ГАДЮКА

(из цикла "встречи со змеями")

 

 

"Не доверять друзьям позорнее,

чем быть ими обманутым."

Франсуа Ларошфуко,

французский писатель, (1613-1680)

 

 

 

После окончания общеобразовательной десятилетки я сам напросился на призыв в армию, чтобы там возмужать и быть достойным защитником своего Отечества. Попал в учебную полковую школу войск ПВО. По собственному желанию выбрал обучение по владению полевыми проводными средствами связи. Проверив мой слух, сержанты-преподаватели школы рекомендовали учиться на радиста. Я категорически отказался. Во мне горел какой-то необыкновенный юношеский задор, связанный с моим представлением о тяжёлой, опасной, но нужной работе отважных связистов, которые во время жестоких сражений в Великой Отечественной Войне иногда ценой жизни обеспечивали связь между командованием частей. Я не помню всех подробностей послевоенного фильма о кровавой войне, но сохранился в памяти героический эпизод, в котором связист под шквальным огнём подполз к перебитому телефонному проводу, чтобы его соединить. Он был смертельно ранен. Теряя последние силы, взял в рот два конца провода, замкнув таким путём цепь. Он тут же умер, но связь была восстановлена. За ратные подвиги более трёхсот связистов были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

 

Наш полк был расположен в маленьком городишке Сальяны Азербайджанской ССР. В летнее время погода всегда стояла сухой и очень жаркой. Даже ребятам таким, как я, призванным из Южных районов России, порой было трудно переносить жару тех мест. К тому же не надо забывать, что на гражданке в летнее время одеваешься, как можно легче. Носишь то, что считаешь наиболее приемлемым для жаркой погоды. В те годы на первых двух годах службы в армии носили гимнастёрки со стоячим воротничком, застёгивающимся на две пуговицы. Только на третьем году службы появились гимнастёрки с отложным воротничком. А солдатская обувь и зимой и летом оставалась одной и той же-кирзовые сапоги с портянками. В летнее время байковые, тёплые портянки заменяли портянками из тонкого льняного полотна. Всё равно к вечеру портянки оказывались от пота полностью мокрыми. Их можно было отжимать. Перед тем, как по команде старшины школы лечь спать, надо было успеть в нормативное время, засекаемое старшиной по секундомеру, быстро раздеться, на стоящую возле койки табуретку аккуратно сложить форменную одежду, поставить рядом, точно посредине между передними ножками табуретки сапоги, обмотав вокруг верхней части голенищ мокрые портянки. Они должны были за ночь высохнуть. Если кто-то из курсантов школы, всего сто человек, не успевал заскочить в койку в отведённое время, или у кого-то плохо была сложена одежда, старшина объявлял общий подъём. Вся процедура начиналась по-новому. В процессе всего учебного солдатского дня категорически запрещалось расстёгивать даже верхние две пуговицы. Во время практических занятий в поле, это запрещалось делать тем более. Но наш сержант, командир-учитель отделения связи, добрый по натуре украинец, в поле, где он был самым старшим по должности и по званию, разрешал немного расслабиться, и мы с удовольствием освобождали воротничок от этих злосчастных пуговиц. Казалось, что с шеи снимали туго обтягивающий её горячий и мокрый хомут.

 

