ТРИ ДРУГА
ТРИ ДРУГА
/Рассказ/
Жили три друга в одном дворе.
Петя учился — в шестом на «тройки», любил смотреть и гонять футбол, а ещё больше — ремонтировать мопеды. Это, чтобы давали покататься, ибо своего у него не было. И вскоре в такого «механика» превратился, что каждый день его видели несущемся на чьём-нибудь мопеде.
Антон учился — в пятом на «пятёрки», решал задачки Пете, чтоб тот и его покатал; выигрывал в шахматы у десятиклассников, а однажды и у учителя математики, которому школьная братва после этого сменила кличку «Фраер» на «Гриша тупой».
Федя, третий из друзей, учился в параллельном шестом второй год с переменным успехом. Дело в том, что он учил только те уроки, какие не выучил в прошлом году и даже составил соответствующий график посещения занятий, что шло вразрез с педагогикой. Если всё шло по гафику, то стабильно шли «четвёрки» с малой долей «пятёрок» и «троек», а вот когда происходили сбои с графиком и всевозможные накладки, то — шли «тройки», «двойки» и «единицы». Про отметку по поведению история отмалчивается, но, говорят, это был тихий, упрямый и обидчивый мальчик.
У Феди были «золотые» руки. С тех пор, как он, учась в четвёртом классе, скрутил детекторный радиоприёмник, и тот по-настоящему заговорил в наушнике, Федя решил: занятия в школе не главное, главное
узнать как же работает детекторный приёмник без батарейки. И он читал, и спрашивал, и в конце концов, к моменту повествования, уже ремонтировал людям со всей округи: телевизоры, машинки швейные и стиральные.
Фёдор являлся официальным лидером тройки. Помогал Пете с ремонтом мопедов, когда тот «зашивался» или « не допетривал». Защищал Антошку от обнаглевших лоботрясов, но мог и тому и другому дать по подзатыльнику «за дело» и прочитать длинную нотацию «как надо поступать» и всё это в такой манере, будто бы был раза в два старше.
Прошло много лет...
Антон Павлович стал академиком по инфраструктурам, пристроил Петра Сазоновича, по случаю затяжной вакансии, на неполную неделю читать заочникам «Теорию ДВС».
А Фёдор Фёдорович стал алкоголиком.
Друзья периодически, раз в два-три года, собирались вместе. Встречи происходили при разных декорациях, но по схожим сценариям. Антон Павлович с Петром Сазоновичем дуэтом уговаривали Фёдора Фёдоровича бросить пить с сегодняшнего дня, а тот возмущался: «Что за встреча «на сухую!?»», - и принимал невыносимо скучный вид. Тогда Пётр Сазонович брал у Антона Павловича «полтинник» и бежал на край города в неброский магазин за спиртным. Тем временем окрылённый Фёдор Фёдорович лихо наводил порядок на своей кухне. Вскоре «тройка» восседала за импровизированным столом.
Первым делом Фёдор Фёдорович наливал себе полстакана коньяку- штрафную, как он объяснял: «для разговору и за то, что долго не приезжали, а он, ить-стать, и нашёл бы денег на билет к ним съездить, ан выходного костюма нету, самогонщица-Тоська сломбардила.
Как и в детстве, разговором руководил Федя:
«Антошкка, ты вот тоже, ведь, пьёшь!»
«Но так это — экстраординарная ситуация»,- парировал тот.
«Что ты там мелешь про «Экстру»? Нету её и не появится уж. Надо же столько деньжищ на «звёзды» ухлопать, а клопами воняет! Та, что от клопов, ить, лучше на вкус и — 18 копеек! Всё равно и ты сопьёшься, Антон, и никаким тебя президентом академики не изберут и с корреспондентов выгонют, и будем мы с тобой, друг, опять в одном дворе жить, твою академическую заначку пропивать, ха-ха-ха. А если не хватит, я тебе столько шабашек найду — контрольные и курсовые заочникам делать, четвертак штука! Да вон и Петька к тебе студентов направлять будет, табунами! Ха-ха, верно, Петя, не оставишь же ты друга на «бормотухе», он, ить, к коньяку привычный!» - вошёл в раж Фёдор Фёдорович, поскольку только сейчас почувствовалсебя нормально, словно поднялся из некой потенциальной ямы до нулевой отметки. Пётр Сазонович поддержал чёрный юмор сотоварища.
