Большое сердце

Большое сердце
основано на реальных событиях
 
Мираб Шамба был труслив и завистлив. От этого страдал сам и окружающие - не прямо, так косвенно. Все люди, в той или иной мере, испытывают чувство зависти и страха – но, если бы проводились соревнования на самого трусливого и завистливого в Абхазии, первенствовал бы Мираб. Такой это был человек. Никому не смотрел в глаза, был мрачен, постоянно чем-то недоволен, срывался на домашних, за что заработал кличку "Нелюдимый" и стойкую оппозицию со стороны своих близких. Жена с детьми выступали единым фронтом и глава семьи пасовал, страх обволакивал все тело и мужчина уменьшался в размерах, хотя то место, где должна быть талия и другая антропометрия не менялись. Однако что–то говорило Шамбе - это ещё не самое страшное, можно смириться и жить. Но вот сосед...
Гиви Данелия властвовал в его сердце, покоряя всё тщедушное тело Мираба и в конце – концов, результатом такого прессинга стал отчаянный поступок. Шамба взял и написал донос на Гиви (времена были такие - доносливые)– мол, советский труженик Данелия плохо отзывался о колхозе и далее в том же духе, в общем не сосед - а типичный вражеский элемент. К Гиви пришли днем, показали ему анонимный шедевр, взяли под белы ручки и увели(правильно, а куда еще уводят в таких случаях - спасибо, догадливый читатель за помощь). Замечу лишь,
что времена были не 37 год, поэтому состоялся открытый суд, где основным свидетелем выступала анонимка, но Гиви возьми и подтверди писульку - Да, говорил такое - факт, правильно написано.
Между прочим – Гиви был большой – очень большой мужчина – далеко за два метра. Широкая кость, плотные мышцы – природный племенной бугай – что там подкова – и две и три, если надо, если захочет, а чего мелочиться. И сердце такое же было – большое и бесстрашное. И характер прямой и твердый. Кулаки, как голова у Мираба. Последний на суд не пошел, а вдруг дознаются, начнут спрашивать и выяснится что к чему - глаза, они ведь зеркало - выдатут.
Судья зачитал приговор – 10 лет трудовых лагерей.
Зал притих, подсудимому слово – Гиви поднялся, улыбнулся широкой улыбкой, ВСЕМ - "Ну 10, так 10, я их как початок кукурузы – раз, и одни семечки останутся. (Сельчане помнили, что когда чистили кукурузу, после сбора урожая Гиви набирал початки в обе руки и перерамалывал их как мельница). Люди улыбались - ВСЕ, и жители села, и работники суда.
Почему-то верилось, что так и будет. - "А Мирабу передайте", - сказал напоследок Гиви, - "Пусть лучше сам помирает, по доброй воле". Мирабу передали. Через 6 лет, за хорошее и примерное поведение, а также за ударный труд, Гиви выпустили.
Шамбу эта новость застала на улице. Жена с детьми уехали в Сочи к родственникам и должны были вернуться на следующий день. Ай-яй-яй. Один. Мираб зашел в дом и, не разуваясь, упал на постель. Тяжелые предчувствия одолевали его. Все эти 6 лет Мираб жил в страхе, постоянно думая про себя, где-то в подсознании, что лучше самому умирать, чем дожидаться прихода соседа – у-ххх. Кто-то постучал, старые деревянные полы заскрипели – так уважительно полы встречали только одного человека. Гиви подошел к кровати Мираба уже со стулом, присел. – Ну что, сам помирать будешь, или тебе помочь. Мираб молчал. Его уже начинало колотить. Сердце бешено билось.
- Ладно, подожду - сказал Гиви, - мне спешить некуда. Шесть лет ждал и еще немного подожду. К вечеру Мираб умер. Умер от страха. Сердце не выдержало такой нагрузки и успокоилось, Наконец-то, навсегда. Все, всё понимали, поэтому никто ничего не сказал и никто не возмутился.
А что Гиви, а всем рассказывал, как жил в лагере, как плохо там относились к людям, за что его опять пригласили в суд, снова дали 10 лет, на что великан с прежней невозмутимостью – Да что мне эти 10 лет – я их, как початок кукурузы – раз и уже дома. Гиви отсидел новый срок полностью - все 10 лет и вернулся домой.
Такой это был человек. Настоящий. Сейчас таких мало - нет, крупных хватает, но чтобы такое сердце… то ли климат поменялся, то ли система, как неугодных,
всех извела – поди, разбери. Некоторые скажут - дурак был этот Гиви, нехитрый, неприспособленный, не гибкий. А я так скажу - человек он был. От земли человек. Крепкий и настоящий. Дай Бог всем нам, мужчинам, такими быть. И семью любил по-настоящему, и работал с наслаждением, и люди его уважали, и умер один только раз - спокойно от старости, когда пора пришла умирать.
А о Мирабе никто и не вспоминает, разве что в связи с Гиви, да я вот, в рассказе, мельком зацепил, и пусть земля ему будет пухом.