Падаль. Из Шарля Бодлера

Ты вспоминаешь ли теперь, скажи, моя отрада,

Тот тёплый вешний, лучезарный день,

Как мы нашли с тобою омерзительную падаль

На чёрном ложе из камней?

 

Ту, что сочилась ядами, ничтожными для духа,

И трупной скверной истекал живот,

И без стыда раскинув ноги, точно потаскуха,

Она казала кровь и пот,

 

Ждала, что всё разварит, в мерзоте её сияя,

Калёный солнца жгучий дым,

Разъятым возвратив Природе что она сваяла

Таким единым и живым.

 

Прах был уродливый цветок, как яд настойки чёрной,

Был мерзкий запах дик и груб.

О, ты почти упала, растерявшись изумлённо

На бездыханный труп.

 

И, испещерив плоть, над ним, змеясь оравой,

Мух страшный, тесный вился рой,

В кусках живых лохмотьев, словно горькая отрава,

Свивался чёрный строй --

 

Личинок мгла; и всё это шипело, и вздымалось,

Струилось смачной пеной брызг,

Оно дрожало, множилось, блистало, разрасталось:

В тлен возвращалась жизнь!

 

И так как будто музыка старинная звучала,

Что в ветре и воде полно,

Кружась ритмично и легко, как вешних вод журчанье,

Ссыпалось чистое зерно,

 

Стирались формы, как набросок, временем размытый,

И всё не больше, чем мечта.

По памяти закончит кисть свой контур позабытый

На ткани тёмного холста.

 

И где-то рядом из-за скал безумная собака

Рыча, оскалилась на нас,

За плоти неживой кусок готовая на драку,

И злом сверкал животным глаз.

 

Но ведь и ты не избежишь тлетворного влиянья,

Кривляний мерзкой смерти, разложения, гнилья,

Ты, солнечный мой день, ты, глаз моих сиянье,

Ты, ангел мой, ты, страсть моя!

 

Такой же станешь ты, прекрасная, живая;

И после отпеваний и молитв,

Всё ж ляжешь в землю ты, под травами, цветами,

Где смерть безликая царит!

 

Но всё ж, моя красивая, в тот сумрак бессердечный,

Червям, что будут целовать любимую мне плоть,

Скажу, моя богиня, что, безумным им, навечно

Твой образ, о моя мечта, и суть не побороть!