехали в новостройку.

 

Во дворе было не принято рассказывать, кем работают их ответственные отцы, а большинство матерей - домашние хозяйки. Они должны воспитывать и присматривать за своими чадами. Однако дети гуляли, где хотели и с кем хотели.

Кошка бросила котят, пусть гуляют, где хотят - существовала кричалка среди шпанистых московских пацанов.

 

Обязательное условие находиться вечером дома, как штык в девять вечера. Это соблюдалось безусловно, особенно после амнистии 1953 года, когда в барачные дома вернулись сотни уголовников и развелось, как грибов после дождя великое множество мелкой шпаны.

 

Со стороны проезжей части проезда Ленька обнаружил засыпанный снегом пруд, где можно кататься на коньках. Радость от пруда и снежной горы во дворе была ничтожной, по сравнению с окружающей снежной пустыней, единственным кирпичным домом с ядовитой желтой краской, и покосившимися черными бараками с дымящими печными трубами. В деревне пруд побольше будет, про себя отмечал Лёнька.

 

Выждав, когда слезы окончательно подсохнут, он подошел твердой походкой и категорически заявил родителям, что жить в Москве не будет! Вернется к деду и будет ходить в Куркинскую школу вместе с сестрой, которая осталась в деревне заканчивать седьмой класс. Такая Москва ему даром не нужна и пусть горит ещё сто раз синим пламенем.

 

Родители пропустили гневные слова Леньки мимо ушей, торопясь разгрузить машину, чтобы отпустить водителя.

Погуляв вокруг недостроенного Дома, злой, как цепной пёс Ленька вернулся и молча стал переносить узлы с вещами. По ордеру семье принадлежала двадцати пятиметровая светлая комната в трехкомнатной коммунальной квартире. Дубовый паркет, широкие коридоры и просторная кухня с деревянными крашеными полами. В ванной комнате мать определила удобное место для своего корыта и вешалки. Чугунная ванна Леньке понравилась. Двухметровая по длине и глубокая покрыта светло голубой эмалью. В такой ванне могли поместиться три Лёньки. До этого Лёньку мать отмывала в корыте, а когда был совсем маленький мыла в русской печке.

 

Ленькина семья поселилась в квартире первой, а первым, как известно, достаются лучшие куски! Мать на кухне определила кухонный стол в удобном у окна, с её точки зрения месте. Крестьянская хватка! Позже Ленька долгие годы будет за этим столом делать по утрам уроки, пока жители квартиры спят и видят утренние сладкие сны. На просторной кухне две газовых плиты на четыре конфорки и на стене две больших раковины с холодной воды. Все жильцы позже будут на кухне завтракать, обедать и ужинать не мешая друг другу.

 

Квартира на первом высоком цокольном этаже. С земли до подоконника около трёх метров. Под первым этажом полуподвальное помещение, в котором жили семьи дворников и истопников котельной.

 

Дом четырехэтажный без лифта. Потолки высокие больше четырех метров и за счет этого дом выглядел со стороны улицы на фоне бараков внушительно. На площадке по три квартиры, из них одна однокомнатная, двухкомнатная и трехкомнатная. Двухкомнатные и трехкомнатные квартиры коммунальные. В единичных случаях в двухкомнатной квартире проживала семья, если в ней больше пяти человек. Под лестницей на первом этаже отец сразу соорудил кладовку, получив разрешение, как инвалид войны. В этой кладовке держали картошку, квашеную капусту, лыжи, санки и прочее барахло с которым жалко расстаться.

 

Пока разгружали вещи, стемнело. Взрослые на скорую руку обмыли переезд, распив бутылку "Московской" водки. Провожать дядю Петю на троллейбус номер три на Хуторскую улицу отправился и Лёнька. До остановки ходьбы минут пятнадцать, когда поднялись на мост, через железную дорогу Лёньку удивил фантастический вид Дмитровского шоссе. Из окон многоэтажных домов пробивался электрический свет разных цветов и оттенков. Это был и синий и красный и зелёный и фиолетовый и жёлтый свет, который получал разнообразные оттенки цвета от матерчатых абажуров, висящих под потолком в доме. Лёнька замер на месте и потерял дар речи. Он мычал и показывал родителям в сторону московских окон, откуда исходил свет.

 

Описать словами сказочную картину Лёнька не смог бы, даже если очень захотел, у него просто не хватило бы запаса слов. Даже сегодня, освещенные неоновой рекламой улицы Москвы, просто примитивизм в духе «чёрного квадрата»! Такого многоцветия оттенков одного цвета человек просто не может создать. Сотни окон освещены абажурами разного размера, конфигурации и расцветки. Нет практически двух одинаковых окон. Кроме того на окнах висят занавески тоже разных цветов и оттенков. Картина маслом!

 

Такая палитра красок была только у соседа художника-пейзажиста дяди Леона, члена Союза художников СССР, который отдыхал с женой летом на соседней даче и Лёнька обожал подглядывать, как рождается из хаоса красок чудо на холсте.

 

У Лёньки не укладывалось в голове, как создаются художественные картины на холсте, рождается красивая музыка, почему летают по воздуху многотонные железяки, и как попадает жидкая повидла в твердые конфеты подушечка!

 

Москва в один миг превратилась для Лёньки в лучший город земли, о чём вещали ежедневно по радио! Эту веру он сохранил на всю оставшуюся жизнь не потому, что ему внушили по радио, а потому что он сам увидел своими детскими широко открытыми на мир голубыми глазами и запомнил этот красочный образ на всю жизнь.

Московских окон негасимый свет!