9. 10-11: §10."Эротика школьной поры". §11."Предположения о существовании половой жизни в школе". Глава девятая: "Школа". Из книги "Миссия: Вспомнить Всё!"

Глава девятая "Школа"

 

 

 

§10. Эротика школьной поры

 

 

Уроки у меня заканчивались в девятом классе, когда мы перешли на график первой смены, в первом часу дня.

Воспользовавшись этим, я тайком от родителей встречался у себя дома с одной из учениц параллельного класса.

 

Она приходила ко мне часа в 2 дня. До пяти часов вечера, когда первой домой приходила с работы мать, мы занимались эротикой.

 

Она полностью раздевалась, ложилась на кровать поверх одеяла и принимала мои ласки в виде поглаживаний.

Ей было приятно видеть непередаваемое восхищение в моих горящих глазах, а я удовлетворял свой физиологический интерес разглядыванием молодого спелого девичьего тела.

 

Так не могло долго продолжаться, желание начинало пересиливать нашу договорённость о том, что до секса не дойдёт. Но она всем своим видом показывала, что зорко бережёт свою девственность до свадьбы. И ситуацию способна трезво регулировать.

Когда мне становилось трудно сдерживать порыв, я ложился на неё и тёрся вздыбленным членом сквозь спортивные штаны. Она жёстко контролировала мои движения, не допуская коварного проникновения вглубь себя.

 

Однажды её любопытство всё-таки зашкалило и она кротко попросила обнажить и показать ей мой возбуждённый орган.

Я в ответ на это нескромное предложение сказал, что сделаю это только в том случае, если она разрешит войти в неё.

Обещал, что детей от меня не будет, потому что я только немного повожу членом туда-сюда внутри её влагалища.

 

Она сразу передумала, испугавшись того, что я обману.

Я дико рассердился, но настаивать на своём предложении не стал.

 

Как-то раз мама пришла с работы неожиданно рано, часа в четыре, когда наша процедура разглядывания и поглаживания была в самом разгаре.

Услышав, как мамин ключ поворачивается в замочной скважине я шепнул подружке, чтобы она немедленно шмыгнула в туалет. Та до конца не поняла моей идеи и рванула туда, оставив всю свою одежду у меня в комнате.

 

Мать, войдя ко мне в комнату, моментально сфотографировала намётанным глазом измятую постель и разбросанную дамскую одежду, в том числе подозрительно белеющие трусики и бюстгалтер.

Моя родительница — не дура, сразу всё поняла и стала искать партнёршу своего сына.

«Где она?» — пытливо и строго спросила мама.

«Она сейчас придёт. Просто она... в туалете» — густо покраснев, робко промямлил я.

 

Мать немедля прошла в туалет, который моя недогадливая дурочка даже не догадалась закрыть изнутри на защёлку или шпингалет.

Солидная Раиса Павловна застала её сидящей на унитазе поверх его крышки совершенно голой.

«А ну-ка вон отсюда!» — грозно-брезгливо рыкнула мать, и дева резво метнулась одеваться.

 

Больше эту деву-«динамистку» я не приглашал под предлогом якобы «жёсткого контроля» со стороны моих родителей.

 

Спустя полгода она не выдержала и пришла ко мне, когда родителей ещё не было дома, удивительным образом сохранив робкие остатки надежды на возобновление наших странных отношений.

Честно говоря, она крепко меня достала железобетонной обороной своей неприкосновенности. Проще сказать, что мне надоело её уламывать, тем более, что красавицей она не слыла.

 

Короткий, словно резко обрезанный, нос немного уродовал её лицо, делая девушку непривлекательной. До той поры, пока не разденешь... Потому что в этом случае о лице напарницы по эротическому развлечению забываешь совершенно.

 

Мне не хотелось, чтобы одноклассники рано или поздно узнали о моих интимных встречах с такой непривлекательной особой. Я бы сильно понизил свой статус среди тоскующе-вздыхающей по Смородину женской половины класса.

 

Поэтому на этот раз я не стал предлагать ей раздеться, как было раньше, несмотря на её ожидание, а угостил её лимонадом и коврижкой, как и полагается при встрече с наивными дурочками-девственницами.

Это единственное блюдо, которое находилось на тот момент в нашем семейном часто пустующем холодильнике.

 

Кстати, внутренности нашего холодильника она умудрилась непостижимым, но в то же время самым тщательно-внимательным образом изучить во время нашей краткой беседы ни о чём. Эта наглость меня даже несколько покоробила.

Раньше она раздевалась бесплатно!

 

Не дождавшись моих уговоров (на которые она надеялась и в итоге, немного поломавшись, согласилась бы пойти навстречу), брошенная дева — с какой-то неистовой озлобленностью — в буквальном смысле сожрала предложенное угощение, нарочито чавкая, и в молчании мрачно удалилась.

 

«Свинья» — равнодушно подумал я ей вслед. Чувств к ней у меня изначально не было.

Я не обиделся на неё. Между нами всё было и осталось по-честному: «Она не даёт, а я — не трогаю». А если не раздевается, то и не смотрю!

