Приходит как-то малая со школы и прямо с порога кричит:

 

— Дядя, привет! Есть хочу! Что у нас сегодня на обед?

 

А надо сказать, что готовлю в семье я, поэтому вопрос закономерен, учитывая, кто у нас шеф-повар. Все, видишь ли, на работах да в делах, одному мне, решающему многие вопросы дома, по удалёнке, заняться, выходит, нечем. Но совсем не в лом приготовить нечто вкусненькое для своих.

 

Выхожу к ней в прихожую, помогаю снять пальто, говорю:

 

— Привет! Борщ есть, каша гречневая с котлетой.

 

— Не… не хочу борщ… и кашу не хочу…

 

Пожимаю плечами:

 

— А что хочешь?

 

На минутку застывает, задумалась, аж морщинки на лбу пошли.

 

— Я хочу твою печень, дядя, — после раздумий изрекает чудо.

 

Сдержать смех удалось с трудом, хмыкнул, не раскрывая рта, потом сделал улыбку, больше похожую на оскал огра:

 

— С каких пор ты подалась в людоедки? — спрашиваю с ехидцей в голосе и подмигиваю. — Прямо таки мою печень хочешь?

 

Тут же хмурит лобик, оттопыривает губу и смешно морщит нос, ну вылитая её мать (моя родная сестра) в этом возрасте.

 

— Я хочу ту, в томатах, как ты готовишь. А ещё хочу картошку, толчёную.

 

Вот, что за капризуля? Но день у меня выдался не напряжным, можно и уступить барышне.

 

— Хорошо, — говорю, подавая ей пальто назад, — пошли в магазин покупать печень. Сейчас только оденусь.

 

Быстро впрыгиваю в джинсы, накидываю на себя кенгурушку — вот и все сборы, ещё минута, и я в ботинках и куртке.

 

— Пошли, — улыбаюсь малой.

 

Мы были бы не мы, если б по дороге не поиграли в снежки, намочив перчатки. Коронным трюком был неожиданный заход племяхи ко мне сзади, после которого за шиворот полились струйки таящего снега.

 

Но с горем пополам пришли-таки в магазин. Подходим к стеллажу с мясом, а там выбор небольшой: всего три лотка с печенью. Продукт тёмно-бордовый, с печатями. Малая так скептически посмотрела на это изобилие и говорит:

 

— Дядя, а чего она такая какая-то синяя?

 

Я ухмыльнулся, говорю:

 

— Вот ты, когда замёрзнешь, какая? У тебя нос синеет, пальцы синеют?

 

— Ага, — головой кивнула.

 

— Ну вот. А представь: печень в холодильнике лежит, ей холодно, вот она и посинела, — подмигиваю племяхе.

 

— Нет, я не про то, я про это, — показывает на печать.

 

— А… Это… Печать. Её дядя поставил, который проверял печень.

 

— А зачем проверял?

 

— Как зачем? Нет ли там каких паразитов.

 

— Каких паразитов?

 

— Помнишь, мама назвала тебя денежным высасывальщиком, когда ты слишком часто стреляла у неё деньги?

 

Невинное выражение лица и кивок головы.

 

— Вот. А в печени может быть печёночный сосальщик.

 

— Фу-у-у, — морщится. — А если этот дядя не доглядел? — с тревогой в голосе. — И там сидит этот печёночный высасывальщик?

 

— А тогда мы её хорошо прожарим, потом проварим, и даже если дядя недоглядел, то мы сами уничтожим паразита.

 

— Смерть паразитам! — лыбится во всю свою щербатую улыбку.

 

Далее купили кетчуп к печени. Хотел взять томатный сок или пасту, но моя помощница запротестовала. Понравилось ей название «Лагідний», всё удивлялась: как он может быть ласковым. А мне тоже хорошо: чем меньше добавок, тем вкуснее будет.

