Семь дней в Николе

очерк в стихах
 
I
Она зовётся «полевая»…
И дрожь в коленках в первый раз,
и немота одолевает
(тут и вопросник бы не спас!).
Но – приспособились: старушки
друг другу лучшие подружки,
они и рады, что у них
есть слушатель из молодых.
К тому же русская натура
гостеприимна: пироги –
они тем боле дороги,
чем бескорыстней процедура
их поглощения. Засим
был диалог неизъясним!
 
II
Деревня, где мы куковали,
звалась умильно так: Торжок
Никольский. Озеро в овале.
Травой заросший бережок.
Блаженный ряд торговых точек.
На месте церкви – жалкий очерк
развалин. Школа в двух частях.
В одной и жили мы в гостях.
Поскольку дом был двухэтажен,
царицей лестница была.
Свой нрав крутой она могла
явить на наших пятках даже
(что мы и чуяли нутром,
ползя по лестнице с ведром!).
 
III
Сказать, что мы скучали, право,
не поднимается язык.
С утра вставали мы небраво
под звонкий колокола зык.
Кого-то тешила пробежка,
кто спать хотел, как Белоснежка…
Но всё же к десяти часам
все разбредались по местам
своих «обеденных» допросов.
Магнитофон, блокнот, тетрадь,
сверкают ручки – мчится рать
на поиск «диалектоносов»!..
…Чтоб возвратиться в «отчий дом»
не на щите, а со щитом!
 
IV
Обед… Магическое слово!
Сей достославный ритуал
свершали в школьной мы столовой
(сказал бы интеллектуал).
Хоть было плит у нас в избытке,
легенда сложена о плитке,
о том, как два часа подряд
варили тюрю для телят!
У поваров свои причуды…
На первое – борщок на бис,
второе – мой любимый рис,
на третье… фи!.. мытьё посуды.
А капля «Fery», говорят,
мощней, чем атомный заряд!
 
V
В глуши забытого селенья,
где мы томились, оскудев,
однажды было нам явленье
восьми прекрасных юных дев.
Ах, все спортсменки, комсомолки –
в панамах, шляпах и … в ермолке! ¬–
волокославинскую прыть
явились нам сюда явить.
Уж мы кормили их, поили,
и твердокаменным мячом
им объясняли что почём,
по улицам «слоноводили»,
препровождали до угла…
И дальше практика пошла.
 
VI
Когда вечёрки час назначен,
а ужин уж переварён,
досугом каждый озадачен,
поскольку времени вагон.
Кто, словно Штирлиц, за шифровкой,
кто мылит голову неловко,
кто «Фактор» слушает, резвясь
и мамы с папой не боясь.
А на вечёрке, на вечёрке…
Не перечислишь всех забав,
узлом китайским повязав
труды и дни «большой шестёрки»!..
(Поскольку Бельэтаж в Спортзал
обычно носа не казал.)
 
VII
Боюсь, мы все бы дали дуба,
когда б, не зная наших месс,
повсюду не сновала Люба
как юркий маленький гермес.
Алёна (II) заплетёт косички,
у Светы тесно в косметичке,
на Тане можно повисеть,
поймав другую Таню в сеть,
конфету выпросить у Лены,
слетать наверх, там чуть пожить,
всем все секреты доложить
всегда со звонкостью сирены!..
И только папа всякий раз
был не у дел и не указ.
VIII
Когда-то был я в зоопарке
Московском, видел обезьян,
а день тогда был страшно жаркий,
и обезьянник обуян
был хаотическим экстазом –
кто прятал голову под тазом,
а кто по дереву скакал,
вниманье граждан привлекал.
Но вот в деревне, на природе,
ещё не видел я макак,
теперь же все мы знаем, как
они резвятся на свободе,
да и язык у них красив –
один сплошной ненорматив!
 
IX
Любви все возрасты покорны,
купанью все покорны дни,
хоть ветр с дождём весьма упорны –
здесь торжествуют не они!
Купаться – да! Назло простуде,
не глядя, что там скажут люди.
(Хотя бы нам пришлось потом
стучать зубами на весь дом!)
Алёна (I) больше всех, пожалуй,
любила плавать, и вода
её держала без труда,
а вот меня с трудом держала:
я тварь дрожащая – в реке,
но человек – на бережке!
 
X
Мобильник – наших дней засада:
он постоянно ищет сеть,
его, как тамагочи, надо
питать, он может умереть.
То он начнёт звонить нежданно,
то вдруг умолкнет бездыханно –
в Торжке стоит такая …связь,
что хочешь то и дело – хрясь! –
о камень стукнуть телефоном…
Тоска по дому не берёт
лишь тех, чья трубка не берёт.
Да чёрт с ним, с этим Мегафоном!
Пишите письма, господа,
и жизнь замедлится тогда!
 
XI
Вообразив себя туристом
с приставкой «ин», дерзнули мы
взглянуть на божий образ чистый
среди житейской кутерьмы.
И под стеною Ферапонта
на белой лошади для понта
катались между двух озёр.
Ещё был пёс – большой позёр!
Ещё был камень и качели,
купанье, поиск что поесть,
тщедушный дождик, ветра месть.
И только дома мы поели!
И в разговорах до утра
спадала масок мишура…
 
XII
С утра уж мы как на иголках,
собрали вещи, на крыльцо
все вышли, ждали долго-долго…
Директор наконец лицо
своё туманное явила.
А солнце… солнце так палило,
что не хотелось уезжать…
Ещё немного подышать
чистейшим воздухом. На память
нельзя оставить ничего.
Но все семь дней до одного
вобрались памятью и сами
теперь одушевляют мир,
давно зачитанный до дыр…