ЗАТЕРЯННЫЙ ГОРОД
Аудиозапись
1
И не был никто ни убит, ни изранен, ни проклят.
Над вымершей далью песчаное, тихое небо.
И всё-таки это война – в развороченных окнах…
И в сырости ветра – чудное свечение снега.
Молитвенный коврик на медленном фоне пожара.
И не было боя. И всё же затвор передёрнут.
Полынное поле. Распад головных полушарий.
Забытая кошка – в ладонь обгорелою мордой.
Солдаты фортуны. Бредовые слайды пейзажа.
Свечение снега. Небрито - угрюмые лица.
И кто-то вернётся… И может быть, кто-то расскажет
Про небо, несхожее с небом под Аустерлицем.
2
Курили. Говорили о мире.
Потом о войне говорили вдвойне.
Кофе остыл. Кто-то грустил.
Спать не хотели.
Ночь замерла.
Странные тени
легли в зеркала.
Наши?.. Чужие?..
Полуживые…
3
Термометр нервности…. В общем-то, так ли он важен?
На скомканных циферблатах потерянного не счесть.
Обугленная ирония плакатных многоэтажек:
«Добро пожаловать в ад!» – качается крыш жесть.
Тяжёлая огненность – газовый жир лестниц.
В полночи веерных выстрелов пороховой счёт.
Звёздам уснувшим о чём-то твердит месяц,
Жизни и смерти раскручивая волчок.
4
мусор
пропитанный знаньями
птицы клюют
у разрушенной школы
5
И город был мечен, и город был мрачен
у глиняных брустверов старых районов,
и средневековье словами Боккаччо
мучительно верило «Декамерону».
Но дело-то, собственно, даже не в этом,
и Рима в том городе мы не искали,
и только, казалось, на порохе лета
горячие ветры хрустели песками,
и в городе было уныло и голо
в суровом угаре невысохшей крови,
и так неуютно… и был мартиролог
дописан, и почерк неровен.
6
Мы не могли быть красивыми
Мы лежали в гробах
Бритоголовые
И похожие друг на друга
Как новорожденные дети
И наши вчерашние командиры
Сквернословя вполголоса
Курили
Не глядя на нас
7
В прищуре бойниц – пулемётное жало.
В глазах БТРа – военная осень.
Энтропия боли… и греет устало
прогорклое небо дымок папиросы.
Вторая война – утолённая прихоть,
прирученных мало, и тех, кто в ответе,
пожалуй, не больше… И светится тихо
в прожекторном круге ветер.
8
Почему мне так больно
от писем твоих
слишком ласковых писем
что могу я ответить
из этой страны
камуфляжа
этой черной
пропитанной кровью страны
где привычно
я слышу «аллаху акбар»
засыпая
и недетские взгляды детей
у разбитых домов
провожают меня
где в постскриптуме
кроме имен
офицерского
пьяного быта картинки
и всегда философия «решки – орла»
на гортанном чужом языке
Почему мне так грустно
от писем твоих
в этот город – фантом
обреченно летящих
9
Я выиграл жизнь…
Под ржавым дождем
среди одряхлевшего лета
металась дорога в стекле лобовом
в запале подфарного света.
И все, что осталось за копотью дней,
и все, что за временем сбылось –
тяжелая сытость военных полей
и лесополосная сырость, –
на детских губах запеклось молоком…
10
по одному
и бывает по нескольку
свозят убийц
и лежат они тихо
вжимаясь в неровности пола
с чёрными как смерть
мешками на головах
11
… И где-то за кадром затерянный город,
где каждый квартал напряжением вспорот
сквозного обстрела по «нашим» и «вашим»
за флагами блоков и плитами башен,
и каждому вволю простого «экстрима»
обманутой Трои…
12
Плечо привыкшее к автомату
В размытых границах дни
Глаза – осьминоги
влекущие в пропасть
звериных инстинктов
и слов
одинаково грубых
13
Параллельные окна тревожно темны.
