Потомки

Он взял дуэльный пистолет рукой в перчатке тонкой

И с любопытством произнёс, скрывая боль и грусть:

«Эх, мне бы хоть на пять минут в грядущее, к потомкам…

А вдруг, они мои стихи читают наизусть?».

 

Он растворился в пустоте мгновенно, без прелюдий,

И очутился через миг среди кабачной мглы.

Он был невыразимо рад – его узнали люди!

Кричали: «Пушкину виват!» и звали за столы:

 

«А ну, Сергеич, к нам давай – отведай пищи нашей!

Небось, неведомо тебе, какой у чипсов вкус!

А это правда, что Дантес имел твою Наташу?

Ну, ты, Санёк, в натуре, лох – обул тебя француз!

 

Сергеич, пушку убери – чего ты размахался?

Дуэли кончились – не те сегодня времена.

В текущем веке пацанов не трогают за хамство,

Да и за худшие дела не мочат ни хрена.

 

Но если силы нет терпеть зарвавшуюся суку,

Не надо вызовы бросать и тратить нервы зря –

На надлежащий счёт внеси условленную сумму,

И исполнитель в нужный час завалит упыря.

 

Давай, Сергеич, не канючь, не мучай криком глотку.

Измену бабы пережить, конечно, нелегко,

Но лучше сядь, возьми стакан и выпей с нами водки –

Она и крепче, и вкусней смешной «Вдовы Клико».

 

Сейчас махнем ещё по сто, дойдём до караоке

И на два голоса споём шансон «Горят огни».

Я, помню, в школе проходил про парус одинокий.

Чего? Про парус – не твоё? Да ладно, не гони!

 

Вот ты живёшь в своём мирке, а смысла никакого –

Не депутат, не бизнесмен, не вор, не генерал.

Ну, написал десяток книг, больших и бестолковых.

Но что же ты не сочинил «Владимирский централ»?

 

Алё, Сергеич, ты куда? Ушел. Смотри-ка, гордый…

А в общем, Пушкин как пацан не значит ничего:

Рогатый муж, плохой стрелок, лохматый, черномордый,

Да и поэт ни то, ни сё: про парус – не его».

 

***

Он снова встал на рыхлый снег в лесу у Чёрной речки,

Подняв усталые глаза к белёсым небесам.

Потом сказал: «Прости, Дантес. К чему пустые речи?

Мы сожалели не о том». И застрелился сам.