Nos

Мы встретились с тобой, родимый,

Ещё тогда при стыки льда,

Когда дитёнком ты был милым,

Со львиной гривой в цветы полымя.

 

А я была златой великолепной дивой,

Мне говорили: «Весь мир переживёт».

Ведь красотой обладала я игривой

И думала: «Мы не созданы для тысячи хлопот».

 

Мы ненавистны обоюдно были,

А я боялась тет-а-тет;

Ведь вы с отцом в лесах на волка выли,

Песцу руками ломали вы хребет.

 

Мы вас боялись всем народам,

Ведь это дикость, спору нет;

Как будто вас сама природа,

Назвала кличкою "поэт".

 

Поэт не тот, кто лясы точит,

Не тот, кто сказкой вразумит;

Он лезвием ласкает лес – лесочек,

«Все Мы под богом ходим», – он ворчит.

 

Я помню день тот с мокрыми глазами,

Лишь миг его мне зверски ядовит;

Ты взял меня пройтись с тобою за грибами,

И Мы познали страсти алфавит.

 

И целый год с тобою безмятежно,

Мы выводили эквилибриум любви;

Ты знал меня. Любил как галман нежно,

А я тебя держала близко у брови.

 

Но в наш мирок, всё также безмятежный,

Ворвался дикий полк, погонами звеня;

Ты рвался в бой, ведь это шанс твой смежный,

Чтоб доказать, что любишь ты меня.

 

Я плакала семь суток, ничуть не просыхая,

Всё вспоминая те глаза. Ведь мог ты помереть,

Сбит пулею скабрезной. А может девушка лихая

Тебя манит, прося спиртовкой разогреть.

 

Страдала я, пошли восьмые сутки. Тебя всё нет,

И нет, и нет. Сквозь слёзы я смеялась, хоть и не было тут шутки.

Я не кормилась, здесь все похоже на дёрнутый скелет.

Деревня наша – опустошённая темница, где помутились все рассудки.

 

Вот год прошёл, за ним второй. И слёзы с сердцем – всё засохло.

Пошла двухтысячная бандероль, всё на фронт любым путём.

Бывала я слепой чертовка, бывало, из-за мин всё глохло,

Но отражения своё с презрением я вижу в здание святом.

 

Я потеряла счёт молитвам, святой воды литраж и тонн тоски.

И жду тебя, не знаю для чего же. А может только ожиданием жива?

Я услыхала стон слабеющей лошадки и бас гласов мужских.

Я вышла. Вижу мой гигант. Побитый. Отягощает кузова.

 

Он подошёл ко мне, мрачно улыбаясь,

А я заплакать не могла.

Но вдруг, он праведно снижаясь,

Обнял меня, друзья его стучали в шомпола.

 

И так стояли мы минуту, а может день, а может год,

Убитые, поломанные, конченые люди,

Прожившие друг с другом миллион невзгод...

Мы, потерявшие свою, вершители последующих судеб,

Размазанный по стенке чудовищный народ....