Тем, собственно, притягательны и необходимы были эти встречи, что по-настоящему расковывали, ранги не существовали. Ощущалась некая победа над временем с возвращением к прошлому, изначальному. И на фоне назойливого настоящего с непреложными законами жизни казалось, как в юности: всё, всё можно изменить, поправить.
«Нет, Федя, после первой же сессии меня тоже бы спровадили в наш старенький дворик»,- продолжил Пётр Сазонович.
«И отлично! - энергично жестикулируя, не потерялся Фёдор Фёдорович, - я тебя на такое фартовое место устрою - станцию техобслуживания «Жигулей» - во деньгу зашибать будешь, не то, что сейчас! Да если б ещё не студенческие дотации, ты давно бы «ласты» протянул! А ты, вот что. Заложи там, в институте, программку для ЭВМ со своими данными всеми, только правдивую! И она тебе огромными буквами отшлёпает: «Бросай не своё дело и возвращайся, Пётр Сазонович, ха-ха-ха!»
«Фёдор Фёдорович»,- погасив улыбку, вступил в разговор академик»,-ты бы, наоборот, поступил бы к Петру на заочное. Практику знаешь, подгонишь теорию, глядишь, учёба и отведёт гипноз «змия зелёного»». «Эх, ты, Антон Павлович,- сокрушался тот,- «во-первых, мне у Петьки научиться нечему, во-вторых, давай, наливай, не стесняйся. Эта заочная учёба ничего никому не даёт, и учатся там скороспелые начальнички. Ишь, образования ещё нет, а он — в начальники! Поскорей бы ему кресло вмять, да в портфель вцепиться».
«Ну, а что это ты, Федя, меня назад переселил? Не спился же до сих пор, значит и не сопьюсь»,- подал утерянную нить рассуждений Антон Павлович.
«Как есть сопьёшься, рано или поздно. Не ты первый, не ты — последний. Вон, читал, в каком-то учёном городке уже вторую школу строят для детишек их дебильных. Горазды пить учёные! А почему и я тебе расскажу. Махонькую-премахонькую звёздочку нашёл — банкет. Доказал, что в диссертации у Сидорова всё правильно, только наоборот — защитился. И у Сидорова звание осталось, и у этого теперь есть, опять — банкет. А ты вот? Сегодня пьёшь, Дни Рождения: свои, жены, тещи и детей, друзей, сватов пьёшь? Пьёшь! А в праздники лекции читаешь? Пьяным студентам, штоль? Тоже потребляешь. А если тёща помрёт, али я нагряну — тоже не отвертишься! Ты там, в академии, тоже составь программку, такую: в голове у нас 14, а может 100 миллиардов неронов». «Нерон был один»,- перебил его Пётр Сазонович. «Вот этих самых, нервных клеток, 100 миллиардов подели на количество выпивок за всю жизнь, умноженное на 10 тысяч и полученное отними опять от 100 миллиардов». «Ну и что будет означать результат?» - поинтересовался академик. «А просто узнаешь: сколько этих, нервных клеток у тебя в мозгу осталось. Остальные погибли и не восстанавливаются. Вот как сейчас, армиями гибнут в клоповнике», - поучал алкоголик, ибо больной всё знает про свою болезнь. «А у тебя самого-то сколько осталось, посчитал?» - съязвил Петя. «Ха-ха, у меня-то? А ничего не осталось, один гипофиз только, наверное. Зато голова ни об чём не болит. Дураки вы, не разбираетесь в философии жизни. Нельзя насильно в голову что-то запихивать, то что нужно - само влезет. Вот я - всё интересное мне знаю, как работает, как починить. Да лучше бы мне привезли тот винт с подлодки, что потом японскими фрезерами шкрябали, золото отваливали, а американцы их за то — стёрли в порошок. Я бы напильничком такой бесшумный профиль выточил, что пусть, родненькая, в любой порт НАТО заходит — никто и не всполошится! А то, ишь! - начал уже орать «в сердцах» пьяный Фёдор Фёдорович, - островитяне-боригены на нас как, мол, отстали навсегда, да я им отсюда такое цунами пригоню!»- слезливо захлебнулся от обиды за державу великий мастер.
«Успокойся, Фёдор»,- наперебой забеспокоились друзья. «Это у тебя алкогольная чувствительность»,- констатировал Пётр Сазонович. «Не алкогольная, а природная. Природно-алкогольная, если уж так»,- пришёл в себя радетель за всю страну. «А ты, Петька, мне не указ! Сам в вытрезвителе побывал в прошлом году. «Да-к, то меня студенты-варвары сдали. Напоили в ресторане и сдали. Страшный народ заочники: то каверзные вопросы задают: «Как им полиному на практике применить?», то силком в ресторан волокут. Озлился я, ставлю всем подряд «уды», всё равно к тому идёт - «каждому рабочему высшее образование»,- безнадёжно махнул рукой знаток ДВС.
