Послесловие книги Анатолия Чертенкова "Я родом из России"
Максим Швец
Санкт-Петербург
СТИХ СКВОЗЬ ПРОЗЫ, ИЛИ СМЕХ СКВОЗЬ СЛЁЗЫ АНАТОЛИЯ ЧЕРТЕНКОВА
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами,
что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
Велимир Хлебников
Анатолий Чертенков – поэт самобытный, именно это определение как нельзя лучше подходит к его творчеству. Несмотря на явные обращения к городскому романсу, к городскому фольклору, на котором воспитывался, так же, как Владимир Высоцкий, несмотря на близость к тем самым звукам и темам, к той же гражданской позиции и социальным мотивам, Чертенков имеет свой твёрдый и оригинальный поэтический голос.
– Я – родом из Вчера!
Я рос в стране портретов,
Где церкви на крови, а тюрьмы на крестах.
Я верил в коммунизм, и хоронил поэтов,
И в грязных кабаках топил в стакане страх…
…
…И тысячи ветров со мной пути скрестили.
И миллионы звёзд включили маяки…
Нет!.. Я – не из Вчера…
Я – родом из России!
Сегодня и всегда!
До гробовой доски.
Для него, как и для Высоцкого, основной составляющей творчества, краеугольным потенциалом, фундаментом и смыслом является смех. Но это не просто высмеивание пороков и курьёзов политики и социальной сферы жизни, это – смех как философская категория, как мировоззрение, как закон жанра, в частности. Не зря же герой его цикла или короткой поэмы «Легенда о палаче», палач основной своей задачей и целью своей деятельности считает уничтожение смеха. Вот признание этого, на самом деле, АНТИгероя –
В извечных странствиях за славой и успехом
Я попросил владыку тьмы и зла
Продать мне стрелы для борьбы со Смехом
И разрешить стрелять из-за угла.
Потому и многие стихотворения Чертенкова и даже рассказы неожиданно превращаются в сатирические произведения, в гротески, в фельетоны –
Решил я совесть сдать в ломбард.
Зашёл в шикарный зал.
В смятенье бросил робкий взгляд
На грозных вышибал…
…
…Но «шкаф» был опытен, умён,
Нахален, как паук.
Занёс меня в реестр имён
И совесть – хлоп в сундук!
– На, получай за вещь сполна
И дальше падай вниз,
Тебе дарует сатана
Бессовестную жизнь…
Всё же герой Анатолия одумался и решил вернуть заложенную вещь –
…«Шкаф» заскрипел
Что взять с него…
Открыл ногой сундук.
Но не увидел ничего
Ни в нём я, ни вокруг.
Лишь только старые штаны.
Да пыль. Да таракан…
А «шкаф» глядел со стороны
И водку лил в стакан…
Конец, прямо скажем, неутешительный, даже безутешный.
Чертенков часто использует приём макаронических стихов (с иностранными словами), что только усиливает комичность и сарказм, не поверку, трагических ситуации.
Глубокая искренность, чуткое отношение к произнесённому, речённому слову, духовная и душевная чистота делают поэзию А. Чертенкова близкой и открытой не только элитарному, продвинутому столичному читателю, слушателю, но и не искушённому, и провинциальному. Это придаёт творчеству поэта более глобальный статус общественного явления –
Боже праведный, Боже суровый!
Миром правит не вера, а сила.
Обронил я нечаянно слово.
А оно, – вишь, чего натворило…
*
И я вонзаю в строчки карандаш,
И кровью заливается бумага.
…
Господь не дал поэту прав на ложь,
А люди бьют за искренность и правду.
*
Давай поговорим о доброте!
Откроем окна. Двери – нараспашку.
Наденет солнце свежую рубашку
И в дом войдёт к живущим в темноте.
О милости давай поговорим!
О грустном вспомним, но совсем немного.
Врагов простим – как велено нам Богом.
И жизнь свою любимым посвятим!
Очевидная, но хитроумно продуманная и выстроенная простота сюжетов (многие или, точнее, почти все стихотворения и все, без исключения прозаические произведения Чертенкова имеют вполне определённый сюжет), эта простота не так проста, как может показаться.
