Тысячи чужих монастырейкатарактачасть2продолжение
«Аспирин»
Как бродяга новый век в пути встречал,
Аспирин из дома в дом переходя.
Улыбался грустно, чокался, молчал…
То, что праздник был – заметил погодя.
Посмотрел вокруг и сам себя спросил:
«Где я был и сколько времени скитался?»
Вспомнил только – дождь осенний моросил,
С той поры, как за порогом оказался.
Сам себе сказал: «Ну, что же, братец, хватит,
Под заборами чужими ошиваться.
Сопли аксельбантами… Жди, схватит,
За соплю тебя удача обвенчаться!..»
Отчитал себя, как надо. И запил…
До чертей, закрывших время и амбиции.
Деньги кончились – пальто с плеча пропил,
На таких плечах и держатся традиции!
Шутки в сторону. Пока гудел в разнос,
С ним на вечно собутыльники братались.
Но когда в одних трусах молокосос
Лег в сугроб – на этом и расстались.
Но мороз – не тетка. Задрожал,
Голова, хоть и чуть-чуть, но прояснилась…
И по снегу к Стасу побежал,
Только в дверь стучать – сама открылась…
Голова хмельная, как котел,
Сердце прыгает и прыгает давление,
Мутным взглядом он друзей обвел
И в него закралось подозрение.
Вроде бы все так же, как всегда:
Свет интимный, музыка и чай.
Только сердце шепчет: «Здесь беда…»
И он к зеркалу, как будто невзначай.
«Инструкция к зеркалу»
I
Соблазн безразмерен войти,
В окно отражений планет.
И взгляд тяжело отвести
От мира, которого нет.
Лицо потерять так легко,
Когда глаз свидетелей нет.
Но помни, когда нашел вход –
Обратного выхода нет.
Врагов рядом нет и чужих,
Есть только желание жить.
Чей страх это? Мой или их?
Взлететь или крылья сложить?
Живое всегда тянет вверх,
А мертвое в землю уходит…
«Прошу я, как раненный стерх,
Скажи мне, что здесь происходит?»
II
Перед этим словом зеркало смирилось,
По нему волна высокая проходит,
Его плоскость на осколки раздробилась,
Показав, что в самом деле происходит.
Ветер в окна залетает, светит бра –
В зазеркалье ветра нет. Глубокий мрак…
Аспирин посуровел: «Вот так игра…
Пробухал друзей слепой дурак…»
В паутине трещин зеркала другие,
Обстановка и размеры помещения.
«Как же братья, сердцу дорогие,
Не предчувствовали вы порабощения?»
Сван рогатый, вот он в кресле спит,
В крыс ручных братишки превратились,
Взгляд затравленный от ужаса кричит,
То, что с жизнью все давным-давно простились.
Все простились… И мгновенья, как года
Протекают, как для всякого скорбящего…
И без слов понятно, что стряслась беда,
По глазам понятен смысл происходящего:
Верим на слово, а зрению – не верим.
Позабыли – выход к Свету очень узок,
По привычке широко, аршином мерим,
Воспарив над облаками перегрузок.
Смолкли двигатели. Рухнули в пике.
Слышите – железо рвется с воем?
Жизнь висящая на тонком волоске,
Проверяется на прочность только боем.
В шлейфе гари разлетаются угли.
Страха нет… Осталось отупенье…
По-другому поступить здесь не могли,
Хоть и знали, что идут на преступленье?!
Холодно снаружи. Жжет внутри.
День вчерашний, как сегодняшний. Точь-в-точь.
Здесь со счета сбились, сколько – 1, 2, 3?
Повторялись эти ужасы ночь в ночь…
Их руками, лично, смерть лютует…
Притерпелись, даже жертву лень убрать.
Что-то там внутри у всех бунтует,
Но похоже, здесь на сердце наплевать…
«Записка ЧБЛ»
На последней в столетье неделе,
Белым снегом накрылись делишки…
О любви говорили. На деле –
Не давала война передышки.
Непокорных живьем погребали,
Без амнистий. Судили сурово…
Впрочем так мы всегда поступали –
Ничего в этой жизни не ново.
Мы вчера воевали с отцами,
Завтра – сами с детьми будем биться…
В общем держимся мы молодцами,
Сможем в жизни чего-то добиться.
Говорим о добре и любви,
Спрятав рожи под добрые маски.
Выдают только руки – в крови…
От надежды, добра и от ласки.
Но на это взор не обращаем,
Не по глупости и не спроста:
Мы любовь и добро извращаем –
Как потомки распявших Христа.
