Ронин

... и разруха вокруг. В деревнях ни души:

их разграбили в августе.

Пленных холмами

повели, словно стадо.

Он спешно хромает,

держа меч наготове, на "кладбище хижин".

И потёртый рукав неизменно дрожит.

И, он шепчет не ветру, но музыке:

"Ишь ты,

разыгралась! Откуда в ветрах столько музык?" -

и ложится послушать их прямо во ржи,

словно узник:

 

 

"Хоть верни век обратно, его не спасти..." -

господин был убит первым выстрелом в шею.

И с тех пор, каждый раз, слыша ласковый шелест,

он пытается вспомнить черты господина.

Ощущая зажатые зёрна в горсти,

вспоминает: как днём, зимний город покинув,

направляется прочь, словно мир покидая,

и вдруг шепчет невнятно, но с болью: "Прости..." -

и рыдает.

 

 

День спустя, он в провинции. В свете луны,

спит на сене (не видя ни мёртвых, ни пленных)

слыша только ручьи, что навязчивой пеной,

будоражат миры, с той неистовой злобой,

от которой темно.

Он бывает уныл

в дни, когда на полях собирается хлопок.

Он стремится к могиле, но шествует мимо,

зная только одно: здесь и солнце, увы, -

колесо перемен для незрячего мира...