Например, стихотворение «Четвёртый поворот» – это не что иное, как философия, метафизика метаморфоз – смертей и новых рождений, которую, в том или ином виде, исповедали многие поэты и раньше, и сейчас. К примеру – Николай Гумилёв, Николай Заболоцкий, Юрий Кузнецов, Алексей Ахматов…
И всё же у Чертенкова свой особый взгляд, особенное представление, и несомненная христианская, православная позиция –
Дороги нет!
Нельзя ни вверх, ни вниз…
О Господи! Душа слепа без света…
И Бог услышал и вернул мне жизнь,
Но поворот четвёртый спрятал где-то…
Человек, работающий на земле, обладает иногда недюжинным умом, не вопреки, а благодаря тому, что пашет и сеет, собирает урожай, держит домашних животных. Смекалка, хитринка, находчивость часто неотъемлемые черты деревенских жителей, имеющих обычно добрый нрав и спокойный характер. Таковы «чёрным по белому» герои Анатолия Чертенкова, кем бы они ни были – автомобилями, богатырями, птицами, людьми городскими или провинциалами. Такова жизненная позиция и критерий ценностей автора. Недаром журнал-альманах, который он издавал в Тихвине, назывался «Провинциал».
«Монолог автомобиля «Запорожец» …» –
Я по дорогам русским,
Ухабистым и узким,
Не ведая нагрузки,
Повсюду проезжал.
А надо мной смеялись,
Глумились, издевались:
Мол, если ты машина,
То ты – большой нахал!
…
Мне надоели лорды:
«Фольксвагены» и «Форды»,
Я «Запорожец» гордый
От фары до руля…
слишком явно перекликается со стихотворением чисто городского (питерского), хотя и родившегося в Сланцах, в провинции, нашего современника, которого, к сожалению, уже нет в живых, Василия Русакова –
«Запорожец» смотрит гордо –
Его морда, как у «Форда»,
Его цвет такого сорта,
Что не хуже, чем у «Форда»;
У него резина стёрта,
У него в салоне спёрто,
Он не годен для эскорта,
Но и он не хуже «Форда» …
Чертенков мастерски владеет всеми поэтическими выразительными средствами такими, как образ (троп), ритм, рифма, форма стиха.
Кажущаяся лёгкость создания текстов, на самом деле, требовала от поэта немалой работы. Анатолий Александрович, по его собственному признанию, постоянно возвращается к написанному, созданному ранее редактирует, дорабатывает или перерабатывает. От этого стихотворения становятся слаженнее, становятся крепко сбитыми, обретают плотность. Ярче блестит блеск, темнее сгущается тьма. Не останавливаться на достигнутом и идти дальше – это кредо творческой мастерской Анатолия Чертенкова.
И всё же есть разница в уровне стихотворений, написанных раньше и тех, что созданы позднее. Конечно, первоначальный вид первых мог существенно преобразиться, но всё равно в них чувствуется какая-то юность, непосредственность, наивный, подчас, максимализм, отчасти ощущаются влияния старших собратьев по перу.
Со временем стиль и слог поэта полностью сформировался, созрел, Чертенков стал увереннее, свободнее, смелее, чётче, я бы сказал. Пришли более сильные и глубокие обобщения, более серьёзные темы.
Поразительна, скорее всего, не только не осознанная, но даже сверхреальная связь-перекличка с не так давно ушедшим от нас поэтом, Юрием Кузнецовым.
Возможно, Чертенков и не встречал книги или публикации Кузнецова никогда. И, тем не менее, мистическая, почти сказочная мифология-фантастика Кузнецова чуть ли не напрямую пересекается с творчеством Анатолия.
Читая у Чертенкова о погибшем солдате, вернувшемся в родной дом, чтобы уже навсегда проститься с близкими, невольно вспоминаешь похожую ситуацию у Кузнецова – в стихотворении «Четыреста» своеобразную притчу о судьбе отца, как бы, выражаясь церковным термином, о посмертных его деяниях.
Близость двух поэтов, их тем, настроений, взглядов и чувств – вполне понятна. Идеи витают в воздухе, в особенности – среди современников.
Разумеется, Анатолий Чертенков поэт независимый и свободный. Он, несмотря ни на какие новые веяния и современные авангардные изыски, верен своему главному слову.