«Ходил я,- взял опять инициативу в разговоре хозяин кухни, - ходил к наркологу. Мне тогда серьёзную работу предлагали в экспериментальном цеху одного НИИ, решися было вылечиться. Пришёл первый раз на приём, а он вытаращился на меня, ако удав, словно силится определить: шизик я, али параноик. И, причём, одним глазом смотрит поверх очков, а другим — из-под! Э-э, думаю, такой вылечит! И - махом всю литературу по алкоголизму проштудировал. Так оказывается, сия болезнь-то не лечится! У женщин — 100% бесполезности, у мужчин — 90. Малые проценты — это те, кого сильно трухануло: инфаркт — второй, инсульт — обширный, цирроз — финал. Те ребята и воздерживаются от сознания «хоть чуть-чуть — так сразу». А кто не чувствует каюка назавтра, тот и после пятого «лечения» потребляет. Прилипчивая, то бишь, зараза. Это, знаете ли, какой-то прожектёр от науки запустил наверх дезо, мол, можно отучить народ от рюмки, даже если сильно и приучили. Но сей процесс попятную не терпит — только вперёд, раз уж начали! Другое дело молодёжь не приучать, да грошовую стипендию за «Солнцедар» не выманивать. А пьющее поколение таким и останется, пока не вымрет. Вот тогда пусть и ставят галочку: победили змия вмете с поколением...
А то затеяли с «бухты барахты» антиалкогольную кампанию! Во истину народ наш компанейский, а начальство кампании любит. Сахар пропал! Да неужели сразу нельзя было догадаться, что менее важное на более переделает народ, который никогда не ошибается и всегда прав?! А всё от искусственного дисбаланса в рационе. Теперь сидят и ждут пока: хлебу подходить не на чём станет, томат пропадёт, сиропы с конфетами, и возникнет НПК (народно-производственный комплекс, то бишь). Я уже не говорю, что ни растереться, ни клопов с тараканами потравить будет нечем, сами травимся и «наружное» во внутрь принимаем! Армию содержать не за что, а самогонщики во главе с Тоськой мультерами становятся!»
«Да, Фёдор, озадачил ты меня»,- серьёзно произнёс академик. «Выходит с твоей колокольни виднее... Но что-то срочно необходимо предпринимать! Изучается же эта проблема в соответствующих НИИ?!»
«Вы меня лучше послушайте, - перебил знаток сущи жизни, Фёдор Фёдорович,- У меня по этой части образование повыше вашего».
«Так вот. Оказывается французы-то нас перепили! Никак даже и не верится. Хотя, собственно, у них, говорят, стакан вина дешевле минеральной. Вот бы по Монмарту с «троячком» прошвырнуться!
И вот, значит, весь мир пьёт и врачи те же: хирург от неверности руки, терапевт — дабы от мнительности и суеверства избавиться при диагностировании, психиатр — чтоб инициативу пациенту не уступать, только у нас «выпить» называется, а у них - «транквилизироваться». И никто фундаментально проблемой алкоголизма не занимался.
Тем временем случайно во Франции, поскольку там и на работе «разрешается», заметили на одном химзаводе: кто пьяный, али с похмелья, тому в цеху дурно. Стали то вещество давать нюхать всем пьяным — одно и то же — дурно. Сляпали с того вещества таблетки «Тетурам» и дают теперь людям, чтоб «не пили». А оказалось у нас, у каждого, по 2000 ферментов. И этот чёртов «Тетурам» вмешивается в ихнюю гармонию и гробит организм так, как и врагу не пожелаешь: всё что на спирту (хоть соус с винцом) — для тебя яд! Этил искалеченными ферментами переводится в формалин, тот застреёт в организме и душит его до смерти. Нарколог говорит, мол, это кажущаяся смерть. А как определишь: кажется тебе, али на самом деле помираешь?
Ну, вот, усвоил я себе накрепко: не дам вмешиваться в мою внутреннюю гармонию, но очистку организма пользительно сделать. Прихожу опять к очкастому и говорю: «На всё согласный». Тот и начал проводить курс. А как через две недели провели очистку, я и сгинул, пока тетурамом не угробили. Помню год после не пил оттого, что самочувствие замечательное имел. Так можно было бы жить: когда невмоготу — пошёл и очистку сделал. А то теперь к очкастому не сунься, вмиг курс продолжит, тетурамом потчевать по 10 таблеток враз».
