Семистишие

1

Старый Хронос цедит годы ситом.

Воздух, словно студень, дрябл.

Все песчинки врозь, хоть в дюны слиты.

И бежит по дюнам судеб рябь.

 

Мишурой картонной мир меня прельщает.

Пёстрый флёр не кажется подделкой.

И, вцепившись в жизнь как рак клешнями,

Вижу лишь фасад с его отделкой.

 

Скрипка детства уж давно покрыта пылью.

Жадный взор направлен в жизни пекло.

И пробито всё нутро навылет

Красотою вида человека….

 

Я плескался в брызгах, как в морях,

И глубин не знали якоря.

 

2

Листья в солнце, словно в пудре – аппетитно!

А листы – в каракулях летаний.

Над уже знакомым ставлю титло, – 

чтоб вписалось новое в пергамент.

 

Нет плодов – зелёные ем листья.

Почерк исправляется, взрослея…

Но по-прежнему не замечаю истин 

под привычным. К новому хладею.

 

Но снимает дерзко титло ближний, 

пишет слово по-иному, звучно. 

И на нитку бусы счастья нижет.

Я ж стою в печали – мнимый лучник….

 

Долго я бродил в чужих краях, 

о своих не помня якорях.

 

3

Мир – как в яме симфонический оркестр – 

то мазурки, то хоралы, то сюиты. 

И гонцов флюидных мы окрест 

рассылаем из звучащей свиты.

 

Те встречаются в невидимом пространстве 

и сражаются, шья белые флажки. 

Мы ж несёмся по безлюдной трассе 

наших дней – кумиры и божки.

 

Звуки наши, в тишине сплетаясь, 

создают созвучий робкий хор.

Вновь ищу, средь чуждых нот петляя, 

свой неповторимейший аккорд…

 

Камертоном были якоря, 

в чистом роднике открыв моря…

 

4

Родник несёт в себе невинный 

стыдливость очертаний гор 

и тайну, что небесный горн 

заклял огнём. И лист оливы.

 

Родник я видел много раз, 

но я спешил к морям далёким. 

И возвращался одиноким, 

обветренным потоком фраз.

 

Томимый вековою жаждой 

в лесу плутал, как Данте я.

Ни флейты стон, ни вздохи банджо 

не приносили забытья…

 

Испил я звуки родника – 

родными стали берега.

 

5

Мельтешение скудных дней 

да скольжение в перспективу. 

Средь моих ненужных речей 

предпочтение – вокативу.

 

На гравюре души моей 

слишком много косых штрихов, 

образующих сноп теней 

из дрейфующих облаков.

 

Плоскость мира оставив грекам, 

я узрел чтО есть низ и верх.

И, объятый духом человека, 

бросив якоря, окончил бег…

 

Так, чтоб тень не пролила чернила, 

ты к зениту устремись, светило!

 

6

Идеалы все, видать, на небе 

звёздами потухшими лучатся.

Рыцари, покинув домочадцев, 

к ним стремятся, наполняя склепы.

 

Те, кто зрячи, может статься, слепы. 

Жизнь не радует, а радуют забавы. 

Не найти на страстный скач управы

даже и уздечкою от Феба.

 

Чувств моих доверчивые крылья 

копья разума к порогу пригвождают.

Годы... Всё земное станет пылью

А небесное на небе ожидают…

 

Ох, и странная судьба у корабля:

На земле и в небе якоря….

 

7

Легкий бриз. Акварель Моне.

Буйство красок и светотени.

И покоюсь я на волне – 

на прохладнейшей из постелей…

 

Шутит Моцарт и спит Сальери.

Захватил дыханье восторг!

Обхватив руками колени,  

в чаши глаз вливаю простор.

 

Я тебе не скажу ни слова, 

ведь слова – силуэты чувств…

… И покажется ночью громом 

под шагами неловкий хруст…

 

Поутру улыбнётся заря:

«В сердце девы его якоря»…

 

(1992)