Магический цветок (рассказ)
В моей жизни была одна необычная история, о которой я хочу вам рассказать. С тех пор прошло много лет. Дорога моя через ручейки и болотца, бывало, через бесконечные заросли сухого непроходимого вереска, выводила меня порой к таким райским оазисам, о которых хочется молчать и хранить их в тайниках своих первозданными и нетронутыми. Слова, как известно, настолько умаляют суть, что стоит рассказать, и картинка блёкнет, ускользает её неповторимый аромат, тает ореол таинственности. Это был один из немногих случаев, о которых мне не хотелось говорить, даже с самыми близкими людьми, который так отпечатался в моей памяти, что стоит мне закрыть глаза, и кажется, что всё происходит наяву.
То лето было на столько засушливым, что трава, не успев подрасти хоть на немного, начинала сохнуть, почва – трескаться. И с начала мая ни одного дождя. В воздухе стояла такая сухость, что казалось, природа – всё живое отчаянно просила милости у солнца. И даже вечером, когда, обыкновенно, должна приходить живительная прохладе, она не наступала. Уснуть не удавалось иначе, как завернувшись в мокрую простыню, которая высыхала почти за десять минут. И если за это время не приходил сон, то я была обречена не смыкать глаз. И это изнуряло так, что провалившись в короткое забытье, я обессилено выпадала из реальности до утра, а утром отчаянно думала, что не спала вовсе.
В то время мне было 19 лет. Я училась на литературном факультете N-ского университета, заканчивала второй курс. Почти все наши ребята разъехались по родительским домам, предварительно отыскав себе летнюю практику, по большей мере, в городских архивах, в родных местах. У нас на курсе было много иногородних студентов. Бесхозными «болтались» четыре сокурсницы, я в том числе. Мы никак не могли определиться с предстоящей практикой, о которой нужно было составить к началу нового учебного года подробное описание с отметкой руководителя.
И тогда мы попросили оставить нас на своей кафедре, обратившись к заведующему кафедрой Ирине Анатольевне. Та сокрушённо покачала головой, такого поворота событий она не предполагала. Бумаг на конец учебного года скопилась «бездна», так она выразилась. А мы её отрывали от этой «бездны». Ирина Анатольевна, озадаченно напряглась, жара давала себя знать, и пригласила нашего преподавателя зарубежной литературы. Заговорщически пошептавшись с ним, намеренно громко, она сказала: «Эрнест Вениаминович, принимайте пополнение, образовывайте молодое поколение». И подмигнув хитро, углубилась снова в свою «бездну», как видно, посчитав нашу тему исчерпанной. А Э, как мы его называли между собой, рассеянно развёл руками и сказал: «Подходите завтра в девять утра к парадному входу».
Нужно сказать, что Э, был для нас, думается, что и для всех в университете, человеком абсолютно закрытым. Никто никогда не знал о его личных делах хоть сколько-нибудь. Да и по правде говоря, не было большой охоты узнавать. Он производил впечатление человека, жившего комфортно своим внутренним миром и на столько само достаточного, что невольное уважение к нему читалось на лицах не только студентов, но и старшего преподавательского состава университета. Его образ был окружён ореолом таинственности, как запретная тема в узком кругу близких людей. Лекции его можно было слушать на одном дыхании. Они долго не отпускали. В аудитории у него бывало так тихо, что можно было услышать скрип ручки о бумагу. Это был единственный преподаватель в университете, у которого уже много лет отмечалась стопроцентная явка студентов. После его лекций, если это была не последняя пара, я часто уже не посещала следующих в этот день, занятий. То необыкновенное состояние, которое возникало у меня, я боялась расплескать, не хотелось разговаривать, возвращаться в прежний мир. Любимыми днями тогда были вторник и четверг, лекции по зарубежной литературе. Это был период, когда я перечитала всего Драйзера, Стендаля, Золя, Джека Лондона и многих, многих зарубежных классиков, которым так мало места отводилось в школьной программе, только на факультативных курсах.
Поэтому, когда Ирина Анатольевна, прикрепила нас к Э, мы были озадачены и заинтригованы.