 

На выпускном оставшаяся нетронутой моя бывшая подружка жертвенно порекомендовала меня своей более опытной товарке, которая ушла из школы после восьмого класса, не считая нужным без особой нужды мучить себя дурацкой учёбой.

Та, в отличие от упёртой девы, быстро оценила полезность полученной информации, сверхоперативно познакомилась со мной и, взяв за руку, повела к себе домой, не объясняя причины.

 

Дома она застала родителей и разочарованная вернулась ко мне, ожидавшему её в подъезде.

Не желая останавливаться на достигнутом успехе завоевания сердца известного поэта, она затащила меня (несмотря на грозные, многообещающие угрозы-предупреждения в мой адрес со стороны её бывших ухажёров!) в пришкольный яблоневый сад, где обучила меня науке французского поцелуя.

 

До большего не дошло.

Да и мыслей таких у меня не возникло. Так, только фантазии...

Я был благодарен ей за пристальное и приятное внимание к своей персоне, нуждавшейся в тесном контакте с доброй, бескорыстно «дающей» девицей.

Её поцелуй дорогого стоил, он сделал меня более опытным в эротическо-сексуальном смысле.

Я был доволен собой...

 

 

Попутно об эротике.

Изображения голого женского тела в семидесятые годы были доступны только в виде статуй и картин художественных музеев. Часть репродукции в стиле «ню» знаменитых художников перекочевала и на марки, коллекционированием которых я в школьные годы занимался. Разглядыванием этих произведений мальчики, достигшие пубертатного возраста, и удовлетворяли свой повышенный интерес к обнажённым вторичным половым признакам прекрасного пола.

 

В журналах и фильмах показ голой женщины был исключительной редкостью.

 

Иногда я ходил в кино на двухсерийный иностранный фильм только ради трёхсекундного эпизода, где мелькнут голые сиськи или половинка сдобной дамской задницы.

Если режиссёр и допускал для реализации художественного замысла скромно показанную постельную сцену, и та нещадно вырезалась суровой цензурой на местном уровне. Мстила авторам фильма за недомыслие.

 

Что говорить о семидесятых, когда даже в середине восьмидесятых секретарь Ивдельского горкома потребовала от директора единственного в городе кинотеатра вырезать сцену из фильма «Избранные» (с двухсекундной демонстрацией женских грудей герою Леонида Филатова), заботясь о морали и нравственности зрителя, живущего — с её слов — в «категорированном городе»!

Зон, и вправду, у нас хватало, но при чём здесь сугубо гражданский зритель?

 

Как-то раз я знакомился с домашней библиотекой у Абрамовых.

Я перелистывал пыльные книги, как вдруг из одной из них выпали несколько кем-то забытых фотографий. На чёрно-белых фотографиях были пересняты страницы импортного эротического журнала. Счастливые голые в полный рост зрелые, спелые женщины и молоденькие налитые девушки усладили мой взор.

 

Когда ко мне приехал из Семёнова мой двоюродный брат Серёга, я показал ему эти фотки, предупредив, чтобы он немедленно спрятал их, если в комнату случайно и не вовремя войдёт мать.

 

Мать как будто почувствовала что-то неладное и уже через минуту открыла дверь в нашу комнату. Бесшабашный Серёжа продолжал беззаботно рассматривать бесстыжие тела иностранных красоток.

 

«Откуда это?» — зарычала мать на меня.

Я вынужден был рассказать ей историю про свою находку.

Мать резким движением забрала фотографии и сердито насупившись удалилась.

 

«Ну что за идиот!» — подумал я про неосторожного Серёгу.

«Я же предупреждал тебя!» — расстроенно процедил я сквозь зубы.

Серёга виновато и тупо молчал.

 

 

 

§11. Предположения о существовании половой жизни в школе

 

 

Судить о том, занимались ли школьники физической близостью, могу лишь косвенно.

Смутно подозревая.

Иногда отчасти догадываясь.

 

Как-то раз я вошёл в двери школы и в углу под лестницей, поднимающейся на первый этаж, заметил известного на «щитках» (так назывались щитовые дома на улице Гончаровой и прилегающей к ней местности вдоль трамвайной линии) шпанёнка, прижимающего к стенке очень миловидную (нет, это слабоватый эпитет для описания внешности, я бы сказал: «пронзительно красивую») школьницу.

Та терпеливо молчала и не выражала активного протеста, только по выражению её лица мне стало понятно, что это всё ей очень-преочень не нравится.

 

Догадываясь, к чему могут привести дальнейшие действия распустившего руки шпанёнка, я не мешкая подошёл к нему и, будто в шутку, заявил: «Вызываю тебя на дуэль!».

 

Он сначала оторопел от неожиданности моего появления, стал обдумывать мои слова, приходя в себя от нахлынувшего было возбуждения, а потом собрался и парировал: «Выбирай оружие!».

Продолжая подчёркивать несерьёзность нашей беседы, я выпалил: «На вилках!».