Но мы слышим его каждый день,
Так привыкли – не слушаем даже…
Нам совсем ни к чему дребедень,
Разве только, что на распродаже.
О любви сердце нам говорит,
О добре говорит и о Свете…
Но страстей внутри много горит,
Заставляя забыть об ответе.
Впрочем можем и порассуждать,
Если тему случайно задели.
Но не стоит от нас ожидать,
Что слова подтвердим мы на самом деле…
3 АКТ
Шайка «Луженая глотка»
Дон Ромирос – дон облезлый,
Тем не менее помпезный.
Редко он бывает трезвый,
Но бухой, как трезвый, резвый.
Источает запах едкий,
Бьет в десятку, словом, меткий.
Головою табуретки
На зарядку крошит в щепки.
Его шайка многолика,
То не шайка даже, клика.
Внешне лоска нет и шика,
Только это не улика.
Путешествуют по свету,
Ищут канувшее в лету.
Не за звонкую монету
План отдал им по секрету,
Как всегда Инкогнито, -
Бородатый и в пальто.
Не поведает никто,
В этой лете ищут что.
Дон Ромироса Амиго
Не расскажет Дон Родриго.
Он и рад бы рассказать –
Тяжело слова связать.
То, что скажет Дон Пиранья –
От и до соврет каналья.
Ни за бабки, ни под пыткой
Не добьетесь вы признанья..
Остальные в шайке рожи,
Сразу видно – не вельможи…
Все попробовали вожжи,
Взглянешь раз – мороз по коже.
«Просто Кваша»
Боцман. Знал его весь мир
Под кликухою Кефир.
Но когда чума гуляла,
Он решил устроить пир.
Заварилась каша –
Полной была чаша.
А Пират добавил рому –
Вышла Просто Кваша.
«Боб Ик»
Лоцман. Раньше звался Боб.
Скрыть пытался, что он жлоб.
Но Пират найдя заначку,
Превратил его в собачку.
Хочешь – верь, хочешь – не верь…
Вот иди и сам проверь.
Будь предельно осторожен –
Боб Ик охраняет дверь.
«Толя»
Бомбардир зовется Толя.
Ох, несладка его доля.
Потому что свое имя
Ему дорого, как воля.
Дома ждет подруга Оля,
Ей везет на фото моря.
Проиграл он всю добычу –
От азарта, а не с горя.
«Альбинос»
Ушлый палубный матрос,
По прозванью Альбинос.
Держит по ветру свой нос
И сигналит только SOS.
Шайка – ноль внимания,
На его старания.
Потому что клянчить помощь –
Все его призвание.
«1/5»
Его зовут «1 и 5» -
Давно он раздробился.
Мечтал Пирату помогать
И своего добился.
И мне твердили: «Не мечтай,
Мечтанья могут сбыться…»
Помочь Пирату… Прочитай:
Решил он задавится…
«Джим Антидонор»
Въедлив, как стальной шуруп
Юнга, бледный словно труп.
Возникает там и тут,
Недостатки: молод, туп.
Когда шел девятый вал,
Пробовал крутнуть штурвал.
Но теперь он твердо знает,
Что такое коленвал.
«Галл Як»
Был на палубе и кок.
Жрать готовил вкусно, впрок.
Но в Бомбее вместо мяса
Закупил стафилококк.
Получил за это в бок.
И его списали в док.
Вдруг поймает вместо рыбы
Он в Гонконге гонококк?
«Пират&Со»
I
Он был одет не модно и не броско,
Ну в общем так, как принято в романах:
Татуировки, джинсы и серёжка –
При всякой власти для таких броня на нарах.
Он к Стасу очень аккуратно постучался,
Когда открыли, очень вежливо спросил:
Мол: «Типа я не зря на зов примчался
И прихватил с собою «Pampers», «Clearasil»?
Конечно я могу и удалиться,
Ну, что-то типа заднюю включить…
Но, извиняюсь, очень хочется помыться,
А, также, тряпки в ванной замочить.
Мне очень неудобно быть обузой
И лишним ртом при вашем корабле…
За свой базар отвечу аркебузой!
Весьма польщён, что вы довольны мне.
II
Пират заводит патефон,
А на лице – улыбка:
Для повести сегодня фон –
Баян, волынка, скрипка
Согласен, мерзкий саундтрек,
Сопроводит картину,
Но наш арфист (известный грек) –
Над раком ломит спину.