В этот день и вечер я была так возбуждена, что не замечала даже изнурительной жары, которая ни чуть не ослабела. И спать мне не давала вовсе не она, а мысль - что же такое будет завтра? Казалось, ну что интересного тут можно выдумать для нас. И вот, это завтра наступило.
Мы, все четверо, пришли в назначенное место, не в девять, а в восемь утра. Ожидание стояло в воздухе. Мы обменялись приветливыми кивками и больше уже не разговаривали. Э появился ровно в девять. На нём была свободная хлопчатобумажная светлая рубаха с короткими просторными рукавами и такие же хлопковые брюки. Тогда этот фасон брюк в нашей среде называли «банан». Его волосы, льняные, волнистые, шелковистые, были сзади стянуты в тугой хвост. Таким могла позавидовать любая девчонка. Ни у кого на курсе не было ни малейшей иронии по поводу его длинных волос. Карие глаза искрились таким неиссякаемым блеском, что казалось, в них отражён весь земной свет. Э, в своих белых одеждах, был окутан блаженным бесконечным спокойствием, стелившимся за ним по узкой, вымощенной булыжником, дорожке. Он осторожно катил перед собой небольшую тележку, похожую на те, что сейчас используют в продуктовых супермаркетах. Шагая к нам, Э улыбался, открыто по-доброму, приветствуя нас. И ведь каждой казалось, что это улыбка предназначена именно ей. Он сказал: «Ну что? Вы готовы мужественно пробыть сегодня весь день под открытым небом? Или у кого-то есть сомнения на этот счёт?». Мы озадаченно смотрели на него. А Э достал из своей тележки четыре свёртка и отдал каждой из нас. Потом я долго размышляла, предназначался каждой девушке свой свёрток, либо он раздал их на удачу. Я тогда ещё не задумывалась о том, что ничего случайно в нашей жизни не происходит.
«Это цветы» - просто сказал Э. «Вы должны их продать… и, непременно, сегодня. Иначе, впрочем, сами всё поймёте». Повисло общее удивлённое молчание. «Вопросы есть? Задавайте. Ну тогда время пошло».
Каждая пыталась развернуть свой свёрток. Мои мысли обгоняли друг друга: «Ну как же это? Где продавать? По одному, или все разом? Какую назначить цену? И в конце концов, в этом и есть вся летняя практика? Ну, так же не бывает, насмешка какая-то?» Когда мы опомнились, Э не было рядом, и никто из нас даже не заметил, как он исчез. Как будто его не было вовсе. И тележки тоже не было. Но в руках у каждой был бумажный свёрток. Значит всё-таки был Э, и задание выдано.
У Светланы в пакете были розовые цветы с алой окантовкой на лепестках, похожие на первые весенние цветы, мы в детстве называли их «кукушкины слёзки». У самого стебля выделялись такие необычные завитушки – усики-локоны, похожие на разноцветные ленточки, которыми завязывают букеты. Только те весенние цветы фиолетово-голубого цвета, а эти были розовые с алым. Стебель не высокий, сантиметров пятнадцать, и листья какие-то странные, как будто от другого цветка. Я таких экзотических цветов ещё не встречала.
У Ирины цветы были похожи на ландыши, только почему-то жёлтые, и на каждом стебле так много маленьких колокольчиков! Да и не ландыши это вовсе. Что же это за цветы такие?
У Оли оказались ромашки. Но лепестки у каждой все разного цвета, как у «цветика - семицветика». Я думала, что такие цветы только в сказках бывают. Стебли невысокие, как у обычных ромашек.
Но главное отличие наших свёртков было в том, что мой свёрток был уж очень длинным, как будто туда завернули кувшинки со стеблями, которые тянуться со дна глубокого озера. Я никак не могла справиться со своим пакетом, боясь, что такой длинный стебель может сломаться прямо у меня в руках. Когда я наконец, открыла свой свёрток, оказалось, что я стою у входа в здание уже совсем одна. Я даже не заметила, как, распалась наша честная компания, и сколько времени прошло. Странно, но я совершенно потеряла ощущение времени. Посмотрев вверх, я отметила, что солнечные лучи падали почти отвесно, значит уже полдень, и у меня оставалось около пяти – шести часов. Опишу подробно, доставшиеся мне, цветы. Их было всего одиннадцать.