Над покинутым лесом не будет луны.
Значит, некуда мчаться и некого ждать
В полосе полуснега и полудождя.
Над покинутым лесом не будет луны…
Возвращенное временем право войны…
Запредельное зеркало тающих луж,
Оцинкованных тел, расфасованных душ.
И ни с кем не делимая новая боль,
Под чужими ветрами, и всё же с тобой.
Параллельное время, чужая вражда
Полуснега и полудождя.
14
Дом
где прошло твоё детство
я никогда не увижу
он стал невидимкой
он просто живёт в твоей памяти
шумный
большой
довоенный
с расчерченным мелом асфальтом вокруг
Сейчас
на изрытом бульдозером пустыре
мне трудно представить
что ты пробегала здесь в школу
с бантами над хрупкими плечиками
Без шанса к реанимации
дома по соседству
В них плач привидений и смерть
И лучше наверно
что дом твой исчез
и ты
никогда не вернёшься к нему
15
Ящик Пандоры?.. И что же в нём было – не вспомнится…
Очередная любовница?.. Просто жена?..
Стерилизованных тел пулевая бессонница?
Над перепадами памяти – злая луна?..
Старый сценарий, зачитанный всеми, и всё-таки…
В брошенный город, в рентгеновый невод огней
Вывалюсь, путаясь в улицах нервами-стропами,
Всеми дорогами – за поворотами – к ней…
16
пусто
как после выстрела в висок
когда только вдох… выдох…
и всё
17
Я тоже был всадником в городе мёртвых.
Под белыми пальцами холод копья.
И ржавые листья по улицам жёлтым
Шуршали под шагом коня.
На ратушной башне глухими ударами
Надтреснутым боем – без четверти смерть.
И ангел, обломаннокрылый и мраморный,
В небо устал смотреть.
И плыло тепло остывающих сумерек,
В безветрии - хмурых домов белизна.
И я не казался ни зол, ни безумен
В безумии этого сна…
Я тоже был всадником…
И не был никто ни убит, ни изранен, ни проклят.
Над вымершей далью песчаное, тихое небо.
И всё-таки это война – в развороченных окнах…
И в сырости ветра – чудное свечение снега.
Молитвенный коврик на медленном фоне пожара.
И не было боя. И всё же затвор передёрнут.
Полынное поле. Распад головных полушарий.
Забытая кошка – в ладонь обгорелою мордой.
Солдаты фортуны. Бредовые слайды пейзажа.
Свечение снега. Небрито - угрюмые лица.
И кто-то вернётся… И может быть, кто-то расскажет
Про небо, несхожее с небом под Аустерлицем.
2
Курили. Говорили о мире.
Потом о войне говорили вдвойне.
Кофе остыл. Кто-то грустил.
Спать не хотели.
Ночь замерла.
Странные тени
легли в зеркала.
Наши?.. Чужие?..
Полуживые…
3
Термометр нервности…. В общем-то, так ли он важен?
На скомканных циферблатах потерянного не счесть.
Обугленная ирония плакатных многоэтажек:
«Добро пожаловать в ад!» – качается крыш жесть.
Тяжёлая огненность – газовый жир лестниц.
В полночи веерных выстрелов пороховой счёт.
Звёздам уснувшим о чём-то твердит месяц,
Жизни и смерти раскручивая волчок.
4
мусор
пропитанный знаньями
птицы клюют
у разрушенной школы
5
И город был мечен, и город был мрачен
у глиняных брустверов старых районов,
и средневековье словами Боккаччо
мучительно верило «Декамерону».
Но дело-то, собственно, даже не в этом,
и Рима в том городе мы не искали,
и только, казалось, на порохе лета
горячие ветры хрустели песками,
и в городе было уныло и голо
в суровом угаре невысохшей крови,
и так неуютно… и был мартиролог
дописан, и почерк неровен.