Быть может без него рассказ
Пойдёт немного криво,
Но виноват один из вас –
Тот, кто поставил пиво!
III
Мы вышли из бухты-барахты
Верхом на моём помеле.
Не писаны наши контракты,
Грядущее скрыто во мгле.
Конечно и прошлое скрыто
В кромешной насквозь темноте,
Лишь утлое наше корыто
Сверкает во всей красоте.
Свернуло и мачты, и реи
И парус, как тряпка висит…
Зато наши гордые шеи,
Признает любой Одессит!
Мы как-то в степях Казахстана,
С подлодкой столкнулись давно –
Дырища была от тарана!
Но к счастью не тонет оно.
Нас в проруби крепко болтало,
Срывало и бак нам и ют…
Единственно, что и спасало –
Пираты нигде не гниют!..
Я чувствую сердцем Пирата,
А это не хухры-мухры,
Что вы заблудились ребята,
Туда, где растут топоры.
И пусть я коверкаю слово –
Войны не изменится суть…
Отдайте топорик для плова
И прочей приправы чуть-чуть.
Пикантные ингредиенты,
Для привкуса и остроты…
Ах, есть среди вас оппоненты?
Тогда переходим на ты.
Не чувствуя важность момента,
Мне кто-то перечить решил?!
Не нравится, Стас, изолента?
Ты радуйся, что не зашил!
Мои разбитные манеры,
Тебе, Захар, не по нутру?!
А вы ждали, как пионеры,
Что сопли сейчас подотру?
Могу подтереть! Вместе с носом…
И зубы почистить сумею!
Одно у меня под вопросом –
Смогу ли лечить диарею?
«Поединок»
По горячим следам на холодной земле,
Аспирин, сокращаю дистанцию,
Загонял уличённого в смуте и зле
На забытую всеми подстанцию.
Сван бежал от него напролом через лес,
Хвост поджал, оглянуться не смеет…
Тонко чувствует шкурой взбесившийся бес,
Кто по ветру его прах развеет.
Терпеливо ждёт помощь и ночь на бегу,
Днём, один на один, не отважится
Даже взглядом на вызов ответить врагу,
Только ночью и может куражиться.
След и облик старался он часто менять,
Даже женским нарядом марался,
Но тупик на подстанции дал ему знать,
Когда брякнул засов – доигрался…
Что от драки ему никуда не уйти,
В тупике лишь прочувствовал толком.
Хорошо, что хоть Солнце успело зайти…
Приседая завыл… И стал волком!
Где противник? Он встал, осмотрелся вокруг,
По привычке на двух задних лапах.
Близорукий, чёрт… Что же, зато острый нюх!
Втянул носом – мазут… Мерзкий запах…
Может слышно? Поставил он уши торчком,
Но молчит тишина, как пустая…
Завертелся на месте, от страха, молчком…
И вдруг брызнула в стороны стая!
В стае волки одни, нет волчиц и волчат,
Прячась, рыком никто не обмолвился…
Лишь блеск глаз и пустые желудки урчат…
Сван погоню встречать приготовился…
«Проскрипи, Аспиринчик, вратами. Ворвись!
Открывай, коллектив поджидает…
Обещал – будем биться… попробуй, дождись!»
Но с отключенной ЛЭП наблюдает.
Аспирин, за манёврами Свана давно
И не может от мата сдержаться:
«Сучья стая…» Но вниз всё равно,
Помолясь, начинает спускаться.
Когда вниз он прополз половину пути,
Осмотрел себя и изумился –
Кожу рук не видать из-под грубой шерсти,
Да и весь, как-то преобразился:
Вместо пальцев он когти во тьме разглядел,
Стало шире, скуластее рожа…
Грудь раздалась, окрепла… Дошло – обалдел:
Стал медведем матёрым похоже!
Тихо дальше спускаться, чтоб дичь не пугать,
Вес большой и размер не мешал.
Вот и стая… Метнулся он в центр – начать,
Дальше битву инстинкт продолжал.
«Пират и Аспирин»
Наш дед – разбойник Бармалей,
Любил лишь маленьких детей…
А мы едим и шоколад,
И мармеладу каждый рад,
А вот не любим лишь наград.
Так, что кончайте свой парад.
Устроим лучше маскарад,
А то любой Ползучий Гад,
Мундир напялит –
И камрад.
Таких – гулять отправим в сад,
Не грубо, вежливо – под зад.
А, чтобы не было засад,
Мы их обложим, как Моссад,
Как ГРУ и ЦРУ…
Ну всё довольно. Точка. RU.