Стебель, непропорционально длинный – около шестидесяти сантиметров. Цветок тоже длинный – сантиметров двадцать. По пропорциям это напоминало камыш. Стебли очень тонкие, немного суховатые. Чтобы, держась за стебель, взять цветок в руки вертикально, не могло быть и речи, сразу бы переломился. Так и произошло у меня с одним из них. Сам цветок состоял из маленьких пушинок, как созревший одуванчик. Но пушинки были так прочно прикреплены к стеблю и друг к дружке, что никакой ветер им был не страшен. Они были ослепительно белого цвета и светились каждая в отдельности. Каждый цветок напоминал небольшой светящийся торшер. Листья были расположены снизу, у самого основания стебля и совершенно не привлекли к себе моего внимания.
Мой взгляд устремился к самим цветам и не мог оторваться от них ни на секунду. Цветы были такими невесомыми и лёгкими, что можно было подумать, что букет давно высох. Но они были живые. Их корешки были заботливо завернуты в мокрую тряпицу и обернуты сверху целлофановой бумагой. Цветы лежали в свёртке на траве, и нести их можно было только двумя руками, положив стебель на открытые, широко расставленные, ладони, горизонтально, чтобы не сломать. Я попыталась выложить их с бумаги на траву, и соорудить из бумаги небольшой навес, что бы на них не падали прямые лучи солнца. На траву из кулька выпал крошечный, смятый в пучок, листок. Это был обрывок старой, пожелтевшей от времени, газеты. Даже трудно было предположить, в каком году она была напечатана. Я развернула бумагу и прочла: «Магический цветок, который способен вызвать дождь». Далее, по всей видимости, было указано место произрастания, но буквы были так сильно вытерты, что разобрать их мне не удалось. Да и времени, по правде говоря, у меня совершенно не оставалось. Я опустилась на колени. «Ну что же мне теперь делать с этим сокровищем? - беспомощно думала я. - До рынка целых две остановки, да и в автобус мне с таким грузом лучше не пытаться. Не доедут цветы целыми до рынка».
-Ты что, дитятко, здесь молиться вздумала. Или, может, тебе жара совсем голову замутила. Хоть бы, косынку какую надела, что ли.
Я подняла голову. Надо мной стояла старушка в белом платке в цветочек, аккуратненькая такая, приветливая.
- Нет, это я так, отдохнуть присела. А что, бабушка, где тут поблизости цветами торгуют, Вы случайно не подскажете? - спросила я.
-Да на остановке и торгуют, тут совсем рядом, а каких тебе цветов надо, может у меня и возьмёшь? Вот только зайду к вам в вестибюль, баночку наполнить. А то такая жара, вся вода в банках высохла. Цветы пропадают.
Я подумала: «Да и впрямь, как же я могла забыть, тут ведь рядом совсем».
- Да мне не купить, мне продать нужно… вот эти, – неуверенно сказала я.
- ЧуднЫе какие, откуда они у тебя, я таких цветов отродясь не видывала. А место то у тебя есть?
- Какое место? – не поняла я.
- Да там же ведь у каждого своё место, и платить за него приходится… Хотя, там сегодня почти никого нет. Жара такая, шутка ли. Да и покупателей тоже не богато. От солнца никакого спасу. Вставай рядышком, мне веселее будет, – и старушка поспешила в здание нашего корпуса наполнить водой банки.
Я бережно подхватила свои цветы на обе руки, а сломанный положила сверху, чтобы не упустить. Мы со старушкой быстро добрались до своих «рабочих мест».
-А как тебя звать величать, деточка? – спросила старушка
- Натальей, а Вас?
- А я Вера… Вениаминовна по батюшке, – отозвалась старушка.
«Надо же, как у нашего Э, отчество. Совпадение», - подумала я
-Ты целлофан то убери, а то они у тебя совсем «спАлятся», – посоветовала старушка. – Солнце то «не шУтошное», а навес этот не спасает, не надейся.
Я сняла целлофановую обёртку и послушно выбросила её в урну, стоящую неподалёку.
