поэма без точки 7 глава

глава 7

 

бороться, искать, найти и не делиться:

 

 

давайте без вздохов-чисел

посмотрим на нашу эпоху…

не покидай Отчизну

если ей плохо…

дети моей планеты

и вас призовут к ответу,

что ищете в Интернете?

счастья там точно нету

в молчанье лежим ночами,

вникая в Божье Слово:

– Себя не убив сначала,

убить невозможно другого…

решил я судьбы ребус,

понял, чего стою –

вначале делятся хлебом

только потом душою;

умыться бы у колодца

и погрустить над строчкой,

тому, кто вечно смеётся

ад уготован точно;

то встречи, то расставанья,

поделенные на даты –

в прощенье всегда прощанье,

в прощанье всегда утрата,

только ведь мы сами

создали мир этот,

оплёванные цветами

уходят отсель поэты

скромно и без амбиций,

не зная, что ждёт, что будет

нас покидают птицы,

плача совсем как люди,

зачем же твержу от веку,

будто слова Бога:

– Не оставляй человека

если ему плохо?

Не поднимай умных

глаз и проси прощенья, –

нас всех посещают думы,

думы о невозвращенье;

свет ли, полная темень,

куда исчезают тайны?

знает об этом время,

храня как всегда молчанье…

это было от веку

и всё же (ежели зрячий)

не покидай человека

если он плачет,

 

зачерпну у страны

ни улыбки, ни радости – боли,

попрошу тишины

над великой рекою застолья,

я ведь знаю, что тут

ничего не случается даром,

пусть мне слова дадут

все вокзалы и все тротуары,

стадионы, проспекты, дома,

телевиденье, радио, пресса,

дайте слова, сведу всех с ума

языком стекла по железу;

нагл сей вызов, возможно нелеп

иль как все мне писать на заборе?

пред собою я вижу лишь цепь,

цепь событий – траура, горя…

эту цепь не порвать,

переплавить возможно, но с кровью,

пока ржа (вашу мать!)

не сожрала её будто кровлю,

пока кто-то ещё

понимает не только внимая

и на слёзы со щёк

обращает вниманье,

пока кто-то ещё

не всегда переходит на шёпот,

остальные не в счёт

невзирая на опыт,

к человечеству глас

вопиющего в некой пустыне:

– Хватит искренних фраз

и присно, и ныне, –

нам пора говорить

беспокойно, но не заикаясь,

пусть над нами горит

вечно слово Высоцкого:

– Каюсь!

 

 

каюсь

в том, что не стал великим,

каюсь

в том, что не снял вериги,

казус

в том –

что у той ковриги

градус,

а дальше фиги,

горблюсь

под взглядом каждой церкви,

голос

зовущий снова в цепи,

конус

бутылки 0,7 литра,

хронос

под горло словно бритва,

скорость

души как скорость света,

скоро

туда возьму билет я,

скорбно

с моей Землёй прощаясь,

скоро

скажу я слово:

–Каюсь, –

только

на тот билет без денег

тонко

ложатся в поле тени,

долго

заката бьётся сгусток,

к Богу

меня листы не пустят,

что-то

я всё тяну начало,

шёпот:

– Давно пора настала…

топот

секунд, летящих слышу –

– Стропы!!! –

храни меня Всевышний,

 

Всевышний подождёт пока я не закончу

мелодию судьбы, Он дал мне этот шанс,

Всевышний подождёт, ведь Он же хочет очень,

чтоб отработал я обещанный аванс,

Всевышний подождёт меня, да и не только,

а мы не можем ждать, мы можем лишь хотеть

побольше и всего, бесплатно и сегодня,

на блюде и бегом, и под оркестра медь,

мы можем лишь хотеть,

хотеть, но и не боле,

мы можем лишь мечтать, чтоб кто-нибудь за нас

построил мир, страну без нищеты, без боли,

без лозунгов «Вперёд» и прочих бодрых фраз

от жизни не спастись, от всех её коррозий,

чужды порой слова, особенно «Прости…»,

приказ он есть приказ, но нам милее просьбы,

да вот рабов никто не думает просить,

от обещаний всех нет никакого толка

и клятвы с наших уст исчезли без следа,

зачем же говорим, что выйдем ненадолго,

когда мы знаем что

уходим навсегда?