На учение выходили в бескрайние поля после того, как азербайджанцы снимали с них урожай хлопка. После уборки урожая земля вспахивалась. Получались очень глубокие борозды с отвалами по краям из больших комьев сухой земли. Курсантам приходилось на таком поле сдавать всевозможные нормативы по прокладыванию линии связи и её сворачиванию. Это был поистине очень тяжёлый солдатский труд. В поле сержантом было выбрано невспаханное место, которое было несколько выше самого поля. Отсюда поочерёдно мы бежали куда-то к горизонту, разматывая на ходу находящийся на катушке провод. Катушка была очень простой по конструкции: две четырёхугольные толстые металлические пластины соединялись между собой по углам четырьмя стержнями. Между боковушками находился барабан, на который с помощью вертящейся ручки наматывался телефонный провод. А чтобы легче было правильно распределять провод на барабане, к одному из стержней на расстоянии от него, чуть больше диаметра провода, приваривался ещё один стержень. Прежде, чем начать наматывать провод на барабан, надо было конец провода просунуть в эту щель и прикрепить к барабану. Правой рукой крутить ручку, а левой, державшей провод, водить его слева направо и наоборот так, чтобы он ложился на барабан равномерно, а не бугром. Курсант, готовый к старту, должен был иметь кроме катушки с проводом ещё телефонный аппарат, автомат с запасным диском, каску, противогаз, флягу с водой. По команде сержанта надо было бежать вперёд, на ходу разматывая провод. Как только он кончался, следовало остановиться, быстро подключить конец провода к клеммам телефонного аппарата, прокрутить ручку индуктора, чтобы в телефонном аппарате, находящегося у сержанта, и к которому было присоединено начало провода, раздался звонок. Когда курсант прокричит: "Тюльпан, тюльпан! Я роза, я роза! Как слышите меня? Приём!"- сержант выключал секундомер, давая команду возвращаться на исходную позицию. Теперь надо было быстро сматывать провод, также по нормативному времени. Когда, едва держась на ногах от неимоверной усталости, курсант подходил к сержанту, тот объявлял ему, вложился в норматив или нет. Безусловно, постоянные ежедневные тренировки делали своё дело. Постепенно мы стали выполнять все жёсткие нормативы для армейского связиста.

 

С самого детства я очень боюсь все виды пресмыкающихся, особенно гадюк. Что-то в их неприятных, извивающихся движениях для меня казалось скрытой и опасной угрозой. Особенно я стал бояться гадов после того, как во время оккупации, когда мы жили в одной из деревень Крыма, мой двоюродный шестилетний брат, на год моложе меня, бросил на спину несколько детёнышей-ужат. Для меня это стало незабываемым ужасом. Поэтому, когда наше отделение связи, десять человек, выходило в поле и усаживалось на земляную возвышенность, я долго стоял, озираясь по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии поблизости ненавистных мне тварей. Убедившись в их отсутствии, я присоединялся к сидящим товарищам. Поочерёдно каждый из нас выполнял какой-нибудь норматив по прокладке проводной связи, а остальные вместе с сержантом следили по секундомеру, как товарищ выполняет задание.

 

Был среди нас самый щуплый, но жилистый паренёк Дима. Бегал он очень быстро. Быстрее его не бегал никто.Чуть ли не с первых дней практических занятий он стал выполнять нормативы. В этот раз был тяжёлый норматив, потому-что надо было размотать две катушки провода, а затем снова смотать. Обычно при возвращении к месту старта, когда до ожидающих товарищей оставалось несколько десятков метров, испытуемый останавливался и, что было силы, быстро крутил ручку. Провод, как змея, скручиваясь и извиваясь, мчался по земле к бабине. Дима где-то вдалеке по команде сержанта, включившего секундомер, начал сматывание провода. Все ждали, когда он появится из-за многочисленных насыпей земли в виде небольших холмов. Вдруг кто-то закричал дурным голосом: "Гадюка!" До этого все наслышались от старослужащих рассказов о невероятно ядовитых азербайджанских гадюках. Какая-то невероятная сила разом всех оторвала от земли, подбросив высоко вверх. И тут все увидели её. Она оказалась от нас буквально в двух метрах. Змея была очень длинной, метра полтора. Поднявшись на хвост, наклоняясь то в одну, то в другую сторону, постоянно высовывая тонкий раздвоенный язычок, стала двигаться в нашу сторону. Вокруг, кроме больших комьев сухой земли, ничего не было. Ребята со всей силой стали комья кидать в змею. Я боялся это делать. Отбежал на приличное расстояние. Мне казалось, что вся её злость направлена только против меня. Наконец гадину прикончили. Когда убедились в том, что она мертва, стали её рассматривать. Я продолжал стоять в стороне, так как был уверен, что гадюка только прикидывается мёртвой, а сама в любой момент может наброситься на того, кто к ней приблизится.