 

Домой добрались быстро, так как не дурачились да в снежки не играли. Пришли, племяха быстренько переоделась, я тоже, и айда на кухню. Там нацепил на себя свои поварские причиндалы: фартучек с изображением оголённого гипернакачанного торса какого-то тяжелоатлета. Мне с моей глистообразной фактурой такой не светит, но сестра так зло надо мной прикольнулась на 23 февраля. Затем место почётного шефповарского колпака заняла чёрная бандана. Кстати, головной убор на кухне одеваю всегда, потому что волосы, пусть и короткие, сильно впитывают любые запахи, потом фиг отмоешь, а если волосы подлинней, то не очень приятно ставить на стол блюда с позорно лежащей там волосиной, которую не заметил.

 

Малая — картошку чистить, а я — печень промывать. Промыл хорошенько, затем нарезал не мелкими и не крупными кусочками, чтобы удобно было жарить, да на сковороду положил. Перед тем её разогрел и масла подсолнечного налил, обычно использую рафинированное для этих целей, но в этот раз решил нерафинированное, для лучшего запаха использовать.

 

А племяха уже почистила картошку, которую тоже порезали и на плиту поставили. И тут малая спрашивает, глядя на лежащие в миске кусочки разрезанной печени:

 

— А что это за ячейки в ней?

 

— Это паренхима, то есть ткань печени, — отвечаю, поднося кусочек ближе, — она состоит из мелких шестиугольничков, которые называют — гепатоциты.

 

— Гепа… гепато…

 

— Гепатоциты, — отвечаю, повторяя ещё раз сложное слово. — Гепар — так называют печень по-гречески.

 

— Не грузи, дядя, — злится малая. — Это в этих гепатобитах живут эти высасывальщики? — спрашивает с очень серьёзным видом.

 

— Ага, — киваю ей, — как пчёлы в сотах, — подмигиваю.

 

Первая порция на сковороде почти доходит. Никогда не засекаю время, всё делаю на глаз: поменяла цвет с двух сторон, значит, можно кидать в «соус». Сам же «соус» тоже готовится нехитро: наливаю в кастрюлю холодной воды, где-то около трёхсот миллилитров, но всё зависит от количества печени. В данный момент мы взяли около семисот грамм продукта. Затем в эту воду добавляю двести грамм нашего кетчупа и перемешиваю с водой до однородной массы. Туда скидываю поджаренную печень, накрываю крышкой, жду, когда подойдёт вторая порция со сковороды.

 

Пока я жарю вторую порцию, малая схватила опустевшую пачку из-под кетчупа, желая поглядеть, осталось там что-то или нет. Она надавливает со всей силы, и остатки летят прямо на мой фартук, обдав мощный нарисованный торс красными брызгами.

 

— Всё, я тебя прикончила, дядя, — хохочет во весь голос маленькая разбойница.

 

— Ну всё, — говорю ей, снимая с себя фартук, — иди и стирай теперь.

 

Племяха удаляется в ванну со злополучным фартуком, а я дожариваю печень, кидаю её в кастрюлю и ставлю на медленный огонь — тушиться.

 

Фартук висит в ванной, сохнет; печень тушится на плите; картошка почти доварилась; а мы с малой сидим смотрим «Смешариков». Каждая серия около двадцати минут. На середине первой бегу на кухню, довожу до ума толчёную картошку, собственно толку её, добавляя в неё сметану и сливочное масло, соль по вкусу. Заворачиваю кастрюлю с нею в полотенце, чтобы не остыла, пока дотушится печень.

 

Возвращаюсь в зал, малая уже смотрит вторую серию, когда она подходит к концу, я иду на кухню. Снимаю крышку: печень уже готова, хорошенько прокипев в «соусе».

 

По дому разносится вкусный запах. Малая, видимо, уловив его, неслышно подкрадывается ко мне сзади:

 

— Ну что, готово?

 

Вздрагиваю от неожиданности, хватаю малую и притворно кусаю за плечо.

 

— Готово, давай тарелку, чудо.