карьера и успех меняют наши лица,

улыбку и глаза меняют насовсем,

мы почему-то все стремимся измениться,

да только вот никто не ведает зачем,

мы говорим в слезах:

– Вовеки не забудем… –

идут, летят года и что ж? – увы и ах…

мы почему-то все желаем счастья людям,

здоровья и любви да только на словах,

пред властью как всегда сгибаются коленки –

понятно – не пойму я только одного

ну почему века всем миром правят деньги

и почему за нас решает меньшинство?

мы слышим голоса, похожие на эхо:

– Сюда, здесь хорошо, скорей, скорей сюда… –

мы почему-то все в стремлении уехать,

да только вот никто не ведает куда,

 

 

я мог бы поехать, так ради смеха,

что мне туды-сюды?

я мог бы поехать, мне делать не х...,

мне в общем всё до п...ды,

я мог бы поехать,

выпив манеха,

голою жопой сверкать,

я мог бы поехать

ради потехи,

да некуда, ёб вашу мать,

 

 

у меня сегодня с людьми война,

в зеркало взгляд вонзив,

выбираю – послать из на…

или же в…

 

 

у большинства жизнь ни о чём

и с большинством нету сладу,

прикидываться для них дурачком

трудно, противно, но надо,

иначе поймут, что ты другой,

чужой, повернутся задом,

прикидываться в беседе с ними халвой,

приплюсуйте к первому надо;

люди вежливы напоказ

и улыбки их тоже сродни гриму,

людей выдаёт заученность фраз,

люди живут незримо,

они не в силах прощать, забывать

даже обиды давние,

желание пить, желание жрать

для них самое главное,

люди любят бить себя в грудь,

Родину приравнивают к огородику,

а государство своё обмануть

считается чуть ли не подвигом…

так и проходит жизнь впопыхах –

люди они из воска,

стремиться казаться умнее себя –

это их главное свойство

 

да что это я? будто иной?

такой же, ничем не лучше –

моргаю глазами, верчу головой,

верю в счастливый случай,

рот разеваю, ворон ловлю,

ушами хлопаю и так далее,

избегаю слова «люблю»,

подразумевая «Прощай», говорю:

– До свидания…

не различаю, где свой, где чужой,

не знаю где ложь, где правда,

но выступая перед толпой

слушать себя отрадно;

чего не умею так это хамить,

могу поделиться крошкой

и в том, что нет Бога меня убедить

в принципе невозможно

(хоть не пощусь, редко ставлю свечу

в церкви перед иконой)

и ни за что, никому не прощу

подлость;

горько, когда рвут паруса,

печально окно без рамы,

если на всё закрывать глаза

можно упасть в яму,

 

 

 

я не знаю куда мне ехать

и вокзалы полны, и храмы,

ждёт троллейбус в пенсне как Чехов –

внутрь вбирает людские драмы,

как их много… они уедут…

и вернутся… и вновь, и снова…

всё по кругу… всё канет в Лету –

тост заздравный, надгробное слово;

бесконечная цепь прощаний

впопыхах, на бегу, поспешно,

мы приходим в мир за вещами,

мы уходим без них конечно,

мы латаем судьбы прорехи –

не дай Бог чтоб чего не вышло,

но от нас остаётся эхо,

то которое можно слышать:

не от всех, как ни прискорбно,

люди заняты вовсе не этим –

не икорка порой, а корка

им нужна чтоб отдать детям;

ты желаешь пожить поболе

или ныне в другом настрое?

деревцо посадить в поле,

сына вырастить, дом построить?

от родного уйдя порога,

как слезу уроню фразу:

– За здоровье Господа Бога

так никто и не выпил ни разу, –

мне бы только не впасть в ересь,

говорят, что Он плачет часто,

пожелать бы ему счастья,

если сам он в него верит;

я о Нём размышляю много,

и меня порою заносит…

мы всё время просим у Бога,

но и нас он о чём-то просит…

мне давно уже не до смеха,

как знаменья жду с неба грома,

я не знаю куда мне ехать,

только Бог он везде дома,

 

 

 

не кручинься

в самом деле

как учили

так и пели –

пили, ели,

не скучали,

те сидели,

те молчали,

те играли

на рулетке,

так мелькали

пятилетки:

– Ленин – слава!