 

Кто-то из смельчаков предложил хвост гадюки привязать к концу провода. Двое бесстрашных ребят немедленно выполнили задуманное. Когда Дима остановился и стал быстро крутить ручку, конец провода с привязанной гадюкой помчался с невероятной скоростью ему навстречу. Только кончик хвоста смог влететь в узкую щель между двумя металлическими стержнями. Остальная часть тела, будучи намного больше самой щели, сразу же застряла, но по инерции продолжило движение, сначала, вытянувшись в струну, взлетела на высоту своей длины вверх, а затем рухнуло на плечо Димы, коснувшись его лица. Она казалась длинной толстой верёвкой, переброшенной через его плечо. Дима замер, боясь пошевелиться и перестав тяжело дышать. Он просто окаменел, а лицо стало бледным. Потом он медленно повернул голову вправо, где увидел прыгнувшую на него гигантскую гадюку. С небывалой скоростью он молниеносно сбросил с себя всё, что только на нём было, в том числе и автомат с катушками. Растянув рот до ушей, с оглушающим а а аааааа, помчался по полю быстрее ветра. Перепугавшийся не на шутку сержант, бестолково размахивая руками, закричал откуда-то взявшимся у него громовым голосом: "Ловите ненормального! Он свихнулся!" От предстоящих неприятностей сержант стал белым, как полотно. Всё отделение кинулось ловить Диму, что являлось бесполезным делом, так как его скорость была намного больше нашей. Спасло то, что он бежал не по прямой, а по большому кругу. Сержант, стоя на бугре, и сделав из ладоней рупор, что было мочи, скомандовал ловить Диму с двух сторон. Два солдата догнали его и схватили за гимнастёрку. Откуда-то взявшейся силой Дима так саданул обоих, что они от него отлетели, как футбольные мячи. Наконец Диму окружили сжимающимся вокруг него кольцом, догнали, сбили с ног и все разом навалились на тщедушное, но оказавшимся таким вертлявым и сильным телом. Ему связали руки его же ремнём. Подняв на ноги, как настоящего пленного, повели к сержанту, нетерпеливо перебиравшего ногами, и время от времени с силой ударявшего каблуком по комьям земли, превращая их в пыль. Мы впервые услышали из уст нашего тихого и спокойного сержанта самый отборный мат. Дима расширенными, безумными глазами тупо смотрел на сержанта, не отвечая на его вопросы. Казалось, что ко всему, что с ним случилось, он ещё и оглох. Диму осторожно посадили на землю, дали попить воды из фляжек, предложили отдохнуть и успокоиться. Все сидели молча, только беспрерывно курили самокрутки из солдатской махорки. Через какое-то время Дима, сильно заикаясь, с трудом произнёс: "Что это было на мне?" Ребята не растерялись и дружно ответили, что кроме провода, который мчался с громадной скоростью, а потом перед щелью запутался, ничего другого на нём не могло быть. "А мне показалось, что на меня прыгнула гигантская змея, хлестнув по щеке,-" продолжая заикаться, тихо проговорил обескураженный Дима. Ребята старались доказать, что ему это показалось от усталости. Дима согласился с таким предположением. Кто-то из ребят пошёл к брошенной Димой катушке, незаметно отвязал змею и с полностью намотанной катушкой присоединился к нам. Через какое-то время все немного отошли от неприятного события, стали шутить. Дима поддержал шутки вернувшимся к нему смехом и нормальным разговором. Когда мы строем собрались идти в часть, опаздывая на обед, Дима настойчиво просил нас никому не рассказывать в школе о том, что он обыкновенный телефонный провод перепутал с гадюкой. Сержант сказал, что главное, чтобы об этом не узнало начальство полковой школы и самой части.

 

До самой демобилизации никто не вспоминал о встрече с гадюкой. Через три года бывшие курсанты полковой школы домой возвращались в звании сержанта запаса. И только тогда кто-то из дембелей решил рассказать Диме правду, напомнив тот случай с гадюкой. Он не поверил этому, заявив что разыграть его не удастся. Вместе с другими демобилизованными сел в автобус, помахав рукой на прощанье тем, кто остался продолжать нести нелёгкую армейскую службу. Полковой духовой оркестр по традиции играл "Прощание славянки."