Разговор в поезде
- Ты кого-то любила?
- Да ну. Я любить не умела.
- Что совсем никогда? Не стесняйся.
- Не в этом, блин, дело! Я сейчас назову пять причин, это точно тебя успокоит. Пять причин нелюбви... впрочем - нафиг. Не буду. Не стоит.
- Лучше я расскажу... В январе, вдруг, по тоненьким тропкам,
Что петляют от дома по саду, покажется звонким
Легкий скрип от шагов. Там, сливаясь с тенями от яблонь -
Промелькнет силуэт. Он огромный, плечистый, нескладный.
Я по льдистой дорожке бегу, и врезаюсь с разбега,
Так, что елки вокруг, чуть подпрыгнув, засыпали снегом
Темный драп сильных плеч.
...Как могла не сберечь...
А еще расскажу, как в апреле обрушились с елей
Водопадом снегА. И дорожки к утру леденели.
Но к десятому, вдруг по стеклу застучали капели.
А к двадцатому снова, как будто сбесились метели.
И по тонкому льду, онемевшего тихого сада
Он совсем уходил... улетал... Впрочем, что я...не надо.
У крыльца четкий след, как края у подрытой канавки,
Наспех брошеной в снег, перевернутой траурной лавки.
В доме стылая печь...
...Как могла не сберечь...
А еще я любила по осени в лес - до поляны.
И упасть под огромной сосной - навзничь, легкой и пьяной.
Онемевшие пальцы от жутко тяжелой корзины,
Сунуть мужу под мышку. И черной ядреной рябины
Пару ягодок в рот. И ему и себе. Горько. Терпко...
А грибы, уж под вечер вернувшись, тихонько соседке
Сплавить быстро, стыдясь. И к друг другу припасть... Только там, за оградкой
Я кусты не рябины ему посадила - смородины сладкой.
Память ранит, как меч.
...Как могла не сберечь...
Больше слушать ее и тревожить, я просто не стала.
И уснула она. Я, как дура, слетев с пьедестала
Той надменной стервозы, уткнулась в окно и застыла.
Мне хотелось завыть. Я неслышно и тонко завыла
- Да ну. Я любить не умела.
- Что совсем никогда? Не стесняйся.
- Не в этом, блин, дело! Я сейчас назову пять причин, это точно тебя успокоит. Пять причин нелюбви... впрочем - нафиг. Не буду. Не стоит.
- Лучше я расскажу... В январе, вдруг, по тоненьким тропкам,
Что петляют от дома по саду, покажется звонким
Легкий скрип от шагов. Там, сливаясь с тенями от яблонь -
Промелькнет силуэт. Он огромный, плечистый, нескладный.
Я по льдистой дорожке бегу, и врезаюсь с разбега,
Так, что елки вокруг, чуть подпрыгнув, засыпали снегом
Темный драп сильных плеч.
...Как могла не сберечь...
А еще расскажу, как в апреле обрушились с елей
Водопадом снегА. И дорожки к утру леденели.
Но к десятому, вдруг по стеклу застучали капели.
А к двадцатому снова, как будто сбесились метели.
И по тонкому льду, онемевшего тихого сада
Он совсем уходил... улетал... Впрочем, что я...не надо.
У крыльца четкий след, как края у подрытой канавки,
Наспех брошеной в снег, перевернутой траурной лавки.
В доме стылая печь...
...Как могла не сберечь...
А еще я любила по осени в лес - до поляны.
И упасть под огромной сосной - навзничь, легкой и пьяной.
Онемевшие пальцы от жутко тяжелой корзины,
Сунуть мужу под мышку. И черной ядреной рябины
Пару ягодок в рот. И ему и себе. Горько. Терпко...
А грибы, уж под вечер вернувшись, тихонько соседке
Сплавить быстро, стыдясь. И к друг другу припасть... Только там, за оградкой
Я кусты не рябины ему посадила - смородины сладкой.
Память ранит, как меч.
...Как могла не сберечь...
Больше слушать ее и тревожить, я просто не стала.
И уснула она. Я, как дура, слетев с пьедестала
Той надменной стервозы, уткнулась в окно и застыла.
Мне хотелось завыть. Я неслышно и тонко завыла