«Эпилог»
Злой волшебник Ибуклин –
Подревней, чем нафталин.
Пропитал он насквозь души,
Въелся, словно гуталин.
Знал его сам Насреддин,
Ева, Цезарь, Аладдин
Были лично с ним знакомы –
Он на все века один.
Среди тьмы земных доктрин,
Разобрался Аспирин:
Кто желает жить без Бога –
Тому дьявол господин.
Дон Родриго
Меня тайно воспитывал Киса,
Паниковский мне письма писал,
Был я нищ, как церковная крыса,
И с Пиратом богаче не стал.
Мы в такие залазили дали,
Рвало мачты нам и якоря,
Край земли мы не раз повидали
И за край заходили не зря…
Я, конечно в душе бездуховный
И с ломом прорывался к рулю,
Но Ромирос, братишка мой кровный,
Смог прижать мою гниду к ногтю.
Парадокс – гнида вроде зажата,
Под его заскорузлым ногтем…
Признаю – есть талант у Пирата:
Она спит между ним и рулем…
«Дон Пиранья»
Был рожден в убогой деревушке.
Замок родовой стоит на шлаке.
Мои ушки вечно на макушке –
Лишь Пират у нас любитель драки.
Мой кафтанчик на собаку будет узок,
На кота, естественно, широк.
Дразнят теща и жена меня – подгузок,
Докажи им – бедность не порок.
Не люблю я драки и походы,
За руку Пират меня уводит…
Вы меня простите, мореходы –
Ужас именем моим, Пират наводит.
Перед вами очень дико извиняюсь,
Подключив весь такт и обаяние…
Я ж своими только пальцами питаюсь,
Чтоб у имя было оправдание.
«Аспирин»
Живу один… Вина одна:
На Божий свет я появился.
И цель одна – хлебать до дна,
Напрасно ждут, чтоб подавился.
Живу один. И мысль одна:
«Как прикоснуться сердцем к Богу…»
Вторую встретил, но Она
Мне указала на дорогу…
Живу один. Иду один,
Но я совсем не одинок…
Меня ведет мой господин –
Могучий, неизбежный Рок.
«Пират»
Прости меня за то, что был жестоким
И чувств твоих наивных не щадил.
Себе казался умным и глубоким,
А вел себя, как конченный дебил.
Себе казался викингом, героем,
События былого ворошил.
Рассказывал о том, как был изгоем
И, как весь свет чуть не распотрошил.
Хорошего должно быть понемногу,
А всяким байкам – место и предел.
А я наплел про сломанную ногу
И в общем-то про всякий беспредел.
Мой дикий, необузданный характер,
Рассудок чуть совсем не помутил…
Но слава Богу, наконец-то катер,
В Голодном Мысе якорь опустил.
Не чудо ли – стог сена был с иголкой,
Среди угрюмых, неприступных скал,
Пират своей дырявой треуголкой,
Надежно Зайчик Солнечный поймал…
«Захар»
Говорят, что он не Муромец, но все же
Пролежит он тридцать лет и года три,
На матрасе двух метровом, как положат-
Так пекутся все богатыри.
Правый глаз его все время спит,
В подсознании событья наблюдая –
Левый – бодрость вечную хранит,
В день сегодняшний, от края и до края.
Пусть слывет давно лентяем, лежебокой,
Сей потомок казаков лихого Дона,
Под него в глубокой древности откован
Был тяжелый меч Армагеддона.
Р. S.
(Записка ЧБЛ)
Ни петь, ни свистеть…
Не любить, не убить…
По полной мы жить не умеем.
Вдруг чья-то душа начинает гореть –
От страха и жара потеем.
Ни в зад, ни в перед…
И не вверх, и не в низ..
Кто камнем лежит – тем почет.
Пусть сам по весне поломается лед –
Вода под нас не потечет.
Записка ЧБЛ
Кому – сума, кому – тюрьма…
Свой крест у каждого и доля…
Все мое горе – от ума,
Застенок душный моя воля…
Замерз в дороге и промок…
Но на судьбу не возропщу…
Я свое сердце на замок,
Закрою и не подпущу
К нему в дороге никого…
Не верь. Не бойся. Не проси…
Нам не известно – кто кого
И на Луну не голоси…
Да, я не волк, я – человек…
Во мне есть образ и подобие…
Но сумасшедший, смрадный век,
Снаружи видит лишь надгробия…
Среди надгробий буду смел,
Не страшен вой и запах тления…
Ведь Он терпел и нам велел –
Велел терпеть… До воскресения…
Как бродяга новый век в пути встречал,
Аспирин из дома в дом переходя.
