поэма без точки 2 глава

Глава 2

 

мир не без добрых зверей

 

 

сюда меня водила мать

и здесь я вырос вскоре,

здесь научился я писать

три буквы на заборе,

 

мальчик написал: «икс» (Х),

затем написал «игрек» (У),

затем какой-то выкрик,

не выкрик даже – визг (Й)

 

– Эй, а чему равняется? –

стоит, молчит, смущается…

 

спросил я прямо: «Какого хера

меня не приняли вы в пионеры?

ответил завуч: «А мы такого

принять не можем

– Да, вы коровы!

– Поосторожнее со словами, –

физрук воткнулся

– Да, вы же сами

ебё...сь, пьёте, а я что рыжий?

Да срал на всех я кто выше, ниже…

Ну, выпиваю, курю два года

и если надо начищу морду,

ссу где попало, а что такого?

Как всё живое – быки, коровы,

ссу и кричу: «Разбегайтесь братцы», –

напился пива – куда деваться?

встаёт директор, как дуб во фраке,

но я мгновенно: «Пошёл ты на х..,

да сядь пи...а ты, меня послушай,

сейчас открою тебе я душу –

дрочу и что же? А кто не дрочит?

Вон баба Нюра и та ведь хочет,

а вы ебё...сь небось с детсада,

какого х... ещё вам надо,

что доебались вы пидерасы?

Ну пёрнул как-то для смеха в классе,

залез под юбку училке нашей,

она ничего не сказала даже,

так… покраснела… и убежала,

чего раскрыли свои еб...а?

Да, перещупал всех баб в «девятом»,

а что мне щупать скажите в «пятом»?

Дал физруку один раз под сраку, –

упал директор, физрук заплакал,

 

толь оттого что под клич: «Будь готов?»

жил, давил из себя для начальства смех,

мне не хватало ласковых слов,

но мата хватит на всех,

 

хоть восхищаюсь ренессансом,

но нынче не до реверансов

и поневоле крикнешь: «Бля!»,

когда в кармане ни рубля,

 

 

свобода, равенство, бля...во,

рукописи – корят,

 

счастье мы видим редко,

зато ставим галочки-птички,

и летят вокруг щепки,

и экономятся спички,

может в память дедов или отцов

(жаль сидел на собраньях скромно)

мне всегда хотелось сказать в лицо,

а что и кому не помню,

 

о, как же меня сердила

полная ерунда:

работающий холодильник,

капающая вода…

 

тьма пожирает свет,

свет прогоняет тьму,

длится так тыщи лет,

только я не пойму:

ищет Адам – Её,

Ева Его и вновь

каркает вороньё

над тем что звалось «Любовь»

может придёт конец

возгласу: «Не убий»? –

там наверху Отец

или истец? гробы

снова земле несут

не поднимая глаз,

может быть Страшный суд

был уже и не раз?

кем же я был другой,

чью повторяю песнь,

с неба зачем звездой

светит на Землю крест?

 

кто навсегда любовь утратил,

тот навсегда обрёл уют,

раскинув руки для объятий

Христос не знал, что их прибьют,

 

кто говорил, что был он счастлив,

что всё само катилось в рот,

тот жил всегда как соучастник

того, кто вечно миру врёт,

 

грядёт ли за грехи расплата

иль в будущем предъявят счёт?

мужчина тоже должен плакать

не вытирая слёз со щёк –

 

где правда там и многоточье,

где деньги там всегда война,

когда секунды бег закончат

тогда наступит тишина;

 

не говори высоким слогом,

что горд за то, что без гроша,

лишь у того, кто верит в Бога

и есть, наверное, душа,

 

ну разве физики ответят,

что есть добро и что есть зло?

ведь по словам их всё на свете

из ничего произошло,

 

кто лучше женщина, мужчина?

нам вместе до небытия:

жизнь – это веская причина

искать в окрестностях Тебя;

 

фальшивы вздохи сожаленья

в себе такое я открыл:

– Что мне в Европе наводненье,

когда я палец прищемил? –

 

по сути мир чужое мненье –

добавь своё, зажги свечу,

куда всегда стремится время

я знать хочу,

 

но время не поставишь в позу,

на время можно лишь чихать,

кто по ночам глядит на звёзды,

тот может разучиться лгать;

 

мы ж занимаемся деленьем

всего, но проще делит смерть,

с лицом под маской жизнь длиннее

(их важно не одну иметь),

 

всем неудачник беды прочит,

гнетёт дверей закрытый вид,

чтоб испытать себя на прочность

нужно жениться (по любви);

 

вам у станков, вам у орудий,

вам – реки повернувшим вспять,

вокруг пейзажи портят люди

их в этом деле не унять,

 

а это знают все прекрасно,

кому и что напоминать?

спешащий побежать на «красный»

рискует сильно опоздать;

 

у всякого своя развилка,

мир в ожидании Годо,

сдающих по утрам бутылки

не хочет понимать никто;

 

пусть от вчера остались тени

и можно крикнуть: «И-го-го!!!», –

смеясь над прошлым не изменишь

ты в этой жизни ничего;

 

жить по законам, по понятьям,

понять:

– Да, что творится тут? –

раскинув руки для объятий,

Христос не знал, что их прибьют…

 

а было Божье откровенье,

Его слова были просты,

теперь лишь возглас сожаленья:

– Увы, – со вздохом, да, – прости, –

 

мы с Ним распятым очень схожи

в одном – в стремленье воскресать

и все непонятые тоже

пытаются стихи писать,

картины, песни, сказки, басни

и фразы те чем можно крыть,

хотя они не вносят ясносность,

но всё же помогают жить,

здесь можно правде посмотреть в лицо –

поэт меж Богом и людьми посредник

и как ни жаль, но всё в конце концов

однажды вдруг становится последним –

последний дождь, последний снегопад,

последнее прощанье и прощенье,

последний день – восход, закат:

– Что радует?

