Мыши сердца моего

Настанет час — все мыши сердца моего

на выход ринутся, закупорив аорту.

Вдруг промелькнёт перед глазами полустёртый

пейзаж, в котором божество ли, ведовство

явило мне обвал надёжных прежде стен —

глубокий дол,

гора, кряхтя, встаёт с колен,

земля дрожит, гора рычит, гора ревёт

и по спине её ручьём стекает пот.

 

Семян горчичных в животе горы не счесть,

ростки минута за минутой ранят кожу

и в мир выходят, чтобы души растревожить

доступной близостью чудес — благая весть,

что твой сорняк, легка, летуча, широка

и так ярка, что приносящая рука

в густой тени скрывает истинную масть —

не опереться, не прижаться, не упасть.

 

Палат родильных не придумано для гор —

гора не плачет, пусть излившаяся магма

ей жжёт ступни, и проступает пентаграмма

горящим контуром сквозь дьявольский узор.

Рассвет на части режет громовержный писк —

гора рождает мышь. Бледнеет лунный диск,

в новорождённом усомнившись естестве —

грядёт жара, взмывает ввысь благая весть,

 

и, ослеплённое бурлящим торжеством,

ярится солнце между падающих стен.

Гора, прошу тебя, не преклоняй колен,

иди за мной!

Но невозможность рвёт аорту —

и по ладони Бога, к свету распростёртой,

исходят мыши.

Мыши сердца моего.