– Слава – Ленин!

– Шайбу!

– Браво!

– Брежнев – гений!

а теперь

вдруг оказалось

мы тетери,

эка жалость,

что нам делать,

кто рассудит?

захотелось

жить как люди –

разделились,

постреляли,

тили-тили,

трали-вали,

строим – рушим,

рушим – строим,

наши души

ходят строем,

мысли клипы,

мысли грыжи:

– Как бы выпить…

– Как бы выжить…

штормы, штили,

планы, дали,

тили-тили,

трали-вали…

 

 

не плюй в колодец там Бог –

 

 

зачем ты исчез камуфляж с прошлого

и книгу хорошую

не находит рука?

под окошком крики истошные –

праздник наверняка –

сила народная, мощная,

любые тесны берега,

что вы мои хорошие

празднуете века?

 

 

интуитивно я не хочу быть как все,

«как все» – это нечто среднего рода,

вон уже проявилось во всей красе

великое убожество нищего народа

и это всегда было именно так,

по-другому не получалось –

вечно народ оказывался в дураках,

вечно ему икалось;

как на нейтральной живёшь полосе

прогнозы будущего сродни прогнозам погоды,

я не желаю поступать, как поступают все –

голосуя за рабство, кричать о свободе –

лучше за водкой быть в первых рядах,

чем в своре какой-нибудь или же свите,

повыцвел ваш лозунг: «На первых порах

будет трудно, а там увидим» –

уже надоели глаголы: «решим»,

«обдумаем», «обмозгуем», «обсудим».

Господи, в чём же мы ходим, что мы едим,

Господи, разве мы люди?

я выдвигаю свой постулат:

«Бесконечно терпенье народа»,

с нами делают всё, что хотят:

«Равенство», «Братство», «Свобода»,

 

 

возвели мосты и дворцы,

вознесли до небес соборы

где живёте вы подлецы,

где вы молитесь воры?

всё снесут, к чёртовой матери всё снесут,

порастёт всё быльём и бурьяном

и на этих развалинах будет суд,

призовут

и тверезых, и пьяных

понашили дел и одежд,

а убожество скрыли лоском…

в чём вы ходите свора невежд?

потечёт ваше золото воском –

всё сорвут, всё со всех сорвут,

перед Богом предстанем в чём мама,

будет суд, ох, весёленький будет суд –

не дадут похмелиться ни грамма;

напечатали горы лжи,

всё во имя, всё ради спасенья,

где ж вы райские миражи,

где же вы берега кисельные?

всё сгорит, синим пламенем всё сгорит –

все законы, все деньги, все стяги –

будет суд, а пока пусть нам снится стыд,

плач ребёнка и белые флаги,

 

 

это был не сон –

нас выставляли дураками и дурами,

врали всегда, во всём,

на самом высоком уровне,

 

 

возьмите, возьмите меня на работу,

я пить не буду даже в субботу,

не буду ходить я на перекуры

и с секретаршей я шуры-муры

не заведу, обещаю твёрдо

и даже возможно займусь я спортом,

да что там спортом, курить я брошу,

я буду самым-самым хорошим,

но только дайте, дайте работать,

чтоб кильки купить, ну зачем мне шпроты,

зачем мне мясо, балык, корейка?

мне б только выжить и в телогрейке

могу ходить я, надену лапти,

прошу, молю вас: «Работу дайте», –

 

 

я бы жизнь свою проклял

до Судного дня,

будто радугу пропил

за нитку дождя,

кто-то шепчет: «Терпи», –

может боль, может Бог,

громко хлопнув дверьми

я иду за порог

и во тьме остаюсь,

не молчу, не воплю,

говорю себе:

– Пусть,

я ещё потерплю,

я ещё подожду

чем закончится век,

как вернётся к стыду,

через боль человек

и появится свет,

чтоб увидеть глаза,

будет Новый Завет, –

только снова слеза

застилает мне лиц

отупевших черты,

я не вижу границ

той последней черты,

только слышу речей

фантастический сказ,

только слышу мечей

обезумевший лязг,

 