Улыбался грустно, чокался, молчал…
То, что праздник был – заметил погодя.
Посмотрел вокруг и сам себя спросил:
«Где я был и сколько времени скитался?»
Вспомнил только – дождь осенний моросил,
С той поры, как за порогом оказался.
Сам себе сказал: «Ну, что же, братец, хватит,
Под заборами чужими ошиваться.
Сопли аксельбантами… Жди, схватит,
За соплю тебя удача обвенчаться!..»
Отчитал себя, как надо. И запил…
До чертей, закрывших время и амбиции.
Деньги кончились – пальто с плеча пропил,
На таких плечах и держатся традиции!
Шутки в сторону. Пока гудел в разнос,
С ним на вечно собутыльники братались.
Но когда в одних трусах молокосос
Лег в сугроб – на этом и расстались.
Но мороз – не тетка. Задрожал,
Голова, хоть и чуть-чуть, но прояснилась…
И по снегу к Стасу побежал,
Только в дверь стучать – сама открылась…
Голова хмельная, как котел,
Сердце прыгает и прыгает давление,
Мутным взглядом он друзей обвел
И в него закралось подозрение.
Вроде бы все так же, как всегда:
Свет интимный, музыка и чай.
Только сердце шепчет: «Здесь беда…»
И он к зеркалу, как будто невзначай.
«Инструкция к зеркалу»
I
Соблазн безразмерен войти,
В окно отражений планет.
И взгляд тяжело отвести
От мира, которого нет.
Лицо потерять так легко,
Когда глаз свидетелей нет.
Но помни, когда нашел вход –
Обратного выхода нет.
Врагов рядом нет и чужих,
Есть только желание жить.
Чей страх это? Мой или их?
Взлететь или крылья сложить?
Живое всегда тянет вверх,
А мертвое в землю уходит…
«Прошу я, как раненный стерх,
Скажи мне, что здесь происходит?»
II
Перед этим словом зеркало смирилось,
По нему волна высокая проходит,
Его плоскость на осколки раздробилась,
Показав, что в самом деле происходит.
Ветер в окна залетает, светит бра –
В зазеркалье ветра нет. Глубокий мрак…
Аспирин посуровел: «Вот так игра…
Пробухал друзей слепой дурак…»
В паутине трещин зеркала другие,
Обстановка и размеры помещения.
«Как же братья, сердцу дорогие,
Не предчувствовали вы порабощения?»
Сван рогатый, вот он в кресле спит,
В крыс ручных братишки превратились,
Взгляд затравленный от ужаса кричит,
То, что с жизнью все давным-давно простились.
Все простились… И мгновенья, как года
Протекают, как для всякого скорбящего…
И без слов понятно, что стряслась беда,
По глазам понятен смысл происходящего:
Верим на слово, а зрению – не верим.
Позабыли – выход к Свету очень узок,
По привычке широко, аршином мерим,
Воспарив над облаками перегрузок.
Смолкли двигатели. Рухнули в пике.
Слышите – железо рвется с воем?
Жизнь висящая на тонком волоске,
Проверяется на прочность только боем.
В шлейфе гари разлетаются угли.
Страха нет… Осталось отупенье…
По-другому поступить здесь не могли,
Хоть и знали, что идут на преступленье?!
Холодно снаружи. Жжет внутри.
День вчерашний, как сегодняшний. Точь-в-точь.
Здесь со счета сбились, сколько – 1, 2, 3?
Повторялись эти ужасы ночь в ночь…
Их руками, лично, смерть лютует…
Притерпелись, даже жертву лень убрать.
Что-то там внутри у всех бунтует,
Но похоже, здесь на сердце наплевать…
«Записка ЧБЛ»
На последней в столетье неделе,
Белым снегом накрылись делишки…
О любви говорили. На деле –
Не давала война передышки.
Непокорных живьем погребали,
Без амнистий. Судили сурово…
Впрочем так мы всегда поступали –
Ничего в этой жизни не ново.
Мы вчера воевали с отцами,
Завтра – сами с детьми будем биться…
В общем держимся мы молодцами,
Сможем в жизни чего-то добиться.
Говорим о добре и любви,
Спрятав рожи под добрые маски.
Выдают только руки – в крови…
От надежды, добра и от ласки.
Но на это взор не обращаем,
Не по глупости и не спроста:
Мы любовь и добро извращаем –
Как потомки распявших Христа.