– Последний раз по шее…

 

есть мир остановившихся часов,

я говорю это без всяких штучек,

там забывается текущее число,

конечно если это не получка…

 

что ж так болит, чего так очень жаль,

куда несут по морю жизни волны?

но мысль одна что мир тебя не ждал

приходит как слеза невольно,

 

только и слышишь:

– Родина вам – мать, –

и лозунг тот всегда перед глазами,

но если фразу часто повторять

она немеет, блекнет, исчезает…

 

есть мир остановившихся часов,

возникший вдруг в одной из комнат

молчанием её углов,

безмолвием, застывшим в окнах,

молчанием забытых напрочь книг

и облаков молчанием священным

где лист осенний как беззвучный крик

летит и просит у тебя прощенья;

 

что этот лист исчезнувший вдали,

исполненный смертельного восторга?

дождь в луже грустно создаёт нули,

а те сливаясь создают восьмёрки:

 

модель для бесконечности миров

наглядно представляет дождь небритый,

а мир остановившихся часов

он чаще там

где хлам

и пирамиды;

 

вокруг тебя руины октября –

лист отлетел и рощи отмолились,

вселенная возникла из нуля,

что подтверждается зачатием Марии,

 

жизнь коротка она или длинна

тут главное не вымазаться в саже,

к допросу приступает тишина

и уж она твою вину докажет,

 

уходит всё, гудят колокола,

так было и так есть – так будет –

нам важно то как отражают зеркала,

не важно то как отражают люди;

 

когда ты в свои мысли погружён

клянёшь судьбу как вечный понедельник

вдруг на столе взорвётся телефон

некормленым младенцем в колыбели,

 

выходит время не прибить к столбу?

напоминает о себе подспудно,

так тикает как будто бьёт по лбу

тебя щелчком последняя секунда –

 

была она, была она и нет,

лишь дождь идёт и стёкла тихо плачут,

твоей мечты потрёпанный корвет

плывёт по миру и теряет мачты,

 

а помнишь жадно он ловил пассат

и уходил, вбирая ветра тонны,

полнели алые тугие паруса

прекрасные как на сносях мадонны?

 

встречался шквал, а то полнейший штиль –

тайфуны, рифы, мели, мили, дали…

нос корабля пронзал как острый штык,

но волны умирая – воскресали…

 

да потрепал тебя изрядно жизни шторм;

клянусь последним парусом корвета –

на заданный вопрос:

– За что? –

ты не получишь внятного ответа

ни от мыслителей, тем более чинов,

которые живут, не зная горя

в миру остановившихся часов

и отдыхают каждый год у моря,

 

а ты как прежде в облаках паришь

и водкой успокаиваешь нервы,

если тебе привидится Париж

ты пролетишь над ним будто фанера;

 

что? отлучённый от привычных слов

застыл? тебе ни холодно, ни жарко

в миру остановившихся часов?

кроме себя там никого не жалко;

 

судьбу не вычертишь при помощи лекал –

мы начинали обретать свободу

взирая на костёр и облака,

и вечно исчезающую воду:

она течёт, течёт как всё вокруг,

меняется от голубой до красной

и умывает сотни грязных рук

Пилатов тщательно, заботливо и с лаской,

она течёт им на руки, ну что ж,

она течёт всё так же как когда-то,

мы не причём – мы просто держим ковш,

мы просто ассистируем Пилатам,

 

ничего-то здесь нет –

ни закона, ни правды –

будь ты Бог, будь поэт –

будут сволочи правы,

как в туннели идёшь,

да и свет впереди ли?

а не верить – запьёшь,

вот как жить научили,

научили читать

(между строчек) поэтов,

научили считать,

не проблемы – победы,

научили чакаць

распрекрасное завтра,

научили стрелять,

если нужно и в брата,

разве чувство молчать

это в нашей природе,

а кого обвинять?

да и некого вроде,

 

мир попробуй на зуб,

он набитый тарифами

прикрывает слезу

равнодушными цифрами,

 

– Заходите, заходите… Рассказывайте, что у вас там произошло?

– Мы…

– Это я знаю…

– Они…

– Вот только не надо сваливать на других!

– Но…

– И пререкаться со мной не надо!

– А-а…

– Что, а?

– Бэ…

– Вот это уже лучше…

– Вэ…

– Хорошо!

– Гэ…

– Попрошу при мне не выражаться!

– Но…

– Вы опять пререкаетесь?

– Но…

– Ну, что за упрямство такое?

– Дык…

– Это уже похоже на правду…

– А…

– А это решает министерство…

– Но…

– Никаких «но»!

– Так…

– А вот это уже не ваше дело! Распустились!!!

– Вот…

– Да, у них еще хуже…

– Дык…

– Подумаем…

– А…

– Вы опять все с начала? Мне важно знать (конкретно!!!), что вы собираетесь делать, и кто во всем виноват?

– Я…

– Ну, наконец-то вы поняли,