 

очереди пророчили,

прочие лишь морочили,

вот и дождались ночи мы,

дальше лишь многоточие

очереди…

 

 

пришёл, увидел, убедил,

обидел, сам же и простил,

возненавидел, возлюбил –

докладчик был серьёзен, мил,

 

 

во работа носом клевать,

прячась от начальства за цветами,

главное уметь здесь называть

вещи не своими именами,

говорить или молчать, но делать вид,

что работа для тебя награда…

за столом как грозный монолит

бюст директора с отсутствующим взглядом,

 

 

подскажите, что сказать без мата

о деятельности депутата?

 

 

я знаю кого и куда послать,

крик над страною:

–ЁБ, ВАШУ МАТЬ!!! –

 

 

да здравствует Брежнев

и старые байки,

опять, как и прежде,

затянуты гайки,

унылые лица,

стены, вахтёры,

таможни, границы,

ограды, заборы,

запоры, засовы,

шлагбаумы снятся,

подайте свободу

и ключ на семнадцать –

законы, как слепки

с фразы «не надо»,

всё папки, да скрепки,

а есть ли в них правда?

 

не рой другому яму, посади в ней дерево,

 

 

(словно на пепелище)

в мусорных баках страны

печальная бабушка ищет

гвоздики тишины,

дети в футбол играют,

бьёт зло по ковру мужик

и до земного Рая

ещё очень долгий крик,

 

 

вокруг одни рожи,

а где же лица?

похоже,

давно уже за границей

тела отмывают

от вони и гари

и отъедают

весёлые хари,

 

 

мы заткнули уши

наших душ,

мы равнодушны –

туш,

туш всем управленьям,

голод – please,

ценоповышеньям –

бис,

бис вранью дешёвому,

врать так врать,

эх, житьё весёлое –

мать…

 

 

 

я беру слова по наитию

и сжимаю до телеграммы,

я бы век не касался политики,

но нахальна она как реклама –

утром, вечером, днём по ящику

крутят, вертят, как кубик-рубика,

предлагают принять ненавязчиво

диктатуру как форму республики…

да, заткнулись про достижения,

да, не вешают обещания,

но молчат про наши сомнения

и всеобщее обнищание,

ничего, ничего не делают,

сочиняют одни налоги,

экономику беспределами

не поставить увы на ноги;

мы читаем Святое Писание,

слышим жизни иной отголоски,

побеждённая нами Германия

высылает свои обноски –

мы в них роемся:

–Ой, как дёшево, –

иномарки берём со свалки,

так и платим прошлому пошлину,

а детей как обычно жалко;

вон бабуся идёт вся в сереньком,

а авоське её всё ливерка,

ей уже не уехать в Америку…

я хотел писать только лирику,

мне плевать на хвалу, на критику,

я творю лишь по долгу совести,

я бы век не касался политики,

если б в ней я не видел подлости,

 

 

– Как вы себя чувствуете?

– Плохо! Очень!!!

– Но вчера было хуже?

– Да…

– Тогда всё хорошо, –

 

 

может об этом не стоит, может

лучше надеяться на тот свет?

те, кто в креслах сидят, говорят:

– Поможем, –

и отправляют в другой кабинет,

 

 

уход любви неотвратим –

душа без тела…

мужчина должен быть один

и делать дело,

не разбирать кто виноват –

судьба, эпоха…

нет, всех не обвинять подряд –

прожить без вздохов,

мужчина должен рвать узлы,

все путы, узы…

зачем стремились, как козлы,

мы кончить ВУЗы?

ты был и будешь одинок –

гуд-бай химеры,

мир полон воздуха, дорог,

а не карьеры,

мир полон звёзд, весны, цветов,

а не собраний,

не нужно музыки и слов

на поле брани,

не нужно ни к кому идти

и бить поклоны,

когда закончатся пути,

тогда к иконе,

но со слезами не спеши,

проси лишь силы –

темно понятия души

и мира,

он просит думать «о потом»,

он жаждет мысли,

понять, что ты в долгах кругом

и есть цель жизни,

 

 

нас много, но мы в тельняшках, их мало, но у них деньги,