Но мы слышим его каждый день,
Так привыкли – не слушаем даже…
Нам совсем ни к чему дребедень,
Разве только, что на распродаже.
О любви сердце нам говорит,
О добре говорит и о Свете…
Но страстей внутри много горит,
Заставляя забыть об ответе.
Впрочем можем и порассуждать,
Если тему случайно задели.
Но не стоит от нас ожидать,
Что слова подтвердим мы на самом деле…
3 АКТ
Шайка «Луженая глотка»
Дон Ромирос – дон облезлый,
Тем не менее помпезный.
Редко он бывает трезвый,
Но бухой, как трезвый, резвый.
Источает запах едкий,
Бьет в десятку, словом, меткий.
Головою табуретки
На зарядку крошит в щепки.
Его шайка многолика,
То не шайка даже, клика.
Внешне лоска нет и шика,
Только это не улика.
Путешествуют по свету,
Ищут канувшее в лету.
Не за звонкую монету
План отдал им по секрету,
Как всегда Инкогнито, -
Бородатый и в пальто.
Не поведает никто,
В этой лете ищут что.
Дон Ромироса Амиго
Не расскажет Дон Родриго.
Он и рад бы рассказать –
Тяжело слова связать.
То, что скажет Дон Пиранья –
От и до соврет каналья.
Ни за бабки, ни под пыткой
Не добьетесь вы признанья..
Остальные в шайке рожи,
Сразу видно – не вельможи…
Все попробовали вожжи,
Взглянешь раз – мороз по коже.
«Просто Кваша»
Боцман. Знал его весь мир
Под кликухою Кефир.
Но когда чума гуляла,
Он решил устроить пир.
Заварилась каша –
Полной была чаша.
А Пират добавил рому –
Вышла Просто Кваша.
«Боб Ик»
Лоцман. Раньше звался Боб.
Скрыть пытался, что он жлоб.
Но Пират найдя заначку,
Превратил его в собачку.
Хочешь – верь, хочешь – не верь…
Вот иди и сам проверь.
Будь предельно осторожен –
Боб Ик охраняет дверь.
«Толя»
Бомбардир зовется Толя.
Ох, несладка его доля.
Потому что свое имя
Ему дорого, как воля.
Дома ждет подруга Оля,
Ей везет на фото моря.
Проиграл он всю добычу –
От азарта, а не с горя.
«Альбинос»
Ушлый палубный матрос,
По прозванью Альбинос.
Держит по ветру свой нос
И сигналит только SOS.
Шайка – ноль внимания,
На его старания.
Потому что клянчить помощь –
Все его призвание.
«1/5»
Его зовут «1 и 5» -
Давно он раздробился.
Мечтал Пирату помогать
И своего добился.
И мне твердили: «Не мечтай,
Мечтанья могут сбыться…»
Помочь Пирату… Прочитай:
Решил он задавится…
«Джим Антидонор»
Въедлив, как стальной шуруп
Юнга, бледный словно труп.
Возникает там и тут,
Недостатки: молод, туп.
Когда шел девятый вал,
Пробовал крутнуть штурвал.
Но теперь он твердо знает,
Что такое коленвал.
«Галл Як»
Был на палубе и кок.
Жрать готовил вкусно, впрок.
Но в Бомбее вместо мяса
Закупил стафилококк.
Получил за это в бок.
И его списали в док.
Вдруг поймает вместо рыбы
Он в Гонконге гонококк?
«Пират&Со»
I
Он был одет не модно и не броско,
Ну в общем так, как принято в романах:
Татуировки, джинсы и серёжка –
При всякой власти для таких броня на нарах.
Он к Стасу очень аккуратно постучался,
Когда открыли, очень вежливо спросил:
Мол: «Типа я не зря на зов примчался
И прихватил с собою «Pampers», «Clearasil»?
Конечно я могу и удалиться,
Ну, что-то типа заднюю включить…
Но, извиняюсь, очень хочется помыться,
А, также, тряпки в ванной замочить.
Мне очень неудобно быть обузой
И лишним ртом при вашем корабле…
За свой базар отвечу аркебузой!
Весьма польщён, что вы довольны мне.
II
Пират заводит патефон,
А на лице – улыбка:
Для повести сегодня фон –
Баян, волынка, скрипка
Согласен, мерзкий саундтрек,
Сопроводит картину,
Но наш арфист (известный грек) –
Над раком ломит спину.
Быть может без него рассказ
Пойдёт немного криво,
Но виноват один из вас –
Тот, кто поставил пиво!
