Пригрезился, быть может, водяной...
Пригрезился, быть может, водяной,
Приснился взгляд - под осень омут синий!
Но, словно я по матери родной,
Теперь горюю над лесной пустыней...
И что с того, что зайца из куста
Простой ошибкой принял я за беса,
Зато, как явь, певучие уста
Прослышал я в немолчном шуме леса!
Мне люди говорят, что ширь и даль
За лесом сердцу и глазам открылась,
А мне до слез лесной опушки жаль,
Куда ходил я, как дьячок на клирос!
Жаль беличью под елью шелуху
И заячьи по мелколесью смашки...
Как на мальчишнике засевшую ольху,
Одетую в широкие рубашки!
Жаль стежки лис, наброшенные в снег,
Как поднизи, забытые франтихой,
И жаль пеньки и груды тонких слег,
Накрытых синевою тихой...
Вздохнуть на них присядет зимний день
И смотрит вниз, не подымая взгляда...
И тень от облака да я, как тень,
Бредем вдвоем по дровяному складу...
А мужикам, не глядя на мороз
Приехавшим за бревнами на ригу,
Я покажусь с копной моих волос
Издалека похожим на расстригу!
1929
Приснился взгляд - под осень омут синий!
Но, словно я по матери родной,
Теперь горюю над лесной пустыней...
И что с того, что зайца из куста
Простой ошибкой принял я за беса,
Зато, как явь, певучие уста
Прослышал я в немолчном шуме леса!
Мне люди говорят, что ширь и даль
За лесом сердцу и глазам открылась,
А мне до слез лесной опушки жаль,
Куда ходил я, как дьячок на клирос!
Жаль беличью под елью шелуху
И заячьи по мелколесью смашки...
Как на мальчишнике засевшую ольху,
Одетую в широкие рубашки!
Жаль стежки лис, наброшенные в снег,
Как поднизи, забытые франтихой,
И жаль пеньки и груды тонких слег,
Накрытых синевою тихой...
Вздохнуть на них присядет зимний день
И смотрит вниз, не подымая взгляда...
И тень от облака да я, как тень,
Бредем вдвоем по дровяному складу...
А мужикам, не глядя на мороз
Приехавшим за бревнами на ригу,
Я покажусь с копной моих волос
Издалека похожим на расстригу!
1929