«А что ж ты после того года вновь начал?»- душевно поинтересовался Антон Павлович.
«А от того,- выпив очередную порцию коньяка, отвечал фёдор Фёдорович,- чувствительный дюже я. Всё, ведь, кругом не так, как следовало быть и не переделаешь...» Он опять всхлипнул и начал ниже оседать — набрался.
Друзья снесли его одетым на диван, убрали со стола и поставили полбутылки коньяка в шкафчик опохмелиться назавтра Феде и вышли, захлопнув дверь.
Антон Павлович и Пётр Сазонович шли в сторону гостиницы и молчали, думая, каждый по-своему, об одном: как же помочь другу? Затем последовали сокрушительные фразы, говоримые и после предыдущих встречь, мол, погибает друг детства, умница, мастер-золотые руки.
Вдруг, Антон Павлович оживился: «На сколько я понимаю его теперешнее положение, ему нужен положительный стресс».
«Ну, а как мы можем создать ему этот стресс? Никакие доводы и уговоры на него уже не действуют,-» спросил Пётр Сазонович.
«Видишь ли, Петя, нужно как-то сделать, чтобы все его, вдруг, зауважали. Не постепенно, а именно вдруг, так, сразу. Вчера как к алкоголику относились, хоть взглядом, но унижали, а назавтра стали искренне уважать, глаза завистливы...» - мечтательно протянул последнее слово академик.
Хм, завистливые... Что ж клад ему найти нужно, что ли? - пессимистично хмыкнул собеседник.
Гениально! - прокричал в ночной тиши Антон Павлович и, спохватившись, уже тише, но увлечённо, продолжил. - Да, ему нужен клад! Клад-то по частям спустить может, а вот нечто неделимое, крупное, с которым невозможно было бы расстаться... Ты знаешь, по моим расчётам это ГАЗ-24. А что, деньги у меня есть, лишние, а тут друг детства пропадает.
- Такой жертвы, или подачки, не знаю как он окрестит, но не примет,- отпарировал знаток ДВС.
- О, здесь проще! Труднее было додуматься: что же нужно, дабы помогло. Можно ему подсунуть выигрышный лотерейный билет. Психологический анализ показывает: мужик он не глупый, нас вон учит, и поймёт, что такое бывает раз в жизни и не у всех. И не упустит своего шанса. Тут тебе всеобщие и уважение, и зависть, да ещё какая! Будут говорить: «И вправду, везёт дуракам и пьяницам».
- Где же мы возьмём билет-то выигрышный? А подсунем как? В пиджак, что ли? У него его опять могут сломбардить вместе с «Волгой». Да и никогда он лотерейные не покупает и на сдачу не берёт, - недоумевал преподаватель политеха.
- Ради святого дела можно сделать так, - сосредоточенно начал Антон Павлович, - Мобилизуем всех своих знакомых, а те, в свою очередь, своих, до тех пор, пока во всех крупных сберкассах не будут согласны держать для нас в течение трёх-четырёх часов выигрышный билет, который кто-то сдаст для получения выигрыша деньгами. Есть такие, не спорь! И вот, деньги счастливчику касса выплачивает, а билетик не трогают: не штампуют там, не прокалывают — чистенький лежит. Находят по телефону меня, я быстренько домой, беру приготовленную сумму, вношу, а билетик забираю и — всё, резюмировал академик.
- Нет не всё! - возразил оппонент, - ты знаешь сколько за такой билетик — так как выигрыш не конфискуется — на Юге дают? 50 тысяч! И чтоб упредить спекуляцию в особо крупных размерах, в сберкассах ОБХСС устроило тысяча и одно препятствие этому. Чистый криминал! Да нас с тобой посадят! Федькиной житухе свободной ещё завидовать будем! - в сердцах заключил Пётр Сазонович.
- Не мечи бисер, Петя, не свиньи пред тобою! Сказано и высоко: то, что законом не запрещено — то разрешено. Спекулировать запрещено, а мы и не спекулируем, наоборот, свои денежки вкладываем, где ж тут корысть? Слава Богу, на каждой такой машине завод 10 тысяч рублей прибыли имеет, - урезонивал его специалист по инфраструктурам, - Ну, хватит! Это я беру на себя, а ты возьмись — дарю идею — за приёмщицу посуды федькину.
Сказано — сделано.
Ровно через два месяца после этого разговора Фёдор Фёдорович, на финише неведомого ему пути к счастью, утром встал, как водится, в половине десятого. Как он субъективно считал, начавшийся день был, наоборот, наиболее несчастливым. Бренное тело пребывало в ужаснейшем состоянии: болело всё, и на этом болевом фоне с дрожью в мышцах непостижимым образом ещё больше болели пальцы на правой руке.
- Это вчера, когда Ванька-»Фармацевт» раскалил до бела на газе пятак и хотел его уже бросать в стакан с одеколоном (для отбития ароматов и вредности пущей), его повело, и он чуть не опрокинул весь цимус. А я хотел стакан поддержать, ан за пятак схватился, стал смутно припоминать вчерашнее алкоголик.
Он встал, как был: помятый, не побритый, неумытый и засеменил во двор. Там дожидался его мешок с порожними бутылками в сарае. Нужно было поскорее их сдать, да чем-то опохмелиться пока не стало ещё хуже и ноги не перестали слушаться. Должны были дружки — Фармацевт и Зуб — притащиться с кондрашкой. Те не в состоянии что-нибудь достать, пока не опохмелятся.
У посудного ларька была одна бабка, и пока Фёдор Фёдорович доскрипел своей тачкой, ушла. Приёмщица Варька, как всегда, приняла суровый вид при виде его.
- Тридцать пять штук, пять бракованные, итого тебе четыре пятьдесят. Есть пятьдесят копеек? Господи, у кого я спрашиваю? На вот, четыре рубля и лотерейку. Может бритву выиграешь, да побреешься, - съязвила Варька.
- Ох, и стерва ты, Варька! И так по пятнадцать копеек принимаешь, половину выбраковуешь зря, да ещё навязываешь мне эту дрянь, - без особой энергии обругал её Фёдор Фёдорович.
- Ишь ты, поди ж ты! - начала набирать обороты Варька, - Даром мыть твои бутылки, да этикетки отколупывать! А за лотереи у меня тоже не спрашивают — всучили три пачки, хошь - сама бери! Хорошо ещё ДОСААФовские.
В таком состоянии Фёдор Фёдорович не мог переносить её крика и побрёл домой.
В его кухне сидел Бочур, на столе стояла 0,8 вина целая, нераспечатанная.
- Опять жинка с дому спровадила, пришёл проситься пожить и магарыч принёс, догадался хозяин кухни, стоя на пороге.
Выпили в полной тишине и быстро. Закусили хлебом и, макая в соль, луком. Минут через пять откуда-то снаружи начала в организм вселяться жизнь, появился позыв к какой-то деятельности, хотя бы поболтать.
- Что, мочало начинай сначала? Сколько, Бочур, говорил тебе: бросай или водку, или жинку, а ты всё совмещать пытаешься! Доэкспериментируешься — выдаст она тебя самого замуж за парня непьющего, чай жующего, ха-ха-ха! Да ладно, поживи... А у меня только что Варька полнинник насунула, лотерейку всунула, пройдоха,- закончил хозяин прибежища.
- Федь, а ты её проверь, може какой самовар выиграем, да как засамоварим сегодня! Как раз таблица в газете, в которой я «пузырь» приволок, - предложил корешок.
- На, сам проверяй, если ещё играешь в азартные игры с государством, там же сплошное «зеро»! - отдал ему хозяин билет.
Тем не менее Вася стал треснутым ногтём водить по строчкам. Потом остановился, как-то громко засопел и снова стал водить сверху вниз. И, вдруг, неожиданно как заорёт: «Федя! Век свободы не видать - «Волжанка»»!!!
Э П И Л О Г
Да-к вот, соседи рассказывали, сами удивляясь тому, что говорили, на столько это было невероятно, но всё же было, будто Фёдор Фёдорович стал резко, без всяких переходов совершенно другим человеком. Ни по внешности, ни по разговору, ни по делам теперешним и отдалённо нельзя было предположить в нём того, прошлого человека.
«Ходит всё, бархоткой свою «Волгу» протирает, хотя она и так глаза слепит; проедется недалеко и опять поставит...»
А друзья его признавались: что если бы не Фёдор Фёдорович, то Пётр Сазонович кандидатскую не защитил бы, а Антон Павлович Государственной Премии не удостоился. Помог он им какие-то действующие модели сделать своими РУКАМИ ЗОЛОТЫМИ.