III
Мы вышли из бухты-барахты
Верхом на моём помеле.
Не писаны наши контракты,
Грядущее скрыто во мгле.
Конечно и прошлое скрыто
В кромешной насквозь темноте,
Лишь утлое наше корыто
Сверкает во всей красоте.
Свернуло и мачты, и реи
И парус, как тряпка висит…
Зато наши гордые шеи,
Признает любой Одессит!
Мы как-то в степях Казахстана,
С подлодкой столкнулись давно –
Дырища была от тарана!
Но к счастью не тонет оно.
Нас в проруби крепко болтало,
Срывало и бак нам и ют…
Единственно, что и спасало –
Пираты нигде не гниют!..
Я чувствую сердцем Пирата,
А это не хухры-мухры,
Что вы заблудились ребята,
Туда, где растут топоры.
И пусть я коверкаю слово –
Войны не изменится суть…
Отдайте топорик для плова
И прочей приправы чуть-чуть.
Пикантные ингредиенты,
Для привкуса и остроты…
Ах, есть среди вас оппоненты?
Тогда переходим на ты.
Не чувствуя важность момента,
Мне кто-то перечить решил?!
Не нравится, Стас, изолента?
Ты радуйся, что не зашил!
Мои разбитные манеры,
Тебе, Захар, не по нутру?!
А вы ждали, как пионеры,
Что сопли сейчас подотру?
Могу подтереть! Вместе с носом…
И зубы почистить сумею!
Одно у меня под вопросом –
Смогу ли лечить диарею?
«Поединок»
По горячим следам на холодной земле,
Аспирин, сокращаю дистанцию,
Загонял уличённого в смуте и зле
На забытую всеми подстанцию.
Сван бежал от него напролом через лес,
Хвост поджал, оглянуться не смеет…
Тонко чувствует шкурой взбесившийся бес,
Кто по ветру его прах развеет.
Терпеливо ждёт помощь и ночь на бегу,
Днём, один на один, не отважится
Даже взглядом на вызов ответить врагу,
Только ночью и может куражиться.
След и облик старался он часто менять,
Даже женским нарядом марался,
Но тупик на подстанции дал ему знать,
Когда брякнул засов – доигрался…
Что от драки ему никуда не уйти,
В тупике лишь прочувствовал толком.
Хорошо, что хоть Солнце успело зайти…
Приседая завыл… И стал волком!
Где противник? Он встал, осмотрелся вокруг,
По привычке на двух задних лапах.
Близорукий, чёрт… Что же, зато острый нюх!
Втянул носом – мазут… Мерзкий запах…
Может слышно? Поставил он уши торчком,
Но молчит тишина, как пустая…
Завертелся на месте, от страха, молчком…
И вдруг брызнула в стороны стая!
В стае волки одни, нет волчиц и волчат,
Прячась, рыком никто не обмолвился…
Лишь блеск глаз и пустые желудки урчат…
Сван погоню встречать приготовился…
«Проскрипи, Аспиринчик, вратами. Ворвись!
Открывай, коллектив поджидает…
Обещал – будем биться… попробуй, дождись!»
Но с отключенной ЛЭП наблюдает.
Аспирин, за манёврами Свана давно
И не может от мата сдержаться:
«Сучья стая…» Но вниз всё равно,
Помолясь, начинает спускаться.
Когда вниз он прополз половину пути,
Осмотрел себя и изумился –
Кожу рук не видать из-под грубой шерсти,
Да и весь, как-то преобразился:
Вместо пальцев он когти во тьме разглядел,
Стало шире, скуластее рожа…
Грудь раздалась, окрепла… Дошло – обалдел:
Стал медведем матёрым похоже!
Тихо дальше спускаться, чтоб дичь не пугать,
Вес большой и размер не мешал.
Вот и стая… Метнулся он в центр – начать,
Дальше битву инстинкт продолжал.
«Пират и Аспирин»
Наш дед – разбойник Бармалей,
Любил лишь маленьких детей…
А мы едим и шоколад,
И мармеладу каждый рад,
А вот не любим лишь наград.
Так, что кончайте свой парад.
Устроим лучше маскарад,
А то любой Ползучий Гад,
Мундир напялит –
И камрад.
Таких – гулять отправим в сад,
Не грубо, вежливо – под зад.
А, чтобы не было засад,
Мы их обложим, как Моссад,
Как ГРУ и ЦРУ…
Ну всё довольно. Точка. RU.
