Шинок-15

Монолог пятнадцатый

 

ПРО ЖИЗНЬ МОЮ

(Окончание)

 

Итак, дошли до закругленья,

Хотя округлые места

В моем дальнейшем изложеньи

Не попадутся

ни шута.

 

Увы, такая уж натура!

Как славно дело бы ни шло,

А вот возьму

да ляпну сдуру,

Себе, любезному, во зло.

 

Вот, помню, было при Хрущеве:

Жизнь забурлила,

как фонтан.

Тогда была свобода внове,

И кто же ею был не пьян?

 

И получаю я квартиру,

Хрущёвку,

с общим санузлом.

И задурил, ребята, с жиру,

Пришел с претензией в профком.

 

Представьте, мол,

я в ванной моюсь.

Ну а супругу в туалет

Приспичило...

Как дверь открою,

Ведь я весь в пене, с головою?

Тут никакой культуры

нет.

 

Потом, дурак,

еще два слова

Ввернул, не знаю для чего,

Мол, поглядеть бы на Хрущева,

Как это выйдет у него...

 

Все посмеялись.

А наутро

Приходит вызов в КГБ.

«Ну что, кулацкая лахудра,

Наш вождь не нравится тебе?

 

Наш быт советский не по нраву?

Тогда ты нам не друг,

а сэр.

Вас, недовольную ораву,

Пора метлой из СэСэСэР!»

 

И кэгэбист,

на ругань падкий,

Вскипел:

«В бараний рог согну!

Чтоб до утра собрал манатки —

И в Казахстан,

на целину!..»

 

Вот так и стал я освоитель

Земель целинных —

враг не враг,

Урала житель и не житель

И сибиряк не сибиряк.

 

А коли так —

даешь просторы!

Даешь и солнце и мороз!

Даешь саманные каморы

И зерноводческий совхоз!..

 

Вот где земли-то

испахали:

С утра садишься на «ДТ»

И по степной шуруешь дали

До горизонта и т. д.

 

А через сутки

жмешь оттуда,

И всё, ребятки, по прямой, –

И ни барана, ни верблюда,

Ни прочей живности какой.

 

Лишь видишь:

столбиком тушканчик

От удивления застыл.

«Араки» пропустил стаканчик

И дальше,

дальше покатил...

 

Ну,

летом мы по-царски жили:

В озёрах утки, караси.

А зимы –

победнее были,

Порою хоть саман

грызи.

 

Из-за пурги или мороза,

Бывало,

словно Божья длань, –

В продмаг все нет и нет завоза.

А без него делишки дрянь.

 

Продукты кончатся,

солярка,

И ёшь (как мы ругались) в клёшь! —

Кругами вскачь,

чтоб стало жарко,

Пока без сил

не упадешь...

 

Так

целину мы поднимали.

Да уж такая, знать, стезя.

Но суть не в том —

вдруг мы узнали,

Что степь распахать

нельзя.

 

Она становится

пустыней

И ей рожать уже невмочь...

Я сделался от злости синий,

Да синькой горю

не помочь...

 

Понятно,

это было позже,

А в ту эпоху, так сказать,

Я даже, вроде, как-то ожил,

Себя героем стал считать.

 

Послал деньжат

старушке-маме.

И, тем согласно временам,

Как протрубили весть

о БАМе,

Я сам отправился на БАМ.

 

И там,

в восточной нашей дали,

Там тоже было будь здоров!

И мерзли мы,

и голодали,

Кормя собою комаров.

 

И вот,

когда стальную ветку

Назло чертям мы провели,

Узнали,

что чертячьи детки

И тут нас крепко провели.

 

Такая уж, поверьте,

жалость,

Ну, прямо лучше и не жить:

По этой ветке,

оказалось,

Державе нечего возить...

 

Я разъярился,

трали-вали!

И вместе с бамщицей-женой

Вновь объявился

на Урале

И вот

завел шинок пивной.

 

Такая вот, друзья,

судьбина

(Горька, как водка, и крепка)

Крестьянского, простите, сына,

Невежи, лаптя, мужика.

 

А впрочем,

с этакой судьбою

Мы все в России рождены,

За исключеньем тех,

не скрою,

Кто в просторечьи —

«пузаны».

 

Ну ладно,

хватит на сегодня.

А то, что я «грузином стал»,

Так это Вася за три сотни

Меня таким нарисовал.

 

Я возмутился:

не похоже!

Какой-то, мол, не русский вид!

А он:

цени талант дороже,

Добьюсь и сходства,

говорит...