6
Мы не могли быть красивыми
Мы лежали в гробах
Бритоголовые
И похожие друг на друга
Как новорожденные дети
И наши вчерашние командиры
Сквернословя вполголоса
Курили
Не глядя на нас
7
В прищуре бойниц – пулемётное жало.
В глазах БТРа – военная осень.
Энтропия боли… и греет устало
прогорклое небо дымок папиросы.
Вторая война – утолённая прихоть,
прирученных мало, и тех, кто в ответе,
пожалуй, не больше… И светится тихо
в прожекторном круге ветер.
8
Почему мне так больно
от писем твоих
слишком ласковых писем
что могу я ответить
из этой страны
камуфляжа
этой черной
пропитанной кровью страны
где привычно
я слышу «аллаху акбар»
засыпая
и недетские взгляды детей
у разбитых домов
провожают меня
где в постскриптуме
кроме имен
офицерского
пьяного быта картинки
и всегда философия «решки – орла»
на гортанном чужом языке
Почему мне так грустно
от писем твоих
в этот город – фантом
обреченно летящих
9
Я выиграл жизнь…
Под ржавым дождем
среди одряхлевшего лета
металась дорога в стекле лобовом
в запале подфарного света.
И все, что осталось за копотью дней,
и все, что за временем сбылось –
тяжелая сытость военных полей
и лесополосная сырость, –
на детских губах запеклось молоком…
10
по одному
и бывает по нескольку
свозят убийц
и лежат они тихо
вжимаясь в неровности пола
с чёрными как смерть
мешками на головах
11
… И где-то за кадром затерянный город,
где каждый квартал напряжением вспорот
сквозного обстрела по «нашим» и «вашим»
за флагами блоков и плитами башен,
и каждому вволю простого «экстрима»
обманутой Трои…
12
Плечо привыкшее к автомату
В размытых границах дни
Глаза – осьминоги
влекущие в пропасть
звериных инстинктов
и слов
одинаково грубых
13
Параллельные окна тревожно темны.
Над покинутым лесом не будет луны.
Значит, некуда мчаться и некого ждать
В полосе полуснега и полудождя.
Над покинутым лесом не будет луны…
Возвращенное временем право войны…
Запредельное зеркало тающих луж,
Оцинкованных тел, расфасованных душ.
И ни с кем не делимая новая боль,
Под чужими ветрами, и всё же с тобой.
Параллельное время, чужая вражда
Полуснега и полудождя.
14
Дом
где прошло твоё детство
я никогда не увижу
он стал невидимкой
он просто живёт в твоей памяти
шумный
большой
довоенный
с расчерченным мелом асфальтом вокруг
Сейчас
на изрытом бульдозером пустыре
мне трудно представить
что ты пробегала здесь в школу
с бантами над хрупкими плечиками
Без шанса к реанимации
дома по соседству
В них плач привидений и смерть
И лучше наверно
что дом твой исчез
и ты
никогда не вернёшься к нему
15
Ящик Пандоры?.. И что же в нём было – не вспомнится…
Очередная любовница?.. Просто жена?..
Стерилизованных тел пулевая бессонница?
Над перепадами памяти – злая луна?..
Старый сценарий, зачитанный всеми, и всё-таки…
В брошенный город, в рентгеновый невод огней
Вывалюсь, путаясь в улицах нервами-стропами,
Всеми дорогами – за поворотами – к ней…
16
пусто
как после выстрела в висок
когда только вдох… выдох…
и всё
17
Я тоже был всадником в городе мёртвых.
Под белыми пальцами холод копья.
И ржавые листья по улицам жёлтым
Шуршали под шагом коня.
На ратушной башне глухими ударами
Надтреснутым боем – без четверти смерть.
И ангел, обломаннокрылый и мраморный,
В небо устал смотреть.
И плыло тепло остывающих сумерек,
В безветрии - хмурых домов белизна.
И я не казался ни зол, ни безумен
В безумии этого сна…
Я тоже был всадником…
