Незамеченный апокалипсис
Какой сегодня солнечный и тихий день,
Как будто мир задумался о прошлом.
И душу охватила благостная лень
И растворилась в сердце заполошном.
Раздумья ранней осени пленили мир,
В них скрыта грусть – немая невидимка.
И тишина над Волгой - чудный эликсир,
И так прекрасна каждая травинка.
Деревья смотрят на себя в речную гладь,
Их осень украшает позолотой.
Им жаль, что красоту придется скоро снять,
Отдать земле с щемящей неохотой.
И небо в зеркало воды сейчас глядит,
Голубизной своею восхищаясь.
И белохвост орлан вновь в вышине парит,
Добычу высмотреть свою стараясь.
А я рыбачу, наслаждаясь красотой,
И предаюсь осенним размышленьям.
Дышу целительной небесной синевой -
Я брат сейчас и птицам, и растеньям.
Как очень здорово вдруг невзначай понять,
Что ведь бесценна каждая травинка.
Что запасной красы вот этой негде взять,
И ты ее вторая половинка.
И ощутить свою причастность ко всему,
Что в этом мире вечном происходит.
Но вот порою, братцы, в толк я не возьму,
Что нас до сумасшествия доводит.
За островом послышался вдруг мерный гул,
Прошла минута – яхта показалась.
На ней веселья пьяного царил разгул,
Компания по полной развлекалась.
Что необычного, да вроде как всегда.
Народ у нас умеет веселиться.
Вот только лишку допускает иногда,
Чтоб уж до вакханалии допиться.
Кутеж солидный, да и яхта хороша,
И женщины с мужчинами смеются.
Ух! Широка же ты, россейская душа,
Тебе любые крепости сдаются.
Вполне возможно, я б на них не обратил
Такого уж изрядного вниманья.
Но зычный крик меня вдруг враз насторожил:
«Серега, у нас с птичками свиданье.
Быстрей за ружьями в каюту, ну бегом!
На ужин будет дичь у нас в достатке.
Ну, Серж, не подведи, коньяк допьешь потом,
Я ж лебедя не грохну из рогатки».
Я посмотрел туда, куда смотрел толстяк -
Навстречу яхте лебеди летели.
Совсем невысоко их в небе вел вожак,
Ну, а на яхте страсти все кипели.
«Ты что копаешься, быстрей ружье давай,
Они совсем уж близко подлетают.
С меня бери пример, ну, зема, заряжай,
Я покажу, как мастера стреляют».
«Послушай, Влад, нельзя же их стрелять,
Ведь лебедь-то шипун - он в книге Красной.
Нас могут враз за них реально наказать,
Идею эту счел бы я напрасной».
«Земель, ты что тупишь, на книгу мне плевать,
Здесь я сейчас закон – запомни это, друже.
И кто ж меня, скажи, посмеет наказать?
Попробует пускай – всерьез затужит.
Ну, хватит нюни здесь при дамах распускать,
Наш ужин экзотичный подлетает.
А значит, нужно дробью птичек приласкать,
Адреналин в крови-то нарастает».
Он вскинул карабин и выстрел прозвучал.
Да, лебеди летели слишком низко.
Вожак, сраженный, первым на волну упал
Совсем от белоснежной яхты близко.
Толстяк стрелял, смеясь в азартном кураже.
Конечно, мастерски и очень быстро.
Девятый лебедь в воду падает уже…
Толстяк: «Вот так работать нужно чисто».
Десятый лебедь вдруг рванулся резко ввысь
И в сторону, он к берегу стремился.
«Каков негодник, ну, смотри не ошибись,
Никто ведь от меня еще не скрылся».
До берега ему уже совсем чуть-чуть,
Но зло его уже на мушку взяло.
«Ну и дурашка – это твой последний путь!»
И тишину ружье опять взорвало.
Невидимый металл пронзил его уже
И душу с этой жизнью разлучает.
Он из последних сил, в последнем вираже
К кустам прибрежным все же долетает.
И падает в траву - бессильный чуть живой,
И кровь из ран горячая сочится.
Теперь он разлучен навечно с синевой,
И крыльям больше уж не распрямиться.
Я подошел к нему, на корточки присел.
В его глазах не видел я укора.
На белоснежных перьях раны след алел,
Как символ человечьего позора.
Он на меня смотрел, и мир в его глазах
Заканчивал свое существованье.
Он думал лишь сейчас о синих небесах,
Обители извечного скитанья.
Еще минута - и душа его ушла,
А может, отлетела в мир блаженный.