Тряпица, которой были завёрнуты цветы, постепенно высохла и они оказались совершенно беззащитны под такими, бесстрастно палящими, лучами солнца. Покупателей было совсем немного и те немногие дивились, что за цветы у меня, в жизни таких не видывали. Пару раз спросили, как называются.
-Магический цветок, который вызывает дождь, - ничего лучшего не придумав, ответила я.
-Юмористка, на небе ни облачка, грешно так шутить. На даче даже трава вся высохла,- недовольно произнесла подошедшая женщина.
Времени было уже почти семь вечера, колокола близ выстроенного Храма, известили об окончании вечерней службы. Торговля не шла. Вера Вениаминовна разочарованно попрощавшись, отдала мне свою бутылочку с питьевой водой и поспешила на подоспевший автобус. Я про себя подумала: «Буду стоять, пока не стемнеет. Э сказал: « Сегодня» И это означало, именно сегодня».
Цветы мои постепенно высыхали. Их стебли стали, совсем белые, а цветки нахохлились, как воробьи зимой. Они так беззащитно молили о влаге, что сердце моё тоскливо заныло. Глядя на эту картину, я уже хотела последней питьевой водой смочить высохшую тряпицу, но что-то подсказывало мне, ещё немного подождать. На остановке было оживлённо. Люди спешили укрыться от духоты в своих прохладных домах. «В такую жару им, как видно, совсем не до цветов, – думала я. - А если день рождения, то даже вручить не получиться, за стебель такой букет не возьмёшь. Ладно, если никто не купит, отнесу в Храм. А в отчёте так и напишу: «Передано безвозмездно, в качестве пожертвования»
Так я простояла ещё час.
И вдруг, я услышала странный резкий звук. Я даже не поняла, что это. Потом ещё и ещё. Грохотало. Я неуверенно посмотрела вверх. Надо мной висела огромная грозовая туча. На моих глазах гулко застучали первые капли дождя. Они стучали, как у меня в висках, и ещё стучало: «Магический цветок, который вызывает дождь». Прошло всего минут пятнадцать, а по асфальту струились потоки тёплой ласковой воды. Земля после знойного дня была ещё горячей, и вода щедро раздавала прохладу всем: деревьям, цветам, людям, птицам, зданиям - всей земле. Я, как завороженная, смотрела на свои цветы. Из-за того, что солнце спряталось, стало сумрачно, их свет лучился спокойно и ровно по всему прилавку. Мне казалось, что они улыбаются всему вокруг: дождю, автобусам, людям, мне. Цветы пили. Их стебли постепенно становились такими же зелёными, а цветки светились всё ярче, как светлячки в ночи. Стебли стали податливыми и упругими, как у водяных лилий. Я, сняв обувь, стояла в огромной дождевой луже, подставив лицо живительным струям дождя. А потом, я бежала босиком и раздавала свои цветы встречным прохожим. Они благодарно улыбались мне, ни сколько не удивлённые происходящим. Город ликовал. Я бежала домой, распевая на все лады свой мотив : «Магический цветок, который вызывает дождь, магический цветок, который вызывает дождь, магический цветок, ……..»
Первое сентября.
Я в волнении подхожу к университету. В Сумке у меня короткий отчёт о летней практике и зачётка. Я взбегаю через две ступеньки на третий этаж:
-Ирина Анатольевна, я к Э... Эрнесту Вениаминовичу. У меня отчёт о летней практике.
-Оставьте здесь, я посмотрю,- она задумчиво подняла на меня глаза, - Он ведь уехал….. в Тибет, Вы разве не знаете?
- Как? Как же это? А магический цветок? – ком душил меня, - Вот отчёт... и зачётка.
Я машинально раскрываю свою зачётку. На странице: «Второй курс», в строке «Летняя практика» стоит отметка: «Отлично»? и далее, подпись Э. Как это могло случиться? Когда?
Я стремительно бегу вниз по лестнице, слёзы льются, как дождь в тот самый день, неудержимым потоком: «В Тибет, как в Тибет? Почему в Тибет? А как же? Как же магический цветок, что вызывает дождь?»