«Эпилог»
Злой волшебник Ибуклин –
Подревней, чем нафталин.
Пропитал он насквозь души,
Въелся, словно гуталин.
Знал его сам Насреддин,
Ева, Цезарь, Аладдин
Были лично с ним знакомы –
Он на все века один.
Среди тьмы земных доктрин,
Разобрался Аспирин:
Кто желает жить без Бога –
Тому дьявол господин.
Дон Родриго
Меня тайно воспитывал Киса,
Паниковский мне письма писал,
Был я нищ, как церковная крыса,
И с Пиратом богаче не стал.
Мы в такие залазили дали,
Рвало мачты нам и якоря,
Край земли мы не раз повидали
И за край заходили не зря…
Я, конечно в душе бездуховный
И с ломом прорывался к рулю,
Но Ромирос, братишка мой кровный,
Смог прижать мою гниду к ногтю.
Парадокс – гнида вроде зажата,
Под его заскорузлым ногтем…
Признаю – есть талант у Пирата:
Она спит между ним и рулем…
«Дон Пиранья»
Был рожден в убогой деревушке.
Замок родовой стоит на шлаке.
Мои ушки вечно на макушке –
Лишь Пират у нас любитель драки.
Мой кафтанчик на собаку будет узок,
На кота, естественно, широк.
Дразнят теща и жена меня – подгузок,
Докажи им – бедность не порок.
Не люблю я драки и походы,
За руку Пират меня уводит…
Вы меня простите, мореходы –
Ужас именем моим, Пират наводит.
Перед вами очень дико извиняюсь,
Подключив весь такт и обаяние…
Я ж своими только пальцами питаюсь,
Чтоб у имя было оправдание.
«Аспирин»
Живу один… Вина одна:
На Божий свет я появился.
И цель одна – хлебать до дна,
Напрасно ждут, чтоб подавился.
Живу один. И мысль одна:
«Как прикоснуться сердцем к Богу…»
Вторую встретил, но Она
Мне указала на дорогу…
Живу один. Иду один,
Но я совсем не одинок…
Меня ведет мой господин –
Могучий, неизбежный Рок.
«Пират»
Прости меня за то, что был жестоким
И чувств твоих наивных не щадил.
Себе казался умным и глубоким,
А вел себя, как конченный дебил.
Себе казался викингом, героем,
События былого ворошил.
Рассказывал о том, как был изгоем
И, как весь свет чуть не распотрошил.
Хорошего должно быть понемногу,
А всяким байкам – место и предел.
А я наплел про сломанную ногу
И в общем-то про всякий беспредел.
Мой дикий, необузданный характер,
Рассудок чуть совсем не помутил…
Но слава Богу, наконец-то катер,
В Голодном Мысе якорь опустил.
Не чудо ли – стог сена был с иголкой,
Среди угрюмых, неприступных скал,
Пират своей дырявой треуголкой,
Надежно Зайчик Солнечный поймал…
«Захар»
Говорят, что он не Муромец, но все же
Пролежит он тридцать лет и года три,
На матрасе двух метровом, как положат-
Так пекутся все богатыри.
Правый глаз его все время спит,
В подсознании событья наблюдая –
Левый – бодрость вечную хранит,
В день сегодняшний, от края и до края.
Пусть слывет давно лентяем, лежебокой,
Сей потомок казаков лихого Дона,
Под него в глубокой древности откован
Был тяжелый меч Армагеддона.
Р. S.
(Записка ЧБЛ)
Ни петь, ни свистеть…
Не любить, не убить…
По полной мы жить не умеем.
Вдруг чья-то душа начинает гореть –
От страха и жара потеем.
Ни в зад, ни в перед…
И не вверх, и не в низ..
Кто камнем лежит – тем почет.
Пусть сам по весне поломается лед –
Вода под нас не потечет.
Записка ЧБЛ
Кому – сума, кому – тюрьма…
Свой крест у каждого и доля…
Все мое горе – от ума,
Застенок душный моя воля…
Замерз в дороге и промок…
Но на судьбу не возропщу…
Я свое сердце на замок,
Закрою и не подпущу
К нему в дороге никого…
Не верь. Не бойся. Не проси…
Нам не известно – кто кого
И на Луну не голоси…
Да, я не волк, я – человек…
Во мне есть образ и подобие…
Но сумасшедший, смрадный век,
Снаружи видит лишь надгробия…
Среди надгробий буду смел,
Не страшен вой и запах тления…
Ведь Он терпел и нам велел –
Велел терпеть… До воскресения…