И там себе приют таинственный нашла -
Прекрасный, недоступный, сокровенный.
Смотрел я долго уходящей яхте вслед.
Гулянка там все так же продолжалась.
Наверно, у стрелка души и вовсе нет,
Неведома ему простая жалость.
Не остановишь время – вечер наступил,
Разжег костер я, чтобы обогреться.
Дневной расстрел из головы не выходил:
Куда от мыслей невеселых деться.
Я видел белоснежных ангелов полет,
Над волнами летящих тихо-тихо.
И то, как их металл смертельный бьет и бьет
По прихоти отъявленного психа.
Вновь небо звездами украсило себя,
Им можно бесконечно восхищаться.
Любуюсь пляской неуемного огня,
Что любит с темнотой всегда сражаться.
Звезду Проксиму я на небе отыскал,
Всех ближе она к Солнечной системе.
Четыре года световых, путь к ней не мал,
Понятна безнадежность данной темы.
До самой дальней из галактик нам лететь -
Совсем уж запредельный показатель.
И это то, что мы лишь можем обозреть,
Что нам позволил видеть наш создатель.
Ну что для нас там тридцать миллиардов лет!
Но лет-то световых, а не обычных.
Представить эту грандиозность - силы нет,
Рабы стереотипов мы привычных.
А если бы наш мозг представить это мог,
Мы б всю свою ничтожность осознали
Перед пространством, где нет столбовых дорог,
А есть лишь нескончаемые дали.
И от гордыни не осталось бы следа,
Что нам мешает мыслить адекватно.
Ведь наши знания о мире – ерунда!
Пока нам ничего в нем непонятно.
Слова Сократа актуальны как всегда –
«Я знаю то, что ничего не знаю».
Нас чувство меры покидает иногда,
И совесть вдруг не шепчет – покараю.
Мы как каратели относимся к Земле,
Как будто нам приказ такой отдали.
Мы на космическом несемся корабле
В безмерные неведомые дали.
Ведь ей подобной мы не видели пока,
А может быть, второй такой и нету.
Мы часто на природу смотрим свысока,
Стараясь в свалку превратить планету.
Семь миллиардов нас на шарике земном,
И каждый хочет счастья и достатка.
Как же должны беречь мы все наш отчий дом,
Чтоб избежать агонию упадка.
Увы! Мы, люди, схожи кое с чем другим -
Мы раковые клетки организма.
Мы - существо Природы скоро сокрушим,
Мы с вами все герои катаклизма.
Но в чем же смысл всего того, что было до -
До самоликвидации текущей?
Как тут не вспомнить кодекс чести Бусидо,
Где много слов о смерти вездесущей.
Она незримо за регламентом следит
Присутствия всех нас на этом свете,
И гарантированно всех нас посетит,
И просьбы о пощаде не заметит.
И каждый день нам нужно смыслом наполнять,
Как будто бы она в затылок дышит.
И многое успеть, и многое понять,
Пока смерть приговор свой не подпишет.
И за то время, что отмеряно судьбой,
Успеть бы этим миром восхититься.
Ведь неизвестно, чем нас встретит мир иной,
Откуда невозможно возвратиться.
Не мы ж придумали всю эту красоту,
Что ж на нее мы руку поднимаем?
И с совестью поговорить начистоту
Исправно год за годом забываем.
Так думал я, глядя на звездные миры,
В костре потрескивали сучья ивы.
Он ждал, когда я брошу новые дары.
Ах! Как же танцы пламени игривы!
Глядит внимательно на пламя пес Дружок,
Хозяина он верно охраняет.
Он теребит зубами сумки ремешок,
Меня он с полувзгляда понимает.
Сон незаметно овладел моим умом
И день ушедший вновь ко мне вернулся.
И этот берег мне, конечно же, знаком -
Я Волге величавой улыбнулся.
И неба синева меня вдруг позвала,
Я голову поднял и изумился.
Там, в небе, вереница лебедей плыла,
Вожак ко мне степенно обратился:
- Бросай свои дела, айда за нами в путь,
Что может быть прекраснее полета?!
Душе твоей давно так нужно отдохнуть,
На ней так много скорбного налета.
Отсюда, с высоты, увидишь ты сейчас
Всю красоту загадочной планеты.
И ты поймешь тогда, что ты - один из нас,
И многие в душе найдешь ответы.
Наполнен суетой ваш человечий век,
А в чем же смысл жизни настоящий?
А ты возьми, представь, что ты не человек,
А ангел над планетою парящий!