Он опять удивился, но, немного поразмышляв, согласился: «На вилках, так на вилках…».

 

Девушка вырвалась, воспользовавшись тем, что я отвлёк изумлённого моей храбростью насильника, минутой ранее нашёптывавшего что-то угрожающее ей на ушко, и убежала.

Мы вполне мирно разошлись.

 

Но соперник не забыл ту мою выходку. И не простил.

Примерно через неделю шпанёнок увидел меня в коридоре на втором этаже и предложил пройти с ним в ближайший свободный класс.

В совершенно пустом классе, где почему-то и мебель в тот момент отсутствовала (возможно, этот класс готовили к ремонту), меня окружили его приятели.

Я оказался в самом центре круга, состоящим примерно из двенадцати человек.

Публика на первый взгляд была разношёрстной.

 

Местный хулиган напомнил мне об обещанной дуэли и сообщил, что сейчас принесут вилки для решающего сражения.

Я понял, что это явный перебор. Скорее всего толпа отморозков вознамерилась устроить мне нехорошую взбучку. Я трезво оценил неожиданно возникшую ситуацию.

 

Силы были неравными, но, тем не менее, обескураженные моей силой духа пацаны растерянно расступились, когда я решительно пошёл на них.

Так я беспрепятственно вышел из круга и проследовал прямо в учительскую.

 

Там я подошёл к директору школы, с которой наша семья была хорошо знакома со времён проживания по соседству в коммунальной квартире в доме на Перекопской.

Решительно прервав её разговор с одной из учительниц, я с возмущением рассказал ей о том, что шпана бесчинствует в стенах нашей школы, зажимая в тёмных углах девчонок и нещадно лупя мальчишек.

Она пообещала мне разобраться и принять соответствующие меры.

Шпанёнка и его компанию в школе я больше не встречал. Да и за пределами — тоже.

 

Что он намеревался сделать с хорошенькой школьницей и сколько жертв его сексуальных домогательств хранили результаты встречи с ним в тайне, не знаю. Но, думаю, что девственных школьниц он «попортил» немало.

 

Косвенно об этом могу судить по одной встрече.

Однажды мы с Васькой Вяхиревым вышли после окончания уроков на улицу, спокойно беседуя о чём-то, чтобы вместе разделить обратный путь домой (из всего класса только мы с Васькой жили на проспекте Ленина).

Как вдруг из ближайших кустов пришкольного участка на нас набросился разъярённый взрослый мужик (думаю, папаша одной из изнасилованных школьниц), и стал орать на нас: «Сволочи, когда вы перестанете девок портить?!».

 

Мы с Васькой изумлённо переглянулись. «Больно надо! Никого мы не портим!» — известил Васька взбешённого папашу.

Тот присмотрелся по-внимательней, определил, что мы выглядим как приличные интеллигентные мальчики и отстал от нас.

Мы двинулись по Гончарова в направлении к проспекту, а отец «испорченной» школьницы вернулся в свою прежнюю засаду в кустах.

 

Этот случай позволил мне думать, что половая жизнь в школе, успешно минуя меня, вовсю цвела и пахла.

Порой даже с элементами садо-мазо.

 

Дурачок, считал, что поцелуй на школьном этапе моей жизни — верх блаженства! Но та самая «вульгарная половая жизнь», переполненная ранее неизведанными наслаждениями (несмотря на моё упорное несчастливое неучастие в ней), бурно кипела вокруг!

 

Я уже рассказывал о рано созревшей и казавшейся нам очень взрослой Москвиной, которую «снимали» двадцатилетние парни прямо в школе, заставляя её отпрашиваться с урока. Наверное, вели её в мужской туалет, чтобы отсосала! Но об этом я тогда даже и не мог подозревать. Я был слишком хорошо воспитан и эти подробности каким-то образом миновали моих ушей.

 

Одноклассниц-«боевых подруг» взрослых парней можно и не перечислять, потому что очень рано начали свою половую жизнь все девчонки, ушедшие из школы в ПТУ после восьмого класса.

 

В качестве примера.

Вместе с Врулиной и Елутиной, которые были на год младше меня, училась «такая» Марина Батушева. Девушка так себе, средненькой внешности, но очень страстная.

Она подружилась с Леной Врулиной и вместе с ней обитала в Кстово и в деревне Толстобино.

Если подавляющее большинство из наших одноклассников еще не ведали поцелуя, то Марина вовсю освоила технику секса.

 

По моим прикидкам Марине едва исполнилось четырнадцать, но девушка, как говорится, «созрела».

В деревне она соблазнила взрослого мужика, старшего брата первого мужа Веры (родной сестры моей жены), и при первой возможности уединялась с ним для случки.

А тот, конечно, обрадовался представившемуся счастливому случаю оттрахать малолетку!

 

Узнал я об этом несколько позже, уже после окончания школы, из рассказов её подруг и сильно удивился мимикрической скрытности Марины.

В школе она выглядела как обычная советская школьница, ничем не выделяясь из серой массы учениц.

А вот